Омут (СИ) - "novel2002" Страница 38

Пока он размышлял над этой загадкой, Мастер потянул за лодыжки, заставляя Егора вытянуть ноги, и забрался на него сверху. Сел, и его тяжелый, горячий член влажно скользнул по бедру. Егор заставил себя промолчать, хотя на самом деле очень хотел прокомментировать с самым что ни на есть едким сарказмом отличнейший стояк Мастера. Тот хотел его, несмотря на эти непонятные колебания. Хотя. Возможно, Егор ошибался, и Мастер хотел не его самого, а просто, как обычно, завелся от своих изощренных ласк и всего лишь желал разрядиться.

Сдержав рвущийся из груди грустный вздох, Егор растянул губы в самой холодной из улыбок, чтобы показать, что ему плевать на такое отношение. Но эта улыбка была мгновенно стерта с лица, когда Мастер, дыхнув на подбородок теплым дыханием, начал медленно и с чувством целовать его. Теперь тот не колебался и не останавливался. Все требовательнее ласкал и гладил, и, похоже, их чувственная, досадно прерванная игра продолжалась.

Досада, сарказм и холодность были тут же отброшены. Испарились, растаяли, как первый снег, и Егор с настоящей, искренней радостью включился в этот затягивающий ритм прикосновений и поцелуев.

Мастер просто зацеловал его лицо и шею. Загладил ладонями грудь и плечи. Скользнул ласковой ладонью по животу и обхватил пальцами оба члена. Тесно прижал их друг к другу и начал легонько надрачивать. Нежил, голубил оба ствола так, будто они были одним целым, и от этих бережных движений к Егору очень скоро снова вернулось полновесное возбуждение.

Черт с ним, с сексом, решил тот, когда Мастер в очередной раз очень ласково провел пальцем по головке, заставив Егора задохнуться. Пусть все будет так, как хочет Мастер, лишь бы он не прекращал больше это бесконечное, такое приятное трение.

Егор позволил себе увлечься, забылся в ровном ритме гипнотизирующих покачиваний и очнулся лишь тогда, когда Мастер приподнялся с его бедер, покрепче ухватился за член и начал медленно, но очень настойчиво на него насаживаться.

Дыхание пресеклось, весь Егор задеревенел, когда почувствовал, как головку неимоверно сильно сдавило со всех сторон. Ощущения были крайне неожиданными и довольно болезненными. Как только головка прошла кольцо твердых, нещадно мнущих ее мышц, Егор резко вдохнул, захлопнул рот и зашипел сквозь зубы тихие проклятья. Мастер замер, давая ему, да и самому себе возможность привыкнуть к этой боли. Дышал он при этом быстро и поверхностно, а его бедра мелко дрожали от напряжения. Горячий пот капал на грудь Егора, когда Мастер крупно вздрагивал, как норовистый арабский скакун, взмыленный после долгой скачки.

После двух предыдущих сеансов Егор мог ожидать от него чего угодно. Прекрасно понимал, что он далеко не первый и, конечно же, не последний клиент у Антонио, и тот должен быть сильно растянут, даже если не всем клиентам позволяет вставить себе. Но он совершенно не ожидал, что Мастер будет столь узок, почти как девственник, который никогда даже палец в себя не засовывал, не то что чужой член.

«Неужели пластику сделал?» - крутилась у него в голове навязчивая, больная, неуместная и крайне возбуждающая мысль.

Егор представил, как обнаженный Антонио лежит на хирургическом столе, широко раскинув ноги, а врач с закрытым марлевой повязкой лицом методично работает иглой, стягивая надрезанные края, чтобы сделать их снова такими же узкими, как прежде. Когда эта нездоровая фантазия четко оформилась в голове, Егор почувствовал, как его тело становится невесомым и куда-то медленно проваливается, а перед закрытыми глазами начинает вращаться непроглядная тьма, как будто какой-то черный омут затягивает его на глубину и топит в беспамятстве.

Он сильнее уперся затылком в подушку, чтобы остановить эту карусель, вцепился в связывающие его кожаные ленты и прошептал тихим, просящим, каким-то совершенно не своим голосом:

- Легче… Не насилуй себя…

Бедра Мастера напряглись, сдерживая дрожь, а его тяжелое дыхание затихло. Покачнувшись, тот последовал совету и очень-очень медленно, с секундными перерывами насадился на Егора до самого корня.

<center>***</center>

Зубы до скрипа сжимали скрученное в жгут полотенце. Максиму казалось, что еще немного, и он прокусит ткань насквозь. Пот градом катился по скулам, срывался с подбородка и капал на грудь закаменевшего под ним Дальского большими пахучими, скорей всего, неприятными каплями, но Максиму в этот момент было начхать на эстетство. Все силы он бросил на то, чтобы заставить себя несмотря на режущую внутренности боль принять Дальского до конца. Станислав что-то взволновано бормотал ему в ухо и, кажется, просил остановиться, но Максим только сердито отмахнулся, жестом приказывая ему замолкнуть. Рискуя сломать челюсть, давил и перетирал меж зубов тканевые волокна и плавно опускался сантиметр за сантиметром до тех пор, пока не коснулся ягодицами взмокшего от испарины бедра Дальского.

Сдерживая истеричную дрожь, замер, ссутулил плечи и оперся на грудь Егора, чтобы не завалиться на него в приступе слабости, охватившей разом все тело от макушки до кончиков пальцев. Если бы кто-то посторонний увидел его сейчас со стороны, он ни за что не узнал бы Максима. В этот момент в том не было ничего элегантного и эффектного. В этом дрожащем от изнеможения и боли обнаженном человеке невозможно было рассмотреть того уверенного в себе, язвительного франта, которым он представал на публике. И Максим был несказанно рад, что никто, кроме Станислава, не видит его таким. Станислав же видел его всяким: и стенающим от невероятного наслаждения, и плачущим от невыносимой боли, но больше никому, кроме него, Максим не желал демонстрировать себя, находясь в такой унизительной беспомощности. И особенно он не хотел, чтобы таким его увидел Егор.

Стоило Максиму усесться на член, как недобритые им ранее волоски, разросшиеся в паху Дальского, тут же с мрачным приветствием и злобной мстительностью защекотали ему голую задницу. Но тот лишь слабо усмехнулся, отметив краем сознания их пикантные претензии, и сосредоточился на всех остальных, менее радостных ощущениях.

Он слишком давно никого не впускал в себя. У него не было привычки играть пальцами с задницей во время дрочки или подставлять дырку пальцам любовников. Принимая душ перед сеансом, Максим лишь немного растянул вход для того, чтобы очистить и смазать его изнутри. При этом он так неожиданно и густо краснел, так пугающе нервно посмеивался, что постарался закончить эту процедуру как можно быстрее, и теперь, когда дошло до дела, получалось, что тех его стеснительных усилий оказалось чертовски мало.

«Какого хуя? Какого хуя? Какого хуя?» - шквальным ветром проносился изумленный возглас в его голове. А ведь он прекрасно знал, какого, и даже чувствовал его в себе от головки до корня, когда этот самый хуй давил изнутри и, судя по ощущениям, норовил порвать кишки.

Конечно, Максим понимал, что это впечатление крайне обманчиво, ведь Дальский не был таким уж секс-гигантом и по длине даже немного проигрывал ему самому, но резко онемевшая от боли нижняя половина тела отказывалась внимать доводам рассудка и просто таки орала о том, что ей настал полный и окончательный каюк. А ведь он прекрасно знал, что надо готовиться более тщательно. Знал, что надо засунуть смущение туда, куда совал пальцы, и размять все как следует, но в тот момент его самоуверенность все еще была на коне, с гневом разила наповал здравомыслие, и он до последнего искренне верил в то, что не решится пойти с Дальским до конца. Теперь же получалось, что воинственное самомнение сыграло с ним очень злую и очень болезненную шутку, от которой страдала непосредственно задница, ну и Максим страдал за компанию с ней. Из его глотки рвались хрипы и жалкий скулеж, но терзаемое зубами полотенце исправно выполняло свои нелегкие задачи, и наружу через махровый блокпост пропускало лишь разрешенное тихое и надсадное мычание.

«Не кричи! Только не кричи!» - умолял себя Максим, зажмурив глаза так, что перед зрачками начался целый звездопад.