Эдгар Крейс - Любовь и Вера. Вспомнить Бога Страница 4

– А ти плавда мой настоясий дедуска? – после некоторого раздумья спросила Маша, косясь на собаку под столом.

– Правда, вот придёт мама и тебе скажет, что ты молодец, дедушку чаем напоила. А ты Феликса не бойся, он своих не кусает.

– А я и не боюсь. Давай сай пить. Мама всегда гостей саем поит и я, когда выласту, тосе буду саем гостей поить.

– А, по—моему, у нас чайник уже кипит, – хитро улыбаясь, произнёс Савелий.

– Ой, – взвизгнула девчушка и клубочком скатилась с табуретки.

– Я тебе помогу, – сказал Савелий.

– А ты умеес? – недоверчиво покосилась на деда, Маша.

– Конечно умею, дедушка живёт в деревне один, и должен уметь делать всё. Правда, внучка? – спросил Савелий и взял девочку на руки, чтобы ей было виднее.

– Ты плавда, мой дедуска и сивёс один? – громко зашептала девчушка на ухо Савелия и крепко обняла его за шею. – Посему ты никогда ко мне не приессал? У меня еще никогда не было такого дедуски!

Савелий уже допивал чай и заканчивал рассказывать очередную сказку внучке, когда замок в прихожей щелкнул и открылась входная дверь.

– Маша, ты где? – раздался из коридора женский голос.

– Мама плисла! – радостно закричала девчушка и соскочила со стула.

– Ну, как ты здесь одна поживала?

– Холошо посивала, мама. А к нам дедуска плиехал, из деревни, вместе с Феликсом, – радостно загомонила девчушка и схватив маму за руку, потянула на кухню.

– Что ты такое говоришь? Дедушка живёт далеко в деревне, и он не может ходить, у него ножки больные. Как же он может к нам приехать?

– Нет, мама. Никакие у него носьки не больные, он сам усе ходит. Вот сама смотли? – уверенно произнесла девочка и указала на поднявшегося из-за стола Савелия.

Дочь и отец долго смотрели друг на друга, а девчушка, задрав голову, поочередно глядела на застывших взрослых.

– Ну, здравствуй, дочь, – наконец произнёс Савелий и обнял Сашу.

– А ты разве уже ходишь? – вместо приветствия спросила дочь. – Наверное, целую прорву кредиток отдал за своё лечение, вместо того, чтобы нам с дочкой помочь, – укоризненно глядя на отца, произнесла Саша.

– Как видишь, я теперь могу обходится и без костылей— отстранившись, радостно ответил Савелий и даже слегка присел, выкидывая вперёд левую ногу, показывая свои возможности, – Могу для вас и сплясать!

– Тебя теперь на бальные танцы записывать можно, а нам с Машей на еду еле—еле хватает, – горько усмехнулась Саша.

– Да не до танцев мне, дочка, я вам помочь приехал! – с обидой в голосе произнёс Савелий.

– Чем же ты, нищий деревенщина, нам можешь помочь? Ещё и своего шелудивого пса приволок. Нам и без него – есть нечего!

– Ну, Феликс много не ест, – сказал Савелий и посмотрел на видневшуюся из-под стола смущённую мордочку пса.

– Лучше бы ты сидел в своей деревне, если помочь нам не можешь, – горестно отмахнулась от отца дочь.

– Ты у врача с дочкой давно была?

– Маша, сходи поиграй, нам с твоим дедушкой поговорить надо, – обратилась Саша к дочке, сидящей на полу в обнимку с псом.

Плотно закрыв дверь кухни, за убежавшей вместе с собакой девочкой, она продолжила укорять отца:

– А ты меня вначале спроси: есть ли у нас на что лечить Машу? Ты вот себе ноги вылечил, а о нас ты подумал? Не догадался спросить, а может нам с Машей тоже деньги нужны?

– Ты же мне сама наказала: чтобы я не лез в твою городскую жизнь, потому что тебе стыдно перед мужем и его семьёй за нищего отца—отшельника, живущего в деревне, а поэтому, ты сама оборвала со мной все отношения и долго не давала о себе знать. Я даже понятия не имел, что ты сейчас живёшь одна и тебе действительно очень тяжело! – пытался оправдываться Савелий.

– Мог и сам приехать, чтобы узнать, как мы в городе живём с Машей, – обиженно произнесла дочь и прикусила губу.

– Я ничего не знал о существовании Маши. За десять лет ни одного сообщения от тебя, да и не мог я из деревни до сего дня уехать, – осторожно ответил Савелий и посмотрел на свои ноги.

– Взгляните на него – не мог из деревни уехать! Да все люди давно уже в городах живут. В твоих деревнях теперь ничего и никого, кроме разрушенных домов и горстки таких же ненормальных как ты стариков и не осталось, – снова завелась Саша. – Разве это трудно понять: не нужна больше городу деревня, потому что она берёт больше, чем может дать. Невыгодно это государству. Мы в городе сами сумели создать производство синтетических продуктов питания и теперь их хватает на всех, у нас нет голодающих и мы прекрасно обходимся без твоей деревни. Да, наши продукты может ещё не совсем совершенны, но правительство страны обещает, что наши учёные будут работать над улучшением их качества. Ну, скажи, что теперь может такого особенного дать городу деревня, чего мы не можем произвести сами?

– Как, это: что может дать деревня? Человек ведь от земли произошёл, она его во все века кормила. Зачем от нее удаляться? Нельзя терять связь с природой, надо жить её жизнью, чувствовать её потребности, работать на земле и тогда только человек сможет остаться человеком, – горячо пытался доказывать свой взгляд на жизнь Савелий.

– Кому это надо – работать на земле? Сейчас все продукты производятся в городе и по вкусу они намного лучше ваших деревенских продуктов, да и, к тому же, значительно дешевле. А при моей зарплате – это крайне важно! – фыркнула Саша.

– Но ты же родилась в деревне, и помнишь вкус только что надоенного коровьего молока, помнишь вкус свежеиспечённого в настоящей печи хлеба? – отец всё не оставлял надежду достучаться до сознания дочери.

– Ха, воняющего навозом и усеянного мухами молока. Попробуй нашего, заводского. Оно малиной пахнет! Дети просто обожают новые продукты питания! – победно глядя на отца, сказала Саша. – Вас-то и осталось таких как ты на всю страну от силы три—четыре человека.

– А ты, вкус настоящей малины, помнишь? Помнишь, как мы с тобой ходили за ней в лес? Тебе же пять лет было, когда это проклятое постановление о закрытии сельского хозяйства вышло, – с болью в сердце произнёс Савелий.

– Помню, как надо было накормить своей кровью тысячу комаров, чтобы собрать лукошко малины. Но пойми же ты, упёртый человек – не выгодно для нашего государства держать сельхозпроизводство, когда все продукты можно получить на заводах искусственным путём и значительно дешевле. У нас есть всё: и молоко, и хлеб, и мясо. Всё! А что деревня? Мы же постоянно держали деревню на плаву – дотациями, и что взамен?! Каждый год одно и тоже – «дайте денег!», – старалась доказать преимущества нового образа жизни Саша.

– Но вы же удаляетесь от природы. Вы становитесь чуждыми естеству природы существами! Разве вы не видите, что в вас гаснет человеческое свечение! Вы теряете дарованный вам кусочек святости? Вы понимаете, что вы удаляетесь от природы и вы потихоньку перестаёте быть людьми? Вам не страшно становиться не людьми, а «существами», или вы просто об этом не задумываетесь? – теряя надежду быть понятым, произнёс Савелий.

– Какое ещё свечение? Какая святость? Опять твои дурацкие теории. Бред сумасшедшего, выжившего из ума старика! На что жить собираешься, проповедник старой жизни? – усмехнулась дочь.

– Я об этом ещё не думал, – тихо ответил Савелий.

– Ну, так подумай, святой человек! – повысила голос Саша.

– Вот вылечу внучку, тогда и подумаю о себе, – уверенно и твёрдо сказал старик.

– Не смей прикасаться к Маше! Сам не умеешь жить и другим не даёшь! Ладно, я сегодня добрая, можешь пожить у нас неделю, но, если не найдёшь за это время работу – убирайся обратно к себе в деревню! – отрезала дочь.

– Хорошо, как скажешь, только ты не видишь, что делает синтетическая пища Машенькой, – еле слышно ответил Савелий, опускаясь на старую, потрёпанную табуретку.

Не известно сколько он на пару с Феликсом так просидел на кухне, но только вывел его из задумчивости вкрадчивый голос внучки:

– Деда, давай Феликса поколмим и пойдём иглать, мне одной осень скусно, – жалобно произнесла Маша.

Недолго думая, малышка залезла в шкаф, достала колбасу, отрезала кусочек и бросила Феликсу. Пёс заинтересовался, приподнял мордочку, понюхал колбасу и… разочарованно отвернулся.

– Не хосет? – удивлённо спросила девочка.

– Нет, это он вашу синтетику не ест! – ответил дед и полез в свою сумку.

– А сто ты ему будесь давать? – заинтересованно спросила Маша.

– Копчёное мясо. Его бы в холодильник, – задумчиво произнёс Савелий, – а у вас, их уже не производят: не нужны они теперь вам. Ведь ваши синтетические продукты и без холодильника не портятся, и храните вы их в обыкновенных шкафах. Ладно, некоторое время потерпит моя копчёность и без холодильника. Хорошо, что прокоптил мясо покрепче, да и посолил его неплохо.

– А сто такое холодильник, деда? – подняла на Савелия огромные, голубые глаза Маша.

– Ну, как тебе объяснить. Это такой большой шкаф, но внутри у него очень холодно. Можно даже лёд в нём делать, – ответил Савелий.