Исключительно твой - Юлия Резник Страница 4

— Меня Марат зовут. А это…

— Танюшка.

— Твоя?

— Подопечная. А вообще они интернатские. Он вон там находится, на противоположной стороне. — Тычу пальцем, а сама на этого Марата кошусь. Истории места он явно не знает. Значит, он не из пикетчиков. Интересно, что тогда его сюда привело?

— Кость цела. Возможно, легкое растяжение. Наложу тебе повязку.

А вот это лишнее. Совсем.

— Спасибо, мы сами справимся. В интернате есть медик.

— И что? Он работает без выходных?

Ч-черт. Закусываю губу. Март внимательно наблюдает за тем, что я делаю, янтарь его глаз темнеет… И я тону в нем. Да блин! Надо же.

— Давай так. У меня поблизости машина. Там есть эластичный бинт.

— Танюшке панамку бы, — вздыхаю. — Да и не дойду я до машины, где бы она ни была.

— Я донесу, если позволишь. А насчет панамки…

Марат снимает бейсболку с головы, регулирует застежку и водружает ее на голову с обожанием глядящей на него девочке. Танюшка смущенно улыбается. Слышатся приближающиеся голоса. Это девчонки возвращаются с пляжа. Увидев меня, сидящую на земле, начинают ахать и причитать. Спрашивать, что случилось. И мимо Марата, конечно, не проходят вниманием.

— Да все нормально, — отмахиваюсь я. Опираясь на руку, пытаюсь встать. В этот раз чувствую себя увереннее. Может, и получилось бы как-то доковылять до базы. Но проверить это мне не приходится. Потому что Марат подхватывает меня на руки.

— Ч-что ты делаешь? — вскрикиваю я, рефлекторно вцепляясь в его крепкую шею. Окружившие нас девки синхронно стонут, обмахиваются руками, поднимают большие пальцы вверх, с намеком поигрывая бровями. Дурочки.

— Несу тебя. Танюш, давай-ка, ты вперед беги. Только под ножки смотри, ладно?

Танюшка быстро-быстро кивает. Кепка подпрыгивает в такт. Идем чуть в гору, переступая через корни, как через искусственные препятствия. А он в хорошей форме. Даже дыхание почти не сбилось. Только немного вспотел, отчего его аромат стал как будто еще острее и на удивление приятнее.

— Вот же! Надо брелок достать. Сможешь встать на одну ногу?

— Конечно.

Марат медленно ставит меня на землю. Я стекаю вниз по его телу. Между нами искрит… Голова кругом. Для устойчивости сжимаю пальцы на предплечье Марата. Тачка у него приличная, но без изысков. Хороший Джип. На подножку мне не взобраться, поэтому Марат снова меня, как ребенка, подхватывает и усаживает на сиденье.

— Ты не представилась.

— Афина.

— Афина, — перекатывает на языке, зажмурившись. — Очень красивое имя. Кто придумал? — достает аптечку.

— Какая-то тетка в роддоме, куда меня подкинули, — защищаясь, по привычке включаю стерву. Марат хмурится. Осторожно ведет пальцами по моей щеке. Я как под гипнозом. Понимаю, что надо его одернуть, но язык не поворачивается.

— Мне жаль, — шепчет он, осторожно касается моего лба губами. Если глаза не врут, ему как будто правда не все равно. И это один черт так манит. Даже несмотря на то, что я уже давно проработала свое прошлое и вроде даже смирилась с ним.

— На самом деле мне еще повезло. В детских кошмарах мне снилось, что меня назвали Дрезиной.

Марат откидывает голову и смеется. Смотрю на него и ловлю себя на том, что тоже улыбаюсь. Впервые… за сколько, кстати? Почти за год?

— Значит, ты тоже росла в интернате?

— Угу.

— А теперь в нем работаешь?

— Да нет. Я… так, на подхвате, — ухожу от ответа. Марат профессионально бинтует ногу. Танюшка с любопытством следит за плавными движениями его рук. — А ты как здесь очутился?

— Проездом, — пожимает широкими плечами. — Думал искупаться в озере, а тут такая толпа. Не знаешь, по какому поводу народ собрался?

— Еще как знаю. Они лагерь от сноса защищают.

— Вот этот? — кивает на покосившиеся деревяные домики.

— Ага. Земля тут дорогущая. Район перспективный… А то, что дети останутся без крыши над головой, никого не волнует.

— Ты же говорила, что интернат через дорогу? — вскидывает брови.

— Так и есть. Здесь малышня отдыхала летом. Не только интернатские. По линии профсоюза еще путевки давали. А теперь все. Говорят, аварийно, проверок наслали.

— Может, по делу?

— А если и так? Помогли бы с ремонтом, что сразу сносить? Одна у детей была радость, и той не станет. Даже времени на устранение недостатков не дали уроды, — ругаюсь я.

— Уроды! — повторяет Танюшка. Понимая, что наделала, в ужасе захлопываю ладошкой рот. Марат смеется. Его грудной смех проникает в меня, ослабляет нерв… Ой, нельзя. Нельзя этому поддаваться.

— Ну что, вроде бы мне уже лучше. Спасибо за помощь, Марат. Нам пора. Та-а-ань…

1 — Artik, Asti — Истеричка

ГЛАВА 3

Марат

Первый порыв, конечно, возразить. Сделать все от меня зависящее, чтобы задержаться рядом с ней подольше, но у меня куча дел. Афина и без того нарушила все мои планы. Как увидел ее впервые, так к чертям забыл обо всем. Усилием воли заставляю себя собраться в стройную композицию вместо абстрактной растекшейся у ее ног кучи. Афина. Надо же. Ну, какая… Трясу головой как дурак.

— Погоди, дай хоть провожу, — протягиваю руку. Она, неуверенно на меня косясь, все же вкладывает свои тонкие пальчики в мою лапищу. Идем через дорогу к интернату. Афина хромает и рвано дышит, превозмогая боль. Танюшка же без умолку трещит, словно за поводок, хватаясь за ее цветастую юбку.

— Ну, вот и пришли. Спасибо за помощь, Марат. Рада была знакомству.

— А почему была? — удивляюсь.

— Эм… Потому что мы скорей всего больше не встретимся? Ты же проездом. — Ведет округлым сахарным плечиком.

— У меня отпуск.

Ага. Фиг ты теперь от меня отделаешься. Да, я еще не знаю, что это за чувство, но то, что мне с ним теперь жить — факт. Оно под кожей уже. Внутри. Беспокоит, ворочается. Отдает в ушах оглушающим «моя»!

— Хочешь провести его здесь? — усмехается.

— Почему нет? Полагаю, чем больше народу, тем лучше?

В кармане вибрирует телефон. Наверняка меня давно уже потеряли. Делать нечего. Пока надо валить. Толкаю калитку. Раз — облом. И со второй попытки ничего не выходит. Афина оттесняет меня в сторонку и, резко опустив ручку, рывком открывает дверь.

— Вот так надо. Сильно и до упора.

Нет, я, конечно, понимаю, какой смысл Афина вкладывает в слова, но в голову бьет, словно она совсем о другом. Меня окатывает волной испепеляющей нестерпимой жажды.

— Ты когда освобождаешься? — сиплю я, раз уж мы