Обновлённая любовь - Лорен Ашер Страница 37

— Ты ищешь что-нибудь конкретное?

— Что-нибудь о голубом доме основателя.

— Ох.

— Ты слышала о нем?

— Трудно найти человека, который бы не слышал, — она протягивает мне связку с ключами. — Вырезки должны быть расположены в хронологическом порядке по годам, а проектор находится в комнате рядом с уборной, если он вам понадобится.

— Спасибо! — я выхватываю ключи.

— Библиотека закрывается через час, — добавляет она.

— Мы успеем! — я направляюсь к шкафам с документами в задней части библиотеки.

Джулиан молчит, пока я просматриваю первый ящик с газетами «Еженедельник Вистерии», датируемыми концом 1890-х годов, когда был основан город. Я просматриваю заголовки, ища любую информацию, которая может оказаться полезной.

После первых пятидесяти вырезок глаза разбегаются. С такой скоростью я успею просмотреть газеты только за четыре года, прежде чем библиотека закроется.

Непрерывное постукивание пальцев Джулиана по экрану его телефона не помогает, и я начинаю хмуриться.

— Я знаю, что это невыполнимая для тебя просьба, но может быть, ты хотя бы попытаешься быть полезным?

— Ты и не просила.

Да как он смеет так говорить? Я уверена, что если бы Джулиан загорелся, он бы сделал все возможное, чтобы потушить себя самостоятельно, прежде чем просить кого-то о помощи, потому что он слишком упрямый.

Но это не значит, что ты должна быть такой же.

— Ты не мог бы мне, пожалуйста, помочь?

— Мне нравится, когда ты говоришь «пожалуйста», — его глубокий баритон делает с моей нижней частью тела то, что должно считаться незаконным.

Я захлопнула ящик с такой силой, что шкаф затрясся.

— Козел.

— Милашка, — он бросает мне в лицо мое старое прозвище. Когда-то давно, когда я на спор выиграла конкурс красоты после того, как он утверждал, что я не смогу занять место в тройке лидеров, «милашка» было любимым прозвищем Джулиана для меня.

Он не называл меня так со времен колледжа, сразу после того, как поцеловал до потери сознания.

Поцелуй, о котором он тут же пожалел.

К черту его.

Я открываю первый попавшийся под руку ящик и указываю на лежащую перед ним папку.

— Просмотри страницы на предмет чего-нибудь, связанного с домом, Джеральдом Бейкером или кем-то по имени Франческа.

— Кажется, я что-то нашел, — Джулиан переводит взгляд на вырезку в своей руке.

— Что? — после тридцати минут поиска я не могу сдержать волнения в своем голосе.

— Иди сюда, — Джулиан ведет нас к ближайшему столику.

Он выдвигает мне стул и ждет. Я сажусь, и кончики его пальцев проходят по моим лопаткам, когда он подталкивает меня ближе к столу. К счастью, мой резкий вдох не слышен за скрежетом ножек стула об пол.

Рука Джулиана прижимается к моей, когда он указывает на заголовок. Мое тело склоняется к его прикосновению, прежде чем я вырываюсь из-под его чар.

— Джеральд умер до того, как дом был полностью завершен.

Я моргнула.

— Нет!

— Смотри, — он подсовывает мне статью, а затем отодвигает свой стул.

Я читаю газету, нахмурившись. По словам репортера, Джеральд умер от бактериальной инфекции, его пережили две собаки. Городские источники, близкие к Джеральду, упоминали, что он отказался ложиться в больницу, потому что хотел умереть в комфорте своего не достроенного дома.

У меня щиплет глаза.

— Это так чертовски грустно.

— Подобные истории заставляют меня радоваться, что я родился после изобретения пенициллина.

Я смотрю на зернистое изображение Джеральда, держащего лопату перед участком земли.

— Он так и не дожил до того момента, когда его дом будет достроен.

— Похоже, что нет.

— Или до женитьбы на своей настоящей любви.

— Не многим это удается, — в его голосе слышится легкая укоризна.

— Должно быть, у нее было разбито сердце, когда она получила известие о его смерти.

— Почему?

Я отпрянула назад.

— Что значит «почему»? Ведь они любили друг друга.

— Если бы она действительно любила его, она бы с самого начала была на его стороне.

— Это он сказал ей, чтобы она не приезжала, пока город не будет достроен.

— Значит, это была ее ошибка, что она его послушала.

Я не могу избавиться от чувства, что защищаю Франческу и ее выбор, особенно когда вижу частичку ее в себе.

— Она ждала его, писала ему письма и мечтала о том, что однажды они поженятся несмотря на то, что все шансы были против них. Так поступают люди, когда влюбляются.

— Это ты так говоришь.

Дерзость этого мужчины.

— Для человека, который никогда не был влюблен, у тебя слишком много мнений на этот счет.

Вена на его шее пульсирует с каждым неровным ударом сердца.

Я продолжаю:

— А что, если это он не хотел рисковать ради нее? Что, если она умоляла быть с ним, но он снова и снова отказывал ей? Он мог бы в любой момент предложить ей выйти за него замуж, и, возможно, ее отец согласился бы, потому что хотел как лучше для своей дочери.

— Слишком много предположений.

— Это ты делаешь поспешные выводы, осуждая ее за то, что она не была достаточно храброй, чтобы быть с ним, тогда как, возможно, это он слишком боялся риска. Может быть, ему следовало строить жизнь с ней, а не возводить стену, чтобы отгородиться от нее.

Черт. Черт. Черт!

Его кулак сжимается и разжимается, лежа на столе.

— Далия…

Мой взгляд возвращается к газете в худшей попытке скрыть покрасневшее лицо.

— В любом случае, Джеральд, скорее всего, и есть тот самый призрак, так что тайна раскрыта.

— Я никогда не осуждал тебя, — несмотря на то, что он говорил шепотом, с таким же успехом он мог прокричать эти слова.

— Я говорила о Франческе, — я встаю.

Он делает то же самое.

— Забавно, потому что на мгновение мне показалось, что ты говоришь о нас.

Мое горло словно обхватили обеими руками и сжали.

— Это довольно самовлюбленное предположение с твоей стороны.

— No mames. Háblame62.

Я отвожу взгляд от его сжатых кулаков.

— Ты опоздал с этим разговором лет на десять, тебе не кажется?

— Очевидно, это было большой ошибкой.

— Ты говоришь это не в первый раз.

Он открывает рот, но тут же захлопывает его.

По правде говоря, я могу дать Джулиану сотню разных шансов объяснить свой выбор оттолкнуть меня, но это не изменит той правды, которую он сделал до боли очевидной.

Я была ему не нужна.

Горький смех подкатывает к горлу.

— Все в порядке.

— Я никогда не хотел причинять тебе боль, — он разоблачает мою неуверенность одним предложением.

— Ты и не причинял, — лгу я.

— То, что я сделал… — его голос затихает.

Хорошо. Мне так