Омут (СИ) - "novel2002" Страница 39

- Я разбужу Тихона. На всякий случай! – прошелестел на ухо Станислав.

Максим сжал бледные губы, вскинул кулак и погрозил им в сторону зеркала. Тем самым четко давая понять, что, как только слезет с Дальского, убьет всех, кто узнает о его безрассудстве, пусть даже для этого ему придется ползти за своими жертвами, истекая кровью из надорванной задницы. Правда, весь эффект от угрозы слегка смазался, потому что руку сразу же пришлось вернуть на место. Оставшаяся для опоры вторая рука отказывалась в одиночку держать вес измученного добровольной пыткой тела.

Максим опустил взгляд и посмотрел на затихшего, совсем переставшего дышать Егора. Часто моргал, пытаясь прогнать из глаз слезы и сфокусироваться на его чертах. Судя по общей бледности и напряженному выражению лица, тому тоже было не слишком комфортно и кайфово, и это хоть немного, но скрашивало Максиму суровую реальность.

- Не… ожидал… – с усилием выдавил из себя Дальский.

Максиму очень захотелось ударить его прямо в твердую линию челюсти и послать в нокаут, чтобы не смел издеваться над ним. Но вместо этого он протянул дрожащую ладонь и погладил гладковыбритую щеку Егора кончиками пальцев.

Чуть качнулся, чтобы хоть как-то уменьшить внутреннее давление, и Дальский тут же крикнул:

- Не двигайся!

Максим испугано замер, боясь навредить ему, а Дальский зашептал горячечно и зло:

- Тебе больно!.. Я же чувствую… Это что, часть аттракциона? Почему ты сразу не объяснил и не отказался? Или Максим, как обычно, брехал, что ты не любишь боль ни в каком виде, а на само деле тебе все-таки нравится испытывать ее?

На этом вопросе Максим раздраженно закатил глаза. Дальский умудрялся предъявлять претензии, даже погрузившись в него по самые яйца и зажатый со всех сторон, причем так, будто это ему тут вставили до желудка. Это было просто невыносимо. Максим размерено задышал, успокаивая расшатанные нервы, чуть поерзал и даже ухмыльнулся кривой усталой улыбочкой, когда понял, что зад начинает постепенно привыкать к своему незавидному положению.

Конечно, он не был столь же нечувствителен к боли, как Крайт, но после уроков Станислава научился довольно стойко переносить ее. В конце концов, как объяснял ему Мастер, когда Максим болтался связанным кабанчиком между потолком и полом, боль - это всего лишь обычная реакция, побуждающая тело защитить себя от летальных повреждений. И неважно, в каком месте приложить раскаленный прут или ударить украшенной металлом плетью – боль будет одинаково сильной и одинаково слабой, если правильно настроить на нее свой разум и заставить тело не реагировать на ее импульсы.

- Я… - начал было Дальский, тем самым выводя Максима из медитативного ступора.

Тот, опомнившись, накрыл его неугомонную пасть ладонью, чтобы не слышать в такой напряженный момент очередных комментариев.

«Ой, да заткнись уже, ради бога! - мысленно взмолился Максим. – Что-то ты стал слишком разговорчивым и заботливым, - и угрюмо добавил: – Не к добру это все, ох, не к добру!»

Не убирая ладонь с лица Егора, он прочнее уперся коленями в кровать и, собравшись с силами, стал двигаться. Дальский шумно втянул носом воздух на первом же движении, но благоразумно смолчал, понимая, что слова ему не давали. Сначала Максим покачивался очень осторожно, жмурил глаза и усилено слюнявил полотенце, благо горло пересохло, и он не мог издавать слишком громких и внятных звуков. Дальский все так же не шевелился, предоставляя ему полную свободу действий, и позволял себе только дышать, да и то через раз в тот миг, когда Максим на пару секунду выпускал его наружу и не сдавливал так сильно.

Сперва ощущения были не самыми фееричными. Максим чувствовал себя частью какого-то старого несмазанного станка, на котором работал пьяный вдрызг рабочий. Он старался ритмично раскачиваться и приземляться как можно мягче, чтобы не раздавить Егору яйца. Те ведь не были виноваты в том, что Максим сам себя загнал в угол, и отыгрываться на них за свой идиотизм было бы крайне несправедливо.

Ритм постоянно сбивался, потому что боль не дремала, как бы Максим не медитировал, и тот в такие моменты жутко завидовал Крайту с его высоким болевым порогом. А следом материл его же за то, что Змей бросил греть постель Дальскому, что и привело в конечном итоге ко всему этому геморрою.

Правда после пять минут этого похабного и на взгляд Максима крайне бездарного галопа внутри начало нет-нет, да проскальзывать какое-то смутное неуловимое ощущение. Будто меж ягодиц - очень издалека и пока еще слабыми отголосками - начало накатывать эхо далекого сильного землетрясения. Это эхо нежно сотрясало внутренности, распространяя вокруг горячие, с каждым толчком накаляющиеся все сильнее огненные волны.

Ощущение приободрило Максима, и он даже позволил себе увеличить амплитуду движений, но стоило ему расслабиться и отпустить рот Дальского, как тот тут же сипло потребовал:

- Развяжи меня!

Максим, не останавливаясь, ткнул пальцем ему в грудь и вывел, намеренно царапая кожу ногтем: «Нет». Егор упрямо рыкнул и сильно дернул руками. Максиму пришлось вцепиться в его плечо, чтобы не свалиться с этого проснувшегося и на глазах приходящего в тихое бешенство необъезженного мустанга.

- Развяжи! Я… хочу прикоснуться к тебе! – потребовал совсем не нежно, хоть и с некоторыми заминками Дальский. – Я - клиент и требую, чтобы ты сделал так, как я хочу!

Максим уперся ладонями в его запястья и с силой придавил их к кровати, чтобы этот идиот не потянул себе кисти. Навис аккурат над его раскрасневшимся от злости и возбуждения лицом и не смог отказать себе в маленьком мстительном удовольствии. Сплюнул полотенце в сторону и, успокаивая бдительность, провел языком по горячим, пересохшим губам Дальского. Как только те доверчиво раскрылись ему навстречу, тут же коварно укусил за нижнюю - не сильно, но чувствительно - чтобы Егор хоть немного, но прочувствовал то, что чувствовал в эти минуты Максим. Ожидал, что Дальский охнет от боли, но тот вдруг подался вперед и с горловым рычанием очень требовательно застонал прямо ему в рот.

Выпустив с перепугу пожеванную часть Егора, Максим хотел отпрянуть, но не успел, потому что Дальский сам рванулся к нему и, когда они чуть не столкнулись носами, обхватил его рот губами. Стал исступленно целовать, мять, с остервенением лизать, пытаясь проникнуть сквозь упрямый заслон зубов и добраться до спрятанного внутри языка.

У ошарашенного его атакой Максима перехватило горло и перед глазами начала расплываться чернота повязки. Она мешала. Очень хотелось снять ее, увидеть глаза Егора, заглянуть в их глубину и узнать, к чему вся эта неожиданно проявившаяся в нем страстность. Хотелось проверить, неужели Максим добился своего и ему удалось этим укусом заставить Дальского окончательно потерять голову от желания. Он с большим трудом поборол этот порыв, хотя рука так и тянулась к голове Егора, чтобы добраться до крепкого узла, завязанного Станиславом, и распустить его.

Впрочем, Дальский больше не стонал, хоть и целовал все с тем же неистовством, но такое его поведение Максим видел и раньше, поэтому не относил это внезапное исступление на свой счет.

К тому времени он уже знатно раскачался, словил наконец ритм и вполне умело исполнял незатейливые движения их дикой пляски. Сжал пальцами вялый, напуганный болью член и начал дрочить в такт покачиваниям, желая добиться от него взаимности. Он уже знал все эти движения наизусть и когда-то исполнял их довольно сносно. Ему надо было всего лишь восстановить свои старые навыки.

«Это как на велосипеде, - размышлял Максим, работая бедрами. – Раз научишься кататься и уже никогда не забудешь, как это делается».

Нализавшись до раздраженной кожи, Егор отпустил его истерзанные обслюнявленные губы, и Максим сразу отстранился как можно дальше, чтобы больше не подставляться так явно. После этого Дальскому оставалось лишь шумно выдыхать на каждом движении, шипеть и грызть губы. Вытирая плечом взмокший лоб, он был вынужден вцепиться зубами в собственный бицепс, когда Максим насадился на него особенно резко и с каким-то новым для их скачки громким вульгарным хлюпом.