Ширли Лорд - Сторож сестре моей. Книга 2 Страница 38

К великому облегчению Норриса, Бенедикт широко улыбнулся, потом рассмеялся, как будто услышал хорошую шутку.

— Конечно, приятель. Конечно, хочет. Она в восторге, и мы оба нисколько не сомневаемся, что нокаутируем конкурентов и займем первое место в этом десятилетии.

Норрис ответил Бенедикту такой же улыбкой. Это был нелегкий шаг для Бенедикта Тауэрса — решить назначить его исполнительным директором чего-либо, носившего фамилию Тауэрс. Если ему удастся занять оба места, Чарльза и Римера, а он не сомневался в своих возможностях, он станет еще богаче, чем даже сейчас, и тогда он уйдет на покой через несколько лет и отправится в кругосветное плавание со своей женой, которую он до сих пор называл своей девушкой.

— Тебе известно, Чарльз получил изрядное наследство от матери…

Норрис удивился, услышав, что Бенедикт снова заговорил о Чарльзе — возможно, для того, чтобы оправдать то, что он только что сделал, лишив Чарльза всякого доступа к столь любимому им косметическому бизнесу. Бог знает, чего еще его там лишили, если говорить о частном завещании Бенедикта.

В полном молчании Бенедикт продолжал:

— Если он не разорится на Уолл-стрит, он спокойно может взять свои деньги, когда захочет. Я лишь хочу удостовериться, что не облегчил ему задачу сейчас — субсидировать врага моей жены. Когда я увижу, что эта опасная связь прекратилась, тогда я опять начну признавать его своим сыном и наследником. Если она когда-нибудь прекратится… — он тяжело вздохнул.

Снова никто не издал ни звука.

— Ладно, Норрис, я думаю, это все. Вон та штука, — он указал на другую объемистую пачку документов у себя на столе, — мое частное завещание. Я должен обсудить сейчас кое-какие пункты с Филлипсом.

Уходя, Норрис слышал, как Бенедикт сказал с большим энтузиазмом, последнее время ему совсем не свойственным:

— Это не займет много времени, верно, Филлипс? Я собираюсь сам заехать за детьми и свозить их сегодня днем на новую фабрику готовой продукции «Луизы Тауэрс» в Нью-Джерси. Я не могу везти их рано утром, знаешь ли.

Меньше года понадобилось Чарльзу, чтобы признать, что интуиция не обманула его с самого начала: на Уолл-стрит у него нет будущего. Он скучал по своей прежней работе в косметическом бизнесе; это занятие отвечало его природным склонностям, и теперь, учитывая, что «Луиза Тауэрс» недавно превратилась в самостоятельную компанию, его интересовало, нет ли у него шанса вновь возглавить международный отдел компании при условии, что ему не придется слишком часто сталкиваться с Луизой. И в этом отношении он тоже себя успокаивал: возможно, после всего случившегося к ней вернулся рассудок. Может быть, постыдный эпизод в его кабинете как-то связан с менопаузой или прочими непонятными вещами, которые происходят с женщинами ее возраста.

Он пригласил Норриса на ленч, намереваясь посоветоваться с ним, и когда они перешли к кофе, тот сказал ему без предисловий, что если Чарльз захочет вернуться в фирму «Луиза Тауэрс», то, без сомнения, ему поставят некое условие.

— Ты знаешь своего отца. Он слишком остро реагирует на определенные вещи, излишне строг к некоторым людям. Однажды приняв решение, он ни за что его не изменит. А он решил, что Наташа — источник неприятностей, причина твоего ухода из компании, причина многих неурядиц. Я не хочу во все это вникать; откровенно говоря, я не знаю подоплеку разрыва и знать не хочу, но я уверен, что Наташа не сможет по-прежнему быть частью твоей жизни, если ты вернешься в компанию.

Чарльз взорвался.

— Прошло время, когда отец диктовал мне, что мне делать со своей личной жизнью и, возможно, с профессиональной карьерой тоже.

Он встал, холодно пожал руку Норрису и удалился. Норрис не обиделся на него; он знал, что поступил правильно, заговорив о Наташе.

Осенью 1973 года, после ленча, сдобренного изрядным количеством бренди, Бенедикт поделился с Чарльзом некоторыми своими планами относительно будущего компании «Луиза Тауэрс» после своей смерти.

— Ты поторопился уйти, Чарли, мальчик мой, — сказал Бенедикт, расслабившись, небрежно откинувшись на спинку стула, словно ничто на свете его не заботило. — Я говорил Норрису, что не могу положиться на тебя в том, что ты крепко возьмешь бразды правления и не сбавляя скорости поведешь «Луизу Тауэрс» полным ходом вперед, если мы с Луизой уйдем. Я должен сохранить компанию для следующего поколения, — он с грустной задумчивостью посмотрел на сына. — Знаешь, все это в конечном счете перейдет к Кику. Если бы ты держался за фирму, она могла бы стать твоей, но у тебя извращенные ценности; ты слишком долго путался с этой женщиной…

Это было слишком. Чарльз вскочил, красный и разъяренный.

— Я «держался» за фирму? Да я выворачивался наизнанку ради компании, а ты пальцем не пошевельнул, чтобы прекратить досужие, глупые сплетни; ни ты, ни Луиза не сделали ничего достойного, чтобы остановить угодливых…

— А, пошел к черту. — Его отец пролил бренди на стол. — Иди к черту со своей чешской потаскухой. — Он закрыл глаза. Казалось, он не отдает себе отчета в том, что говорит. — Сьюзи была права… «чешское вторжение»…

Но Чарльз не собирался больше выслушивать его.

В тот вечер Чарльз впервые не остался глух к планам Наташи на будущее, о котором она часто говорила: о будущем, которое они могли разделить в профессиональной области, если уж им не суждено этого в личной жизни. У него были деньги из наследства матери. Даже если он никогда больше не получит ни цента от отца или «Тауэрс фармасетикалз», он был в состоянии начать собственное дело.

— Всего лишь маленький салон косметических средств для ухода за кожей с хорошо организованным, чистым цехом и добросовестным обслуживанием, — мечтательно говорила Наташа, как она уже не раз делала раньше. — Только оглянись вокруг. Американской женщине так нужна помощь; не всем по карману модные универсальные магазины, институты, щеголяющие высокими ценами. Мы можем найти что-нибудь скромное, что-то такое, что уже продается в больших магазинах — как вы говорите, на массовом рынке — вроде Формулы 405. Одно специализированное средство по уходу за кожей… Нечто, на основе чего мы можем потихоньку открыть свое дело. Мы сможем это.

Чарльз слушал сквозь туман боли, но какая-то частица Наташиного воодушевления и убежденности проникала сквозь завесу. Приходится признать, что после смерти Сьюзен вместо того, чтобы сблизиться, они с отцом стали почти чужими друг другу. Что касается Луизы, однажды потерпевшей поражение, дважды отвергнутой, он никогда не сможет попросить ее помочь ему — и, конечно, Наташе — в той или иной форме. Он никогда не рассказывал Наташе о сцене с Луизой в своем кабинете и никогда не расскажет. Это доказывало только одно: Наташу явно никогда не примут в семью Тауэрс. Луиза уж об этом позаботится. Он снова вспомнил слова отца, сказанные после ленча. Они ярко запечатлелись в его памяти. Неужели отец так его ненавидел?