Элизабет Лоуэлл - Идеальная женщина Страница 39

«Что бы было, если бы я знала только ненависть и жестокость? Что бы было, если бы я никогда не знала любви?»

Энджел вспомнила, с какой горечью и завистью Хок сказал: «Любовь рождает любовь. Чудесный замкнутый круг».

Он, Хок, всегда был вне этого круга.

«Как долго должен человек жить вне этого круга, чтобы потерять способность любить? — спросила себя Энджел. — Сколько времени нужно, чтобы потерять всякую надежду?»

— Твоя яичница остынет.

Спокойный голос Хока вывел ее из задумчивости. Она села за стол, съела завтрак, который ей приготовил Хок, и выпила кофе, который он налил ей в кружку. Когда он сел с противоположной стороны стола, чтобы позавтракать самому, их колени на мгновение соприкоснулись.

Вынужденное уединение на катере нарушило безмятежность Энджел, как северный ветер — гладь моря.

Энджел быстро встала и ополоснула тарелки в маленькой раковине.

— Ты любишь тушеную рыбу с овощами? — неожиданно спросила она.

— Да.

Хок, прищурившись, следил за ней. От него не укрылось, что даже случайное прикосновение заставило Энджел отстраниться от него, и то, что он заслужил ее страх, не меняло дела.

— Я имела в виду, что мы можем сойти на берег, — сказала она. — Жаль, что я не сообразила захватить ловушку для крабов.

Хок жестом показал на ряд шкафчиков вдоль корпуса катера.

— Посмотри вон там, — сказал он. — Первая дверца слева.

Энджел наклонилась и открыла шкаф. Ее руки наткнулись на сложенный кольцом желтый канат и металлическую сеть ловушки. Она выпрямилась и, держа в руках новенькую ловушку, с улыбкой посмотрела на Хока.

— Как ты узнал? — спросила она.

— Дерри сказал, что ты любишь крабов. А продавец в магазине рыболовных принадлежностей заверил, что эта — самая лучшая.

Мгновение Энджел смотрела на Хока, пораженная тем, что он специально заезжал в магазин, чтобы доставить ей удовольствие.

— Спасибо, — неуверенно произнесла она. — Не стоило.

— Знаю. — Его голос был мягок. — Вот почему мне было приятно сделать это.

Энджел взглянула в ясные карие глаза Хока и крепче сжала в руках ловушку. Она никогда не думала, что карий цвет может быть таким теплым.

Золотистые искорки, притаившись, словно смешинки, в глубине его глаз, согревали их своим теплом и только ждали момента, чтобы вырваться на свободу.

Внезапно Энджел почувствовала, что ей нечем дышать. Это был не страх близости с Хоком. Не совсем. Она поспешно отвернулась.

— Сначала, — хрипло сказала Энджел, — моллюски.

— Моллюски?

— Моллюски, — решительно повторила она. — И ведро.

— Третий шкафчик с краю, — сказал Хок и вдруг весело добавил: — Я имею в виду ведро, а не моллюсков.

Хок увидел, что глаза Энджел широко раскрылись от удивления. Носком ботинка он открыл дверцу.

— Ведра, лопатки и пляжные туфли, — сказал он.

— Ты обо всем позаботился.

— Нет, — мягко ответил он, — но я стараюсь учиться.

Энджел до боли сжала металлическую сеть ловушки. Она понимала, что Хок имеет в виду не сбор моллюсков на берегу.

— Не смотри так испуганно, Энджел, — тихо, почти шепотом сказал Хок. — Я не прошу у тебя ничего особенного. Просто будь сама собой.

Энджел порывисто вздохнула.

— Я прошу слишком многого? — Теперь в его голосе слышались сожаление и любопытство.

— Нет, — прошептала она, — не слишком, но…

Ее голос оборвался. Закрыв глаза, она лепесток за лепестком собирала в голове розу, пока ее пульс не стал ровнее и спазм не отпустил горло.

Хок молча смотрел на нее. Он подозревал, что она сейчас вспоминает и то, как поранил ее до крови крючок, и то, как налетел на нее ястреб. Он ощутил непреодолимую потребность сжать эту женщину в объятиях, загладить обиду, защитить от горя и боли.

Сила этого желания поразила Хока. В жизни не чувствовал он ничего подобного, и остановил его только страх, что Энджел станет сопротивляться и они вновь отдалятся друг от друга.

Энджел быстро собрала все, что могло понадобиться им на берегу. Начался отлив, и уходящая вода оставила у ручейка, впадавшего в Нидл-Бей, тонкие валики песка.

Сама бухта была узкой и длинной, скорее выемка в горе, чем настоящая бухта. Всего несколько сот ярдов в глубину и футов восемьдесят в ширину — там, где она смыкалась с проливом Инсайд-Пасседж. Бухту стеной окружали утесы и крутые холмы, покрытые валунами и кедрами. Выше, там, откуда вытекал ручей, утесы расступались, образуя узкий овраг.

Крошечный пляж усеян был мелкой галькой и песком. На подступах к утесам он становился более каменистым. Здесь у самой кромки воды зарывались в песок моллюски и упрямо цеплялись за серые камни устрицы.

Энджел очень осторожно приглушила мотор и легко подвела катер к берегу. Хок с уже привычной для нее грациозностью спрыгнул на песчаную полоску. Энджел бросила ему снаряжение и подала катер на несколько футов назад, чтобы отступающая вода не оставила его на мели. Бросив якорь, она сняла джинсы и приготовилась перейти по воде на берег.

Но Хок опередил ее. Тоже сняв джинсы, под которыми оказались черные плавки, эффектно контрастирующие с красной шерстяной рубашкой, он вошел в холодную воду. Лишь узкая полоса сильных загорелых бедер виднелась над поверхностью воды.

С лицом, бесстрастным, как само море, Хок смотрел на Энджел. Она в нерешительности стояла на носу и держалась за поручни. Он протянул к ней руки, чтобы перенести на берег, словно она была частью рыболовного снаряжения.

Будь это Карлсон или Дерри, она бы шагнула не раздумывая. Но это был Хок. Энджел помешкала, но потом вспомнила его совет быть самой собой.

— Как ты узнал, что я ненавижу холодную воду?

Лицо Хока смягчилось, и на нем появилось некое подобие улыбки. Глаза потеплели.

— Счастливая догадка, — ответил он, беря ее на руки.

Энджел ухватилась за Хока и почувствовала на оголенных ногах тепло его рук. Какая-то неловкость, похожая на страх, сковала ее. Она вздрогнула.

Хок молча перенес Энджел с катера на берег и, не продлевая мгновение их близости, сразу поставил на землю.

— Спасибо, — сказала Энджел.

Непонятно было, за что она благодарит его: за то, что он избавил ее от необходимости лезть в холодную воду, или за то, что отпустил так быстро.

— Нет проблем, — сказал он, пожимая плечами. — Ангелы тяжелыми не бывают.

Он отвернулся и начал натягивать джинсы, сосредоточенно разглядывая жесткую ткань, прилипающую к его мокрым ногам, и холодные ручейки, стекающие к щиколоткам и исчезающие в мелком песке.

Он старался думать о чем угодно, только не о мягком теле Энджел, горящем в его руках, и не о том, как внезапно оно напряглось — рефлекс, непроизвольный, как дыхание.