Маргарита Южина - Ярмарка тщеславных невест Страница 37

Лена вдруг вспомнила, что она завтра решила простить Наумова. Вот так взять и отпустить ему все грехи.

– Нет, у меня, наверное, не получится в субботу… – нерешительно сказала она. – У меня тут одно дело…

– А давай так! – задергала ручками Анфиса. – Завтра я к тебе забегу…

– Лучше позвони.

– Ну хорошо, значит – завтра я к тебе звоню, и ты мне рассказываешь – получилось у тебя это твое дело или нет, хорошо? Если получилось… ну что ж, звезду тебе в лоб. А если не-е-ет…

– Да чего сейчас говорить, давай до завтра, – предложила Лена и стала подругу выпроваживать.

На сей раз Анфиска не сопротивлялась. Она быстренько попрощалась и легко понеслась вниз по лестнице.

– Мам, чего она опять хотела? – вышла из своей комнаты Маринка.

– Да ничего… – вздохнула Лена и обернулась к дочери. – Марин, ты, если что, в субботу к бабушке съезди, а? И не была уже давно, она ругается, и… черт его знает, может, у меня все получится, а?

Маринка оживилась, дернула бровью, но больше виду не подала. Только клюнула мать в щеку.

– А ты мне потом все расскажешь, а?

– Нет, только то, что тебе можно.

– У-у-у-у, если бы мне было это можно, зачем бы ты меня отправляла… – прогнусавила догадливая девчонка и увернулась от матери, которая шутливо замахивалась на нее газетой.

Утром Лена проснулась ни свет ни заря. Она так волновалась, что пока красилась, два раза ткнула себе в глаз кисточкой, так тряслись руки. И помада как-то сразу не легла.

– О! Ты прям как эта… – вякнула полусонная Маринка, направляясь в ванную. – Прям как наша литераторша. У нее всегда губки вот так вот… по всей морде раскиданы… и красивенько так…

– Марина!! Нельзя говорить «морда»!

– Я ж не матерюсь! – вытаращилась Маринка. – Мам, а если б ты посидела у нее на уроке, ты бы выматерилась, честное слово!

Кое-как накрасившись, надев все тот же новый костюм – у Лены в нем так выгодно смотрелась фигурка! – она направилась на работу.

К Наумову она решила сходить на большой перемене. Ну а когда ж еще? Конечно, лучше было бы дождаться конца уроков, но кто его знает, вдруг он опять унесется куда-нибудь!

Уроки она вела будто в тумане. Потому что все продумывала, какие слова она ему скажет. То есть она вот так к нему подойдет… или нет, она подождет его возле окна, там как раз есть такое местечко… или ему лучше написать эсэмэску?

– Елена Анатольевна! – выдернула ее из грез низенькая Олеся Круглова. – Елена Анатольевна. Вас зовут.

Она обернулась. В дверях стояла Валентина Адамовна и терпеливо ждала, когда Лена ее заметит.

– Ой, Валентина Адамовна! – вспыхнула Лена. – А я вот все думаю… над вашим предложением. Прямо всю голову сломала.

– Елена Анатольевна, а я к вам по другому вопросу… выйдите на минуточку…

Лена вышла, и по ее спине тотчас же поползли неприятные мурашки.

– Что-то случилось? – постаралась спросить спокойно Лена.

– Не волнуйтесь, все нормально, – замахала ручками директриса. – Я просто… просто я хотела вас попросить… Может, вы поговорите с Арсением Андреевичем, а? Ну так жалко, что он уходит. Ведь замечательный педагог! И дети его любят, и материал он объясняет доходчиво. И главное, ведь год-то еще не закончился! А он детей бросает!

Лена не могла понять, чего от нее хочет эта славная молодая женщина?

– Погодите… куда он уходит? Когда? – засыпала ее вопросами Лена.

– Что значит – когда? Да он уже ушел! А вы что – ничего не знаете? – округлила глаза та.

Лена молча качала головой.

– Ну… тогда я уже и вовсе ничего не понимаю, – развела руками директор. – Ушел он от нас. Прямо сегодня и удалился. Не хотела отпускать, так он сказал, что ссориться не хочет, но работать больше ни дня не останется. И ушел.

– Вот гад, а? – шлепнула себя по бокам Лена. – Ведь только-только собралась, а он…

– Так, значит… значит, все правда, вы поссорились… и никто теперь с ним не переговорит… А меня уверяли, вы имеете на Арсения Андреевича просто магическое влияние! Просто магическое!

– Так ведь видите же… сбежал он от моей магии… – тяжело вздохнула Лена, и с горя тут же набрала знакомый телефонный номер. – Алло! Анфиса? Собирай в субботу кого хочешь… Будем поминки праздновать…

– Ленка!!! У тебя все получилось, да? Или наоборот – ни хрена не вышло!! – задыхалась от радости подруга.

– Да… теперь это уже не имеет никакого значения, – равнодушно проговорила Лена.

Но директор школы вовсе не намерена была вот так бросать свою сотрудницу, когда речь шла о поминках.

– Елена Анатольевна! Какие поминки? – всерьез обеспокоилась она. – Вы что, хотите его убить? То есть чтобы он никому не достался, вы хотите его… того – крык по горлу, да? И чтоб его уже не было, да? И потом уже все – поминки, да?

– Валентина Адамовна… – глядя в окно, глухо проговорила Лена. – Это не чтобы его уже не было, это… потому что… меня уже нет…

В субботу Маринка, как и обещала, унеслась к бабушке. А Анфиска прибыла пораньше, чтобы накрыть стол, кое-что приготовить по мелочи, потому что все основное она, как и Варька, заказала в ресторане. Ну и чтобы привести комнату подруги в порядок, потому что справедливо считала, что та палец о палец не ударит. Так и было. Лена долго валялась в кровати, потом бродила по комнате лохматая, неприбранная и все время нудила, бурчала, ворчала и вообще – вела себя отвратительно.

– Лена! – наконец не выдержала Анфиска, когда до прихода гостей осталось полчаса. – Лена! На вот, возьми деньги и… сделай мне приятное, сходи в парикмахерскую, а?

– Зачем? – уставилась на деньги Лена.

– Затем! Мне стыдно, что у меня подруга, как посетительница ночлежки!

– Вот дура-то, – удивилась Лена. – Главное, в моей квартире…

– Лена!! Иди в парикмахерскую, и пусть из тебя там сделают человека!!!

Она не стала сопротивляться. Она собралась и отправилась в парикмахерскую. Она будет сидеть там долго-долго, она попросит, чтоб ей сделали самую долгую прическу, чтобы ее накрасили, чтобы маникюр-педикюр, чтобы… чтобы она пришла, а дома уже и нет никого. А она вся такая нарисуется краса-а-а-вица! Вот Анфиске отвратно будет: столько денег – и на ветер!

Ее терзали даже больше, чем она хотела. Время шло, а ей все кромсали волосы, все подкрашивали ресницы. Рисовали брови, завивали кончики прядей, пудрили лоб… Что с ней делали, Лена даже и не помнила толком, потому что она просто сидела, смотрела в зеркало и спрашивала сама себя: «И какого черта тебе не нравилось, когда тебя носили на руках? И чего ты выпендривалась, когда он с тебя сдувал пылинки? И что ж ты кочевряжилась по каждому поводу?» И потом… какая разница, когда началась эта любовь, но… Ленка только сейчас поняла – а ведь она любит этого Наумова. Такого молчаливого, длинного, носатого, с умными и притом наивными глазами, любит!!! И ничего тут не поделаешь! И какого черта она не могла понять этого раньше?! И вообще, чего сейчас-то сидеть и нюнить?..