Савански Анна - Английский сад. 2. Тернистая дорога Страница 39

- Как ты думаешь, что это? – спросил Виктор Фредерика, когда они вчетвером ужинали на Хэрфорд-стрит. Виктор кинул на стол газету с карикатурой на Сталина и Гитлера, где один невеста, другой жених.

- Я не думаю, что это союз. Большевики не дураки, - Фредерик говорил горячо, сильно при это жестикулируя, - Здесь кроется что-то другое. Возможно, Сталин боится что ему придется отпираться от нацистов, и бороться с подружкой Германии на востоке.

В конце сентября Виктор принял важное решение для себя и своей семьи. Друзья восприняли это спокойно, дым еще не пошел, стоило ли так беспокоиться? Но, как покажет время, Виктор, будто чувствовал, что Европа уже никогда не будет прежней. Артур решил, что он останется в Лондоне, их дом находился на юге-западе и вряд ли немцы будут его бомбить. Фредерик и Вера тоже остались в столице, он как и Артур, считал, что нельзя бросать «Хомс и Ко» на произвол судьбы. Сайман остался так же в городе, они с Роуз мало теперь общались, только сын связывал их.

- Диана, собирай самые ценные вещи, остальное нужно спрятать в погреб, в тайный шкаф, мебель завесим. Мы уезжаем в Аргентину к моей тетке.

Они бежали за океан от войны, бежали туда, где будет мир. Они еще не знали, что судьба разлучит верных друзей, навсегда расколет мир до и после, проведя толстую линию во времени. Предстояли годы борьбы мира за счастье. Подули холодные ветра, влекущие за собой беды. Что же ждало их дальше? На этот вопрос ответ знало только время…

«Человеческая жизнь – это то, что человек приобрел и что он стремиться приобрести»

Дж. Голсуорси «Сага о Форсайтах»

Глава третья.

Битва за мир.

Октябрь 1939.

Листья ложились на землю изумрудной и опаловой россыпью. Солнце проникало сквозь плотно сплетенные в причудливые узоры ветки, опаляя светом траву, терявшую свою свежесть. Ветер поднимал пыль с дороги, кружа ее вместе листьями. Сев на жесткую траву, достав из коробки из-под любимых маминых туфель старенький фотоаппарат, она стала снимать. Джулия любила делать снимки, она находила, как ей казалось, самые удивительные мгновения жизни. За четыре года она повзрослела, она поняла, что для нее все поменялось. Живя вдали от Лондона, не видя своих друзей, ей пришлось стать опорой для своей маленькой сестры. Она полюбила Кент, и полюбила Беверли-Холл, но она скучала по своей семье. Наступил уже октябрь, война в Испании давно закончилась, и родители должны были давно вернуться в Лондон. Она все гадала что же могло их задержать? Первый год письма приходили часто, потом все реже, в через два года после их отъезда совсем перестали приходить вести из Испании.

С Флер и Андрианой они были очень близки, не смотря на то, что Джулия являлась самой старшой из них троих. В Бененден, где она училась, у нее было не так много друзей, девочки относились к ней предвзято. Не нравилась ее открытость, Джулия говорила все напрямую, не прикрывая истину красивыми словами. Невзлюбили и ее испанскую страстную натуру. Она говорила глубоким голосом, она смотрела томным, но не вульгарным, взглядом. В ее образе всегда скользила непринужденность. Темноволосая, кареглазая со смуглой кожей, она скорее напоминала южную красавицу, нежели северную розу. Этим августом ей исполнилось четырнадцать, совсем скоро и она впорхнет во взрослую жизнь.

Девушка прошла в дом, она заметила Эверта, сына Риса, целующегося со своей новоиспеченной женой Морион. Ее кольнул острый укол ревности. Эверту было всего лишь двадцать четыре, а он уже был женат на простушке Морион. Что он в ней нашел? Что же в ней красивого? В этой плоскогрудой, как бревно, холодной блондинке? Этим летом она поняла, что влюблена в него. Он рисовал, как мама, правда его картины были несколько странные, смысл в них приходилось искать долго. Не для кого не секрет что Рис и тетя Маргарет познакомились на выставке Эверта в галереи Каталины, и все знали, что сама Кат находила его работы несколько темными и мутными, но что-то в них все-таки было. Джулия бросила взгляд на эту сладкую парочку. Эверт прижал Морион к стене, дневной свет бросал золотые отблески на его персиковую кожу и рыже-золотистые волосы. Она млела от его пронизывающего взгляда, отводила лицо, чтобы не встретится с ним глазами, чтобы не сойти с ума от этих серых глаз напротив.

Джулия прошла в гостиную, где уже все было готово к чайной церемонии, и где были все кроме молодого Кендалла и его уродины, похожей на пуделя, и прислуживающей, как спаниель. Как же актуальны слова Мэри Уоллстонекрафт.

- Кто-то приехал, - прокричала Андриана, подбегая к окну в гостиной. Джулия пожала плечами, положила коробку на диван, аккуратно положив мамин фотоаппарат.

- Боже мой, Джейсон, - Маргарет показалось, что она увидела приведение.

- Всем привет, - сказано это было, как безрадостно, в его голосе звучала боль и печаль. Джулия увидев отца, соскочила с дивана, чуть не опрокинув коробку.

- Папа, - он распахнул для нее свои объятья, - папочка…

- Ты совсем выросла Джулия, почти невеста, - он вдыхал аромат духов Кат, а на запястье девушки красовался ее тоненький золотой браслет с жемчужной подвеской. Она явно старалась подражать матери. Джулия распаковала часть вещей, привезенные из Лондона, Каталина все сетовала, что нельзя оставлять квартиру с вещами. Как же Джулия стала похожа на мать, примеру сестры последовала Флер, - а ты больше не малышка, а красивая девчушка, - Флер подросла. Они с Джулией были совсем разными, Флер блондинка, голубоглазая – северная красавица. «Как ангел и демон», - подумал Джейсон, прижимая к себе дочерей, - как я рад вас видеть.

- Папа, а где мама? – он тяжело вздохнул, боясь и ожидая одновременно этого вопроса.

- Мамы нет… она… - Джейсон набрал полную грудь воздуха, - ее расстреляли, - повисла тишина, - в марте. Я не смог приехать к вам, простите меня. Два месяца я помогал скрываться коммунистам и русским, а потом жил во Франции, но началась война…

Джейсон замолчал, увидев как боль отразилась на лицах дочерей. Джулия сдерживала слезы, а Флер стирала их украдкой. Остальные смотрели на него с сочувствием. Джейсон продолжал обнимать девочек, чувствуя, что это пытка для него, что смотря на них он вспоминает о Каталине. Она была так молода, ей было всего лишь тридцать шесть, еще вся жизнь впереди, и ее безжалостно отняли.

- Она просила меня через священника вам отдать это, - он протянул Джулии конверт из коричневой плотной бумаги, перевязанный толстой почтовой веревкой, - я думаю, вам следует открыть его наедине.