Григорий Жадько - Французская любовь. Как это бывает. Немного о любви Страница 4

– Не знаю. Голова немного закружилась.

– Это нормально. Закусывай. Закусывай. Держи вот яблочко.

Он протер руками в перчатках крупное яблоко и подал ей.

– Кружится.

– Садись. Вот сюда. Ага. Нормально. – Он устроился поудобней, немного откинувшись на стуле. – Ты знаешь, как я стал киллером. Мы с Челябинска сами. Отец и мать приехали, вложились в новостройку. Там все продали. Нам должны были построить хату. И что? Да нифига. Кинули. У отца инфаркт, мать слегла…. Квартира съемная… Что делать? Я типа старший. Брат балетными танцами серьезно занимался. Сестра вот как ты. Нет чуть помоложе, на следующий год школу кончает. Москва, столица мать ее!

Он забарабанил по столу пальцами, и желваки у него на лице заходили ходуном.

Правду начал искать. Наши заявы лежат себе и лежат. Никто не чешется. Одни отписки. А потом узнаю. Все в сцепке. И прокурор и следаки. Так я захотел наказать. Порешу, думаю ублюдка генерального. Ствол стал искать. Купить не на что. Думаю, сунусь к бандюкам каким-нибудь. Сунулся. К одним, ко вторым, третьим. А никому я не нужен. Это только в киношках красиво снимают. Реальные пацаны сами на своем районе работают и лишний рот им совсем ни к чему. Ну, зачем я им? Кто крышует, кто проституток развозит, кто с тачками мутит. Возьми меня. Лишний рот, делиться надо. Послали меня короче. Ушел. Дальше случай помог обстоятельства у братвы. Через полгода меня нашли. Базар завели, не передумал? Нет говорю. Тебя никто не знает. Вальнешь одного из соседней группировки по-тихому, достал сука, нам не по понятиям. Если засветишься, мы в отказ пойдем.

И что если все «окей»? Говорю им. Там посмотрим. Уклончиво так отвечают. Так вот и стал в резерве у них. К себе не берут, но разовые заказы, иногда подкидывают. Ну и бабло соответственно. Не обижают. Может и правильно, что на дистанции держат. Киллера ведь вообще никто не должен знать. Блатная среда она только на первый взгляд такая спаянная и братанская, а стукачей там не мало. А может, побаиваются. Киллер он кто? Он вообще вне закона, семь или восемь человек на тот свет отправить, это уже все одно. Один спрос. Представляешь если на тебе несколько жмуриков… полная свобода. Что ты там примолкла?

– Я не примолкла. Слушаю.

Настя посмотрела на часы. Она посмотрела не для того, что бы узнать время.

– Думаю, для них я не стал своим. Пользуются моими услугами, а я чужой. По фене я почти не ботаю, на киче не чалился, по кабакам с ними не сижу, с проститутками их ними не сплю. Да! Этого генерального я все же вальнул. Ох! Уж он у меня на коленях поползал. Специально подкараулил в таком месте, чтобы нам не помешали. Что он мне только не предлагал? Да кто же ему поверит. Раньше надо было головой думать, а не этим местом.

– Убивать страшно? – промолвила Настя.

– Если знаешь что это отморозок, то нет. А других почти и не бывает. Если бы у нас были не заподлянские законы… Понимаешь! Никакие киллеры бы не понадобились. Скажем, занял под честное слово и не сдержал. Что делать тому, кто деньги дал, куда идти? Как наказать? Скажи?

– Ничего нельзя сделать?

– А что? Слово без бумажки в наших судах пустые слова. Только убить гада, если у него совести нет. Ну, или вот нас представляешь сто сорок человек! Сто сорок дольщиков кинули. Люди последнее продали. Что ему простить? Пусть жирует и живет припеваючи? Типа ему все можно, а мы быдло?! Ну, ровно у него все с ментами и в прокуратуре и адвокатишки его всегда отмажут, при нашем-то дырявом правосудии. И что? На таких закона нет? Может, закона и нет, а справедливость должна быть. Кто его наказал? Я!… Я преступник или я судья, а может палач? Кто я?

– Это другое дело.

– Всегда другое дело. Так просто нас не вызывают. Только если других способов нака-зать нет. Мы последняя инстанция справедливости.

– А я?

– Ты что?

– Я?

– Про тебя особый разговор…. Подставила ты и меня и себя.

– Скорее себя.

– Себя точно.– Со вздохом произнес киллер.

– Откуда мне было знать.

– Наверно не счастливая у тебя планида голуба. Не счастливая. Некоторые родятся счастливыми – некоторые нет. Вот ты нет. Что теперь уж! Это теперь все равно.

Он достал спичку поковырял ею в зубах.

Вот ты говоришь я убийца. А как мусора? Они ведь тоже убивают? Они убийцы? Но никто их не осуждает. Они типа да! За справедливость. Но и я, если десять миллионов не отдал вон тот с собачкой, тоже наказываю. Слинять не успел. На съемной хате жил. Думал все шито-крыто. Все предусмотрел, от всего избавился и от квартиры и от машины и телефона, в другой район переехал, паспорт сменил и родственникам не сказал, где он может находиться.

Парень сделал паузу, вспоминая хронологию недавних событий.

Думал, его никто не найдет. Как же! Собачку с собой взял. По ней и вычислили. Любимая животинка. Пришел плановую прививку ставить в старую ветлечебницу. Тут-то наши и сели ему на хвост. Пришла расплата. Не по суду конечно, но за дело. По справедливости. Ты отдай не свое и живи, не скрывайся. Радуйся! Вот она жизнь! Что еще надо.

Он помолчал. Выпил еще. Лицо его побагровело, мимика лица стала замедленной, паузы между словами длинней.

– Вот зачем я так пью? После этого всегда напиваюсь, – со злостью в голосе и с недовольством проговорил парень.

– Ты много пьешь.

– Я знаю.

– Очень много, и почти не закусываешь, – проговорила она беззлобно и как бы констатируя факт.

– Хм! Заботливая.

– Да нет, я так. Пей, если тебе хочется.

– А мне не хочется совсем, – резко сказал парень.

– Видно.

– Ничего не видно.

– Вон погляди, сколько осталось в бутылке.

– Ты чё голуба! Воспитываешь?! Что-то мы засиделись с тобой. Перед смертью меня воспитываешь?

– Да прям.

– Мне в натуре не хочется ее. Потому что я хочу напиться. Напиться в хлам и все это, того… что тяжело.

– Это не выход.

– Знаю. Но так легче все пережить, – заключил он со вздохом, взял стакан и начал вертеть его в своей руке.

– Это временное облегчение.

– Скоты конечно, а тоже люди человеки.

– Возможно, среди них есть и нормальные? – Сказала Настя.

– Нормальных не заказывают.– Отрубил парень.

– Бывают наверно обстоятельства или ты в это не веришь? – предположила она.

– Верю. Если только сам чел их и не создает.

– Не специально?

– В том то и дело что специально. Рискует. Может, пройдет, а может, нет.

– Это глупо.

– Иногда проходит. Даже очень часто проходит.

– Все равно не понимаю.

– Далеко не каждый решится. Смиряются. Прощают или денег жалко, а может они и последние были. Это же еще лишние затраты. Риск, что все вскроется. С трупа ничего не возьмешь, как правило. А они на это и рассчитывают. И все ради чего?

– И ради чего? – переспросила Настя.

– Потешить свое самолюбие.– Безапелляционно сказал он.

– Ты думаешь?

– А что еще.

– Что-то другое, – засомневалась девушка.

– Конкретно?

– Не могу сказать. Разве ты тешил самолюбие, когда убивал его. Он ведь твоего отца, мать, всю вашу семью покалечил. Если есть у тебя самолюбие, ты убиваешь, если нет то пусть живет. Так что ли?

– Не знаю.

– А не думаешь что это месть. А самолюбие это другое.

– Фиг его знает! Платят деньги и лучше в это не вникать.

– До-о-оро-огое удовольствие. Оно того стоит? – Сказала Настя, растягивая слова.

– Не знаю. Я никогда не заказывал никого, – ответил он.

– Не считая генерального?

– Я его приговорил. Там другое дело.

– Для них наверно тоже «другое дело».

– Ну, может быть ты и права.– Неохотно согласился парень.

– Думаю права.

– А все одно, если даже ты уверен и прав на сто процентов, а так точно не бывает, с этим жить потом всю жизнь, – со вздохом сказал он.

– Это точно.

– Куда уж точней. Сам того не хочешь и вспоминаешь. Иногда забываешь и неделю не вспоминаешь, а то и десять дней, две недели, потом все равно начинает скрести. Я уже приспособился. Как начинают глюки душить меня, надо сразу на что-то другое заморочиться, отвлечься. Знаешь, как маленьких детей отвлекают, когда они начинают реветь. Переключают внимание и они забывают, что хотели плакать.

– Помогает?

– А что. Все то же самое. Если продолжать думать и себя накручивать то вообще так хреново будет, что прям, не знаешь, куда и бежать.

– Сегодня тоже разгрузочный вечер?

– Типа того. Получился.

– А завтра как?

– Когда с этим переспишь …на утро как-то полегче, – сказал парень.

– А я не верю, что заказывают только негодяев и подонков. Люди они и есть люди. Кто-то и их любит, для кого-то и они стараются.

– Они стараются для себя.

– Конечно прежде всего для себя, но не только. Мне кажется даже у самого плохого человека, есть какая-то отдушина, – проговорила девушка.

– Фиг его знает! Может и есть, – согласился парень. Я же не священник. Мне об их душе совсем ничего знать не хочется. Тут главный принцип «ничего личного». Я не стреляю в спины. Это тоже принцип. Я им всегда, перед тем как нажать на курок, так и говорю: «Извини брат. Ничего личного. Работа у меня такая».