Мэри Бакстер - Бесценное сокровище Страница 4

«Да пропади он пропадом, этот Андерсон!» – подумала Лия, выходя из машины. В лицо ударил соленый морской воздух, приправленный крепким запахом рыбы. Хотя июнь еще не перевалил за середину и лето только начиналось, стояла невыносимая жара. Лия дышала с трудом, но не из-за палящего зноя, а из-за пережитого потрясения. Она сняла лакированные туфельки и прямо в чулках пошла по песку.

Немного погодя она остановилась и взглянула на небо. Над заливом собирались голубоватые облака. Неотвратимо приближался сезон ураганов – время, которого все страшились. Тем не менее местные жители всегда с нетерпением ожидали наступления лета: летом приезжали туристы. Процветание и Билокси и Галфпорта в немалой степени зависело от туризма, особенно теперь, когда набирал силу игорный бизнес.

Мелкий белый песок набился в чулки и раздражал кожу ног, но Лию это не слишком волновало. Песок нетрудно стряхнуть с подошв, а что прикажете делать с влагой, которой насыщен воздух? Она провела на берегу всего несколько минут, а белье под одеждой уже прилипло к телу. Лия стянула с себя блузку, но облегчения это не принесло.

Все же она шла вперед не останавливаясь: душа ее была в смятении. Руфус, ее муж, этот мягкий, добросердечный человек, должен умереть в расцвете лет. Это несправедливо, несправедливо! С ним она узнала любовь; он показал ей, что любовь и порок, любовь и ревность – совсем не одно и то же.

Как же она сможет жить без него? В памяти возник тот день, когда она объявила матери, что собирается замуж за Руфуса, который был на пятнадцать лет старше ее.

Лицо ошеломленной Джессики Джентри перекосилось от возмущения. Драматическим жестом она прижала руки к груди, как будто Лия нанесла ей смертельный удар.

– Замуж? За него? – вскричала она. – Дитя мое, ты в здравом уме?

Лия взглянула в побелевшее от злости лицо матери, и ей стало тошно от этого выражения, которое ей доводилось видеть слишком часто.

– Да, я в здравом уме, – ответила Лия, безуспешно пытаясь придать голосу твердость.

– Сомневаюсь.

Лия гордо вздернула голову:

– Я все решила.

Джессика вскочила с продавленного дивана, откинула прядь всклокоченных волос и принялась мерить шагами комнату. Внезапно она остановилась и резко повернулась к дочери:

– Еще не поздно отказать ему. Не надейся, что я буду спокойно смотреть, как ты бросаешь свою жизнь под ноги человеку, который тебе годится в отцы и вдобавок не может обеспечить будущей жене достойное существование.

– Подразумевается, что он не может обеспечить достойное существование тебе, не так ли, мама?

Глаза Джессики превратились в щелочки.

– Попридержи язык. Мне нет дела, что ты уже взрослая: для меня ты всегда ребенок. И не смей так разговаривать с матерью.

– Мое решение не изменится. Мы с Руфусом любим друг друга.

– Любовь! – Губы Джессики скривились в презрительной усмешке. – Ты понятия не имеешь, что такое любовь.

– Знаешь, я не обязана стоять перед тобой навытяжку и выслушивать…

– То-то и оно, что обязана, голубушка. – Джессика сверкнула глазами. – Помни: ты у меня в долгу. Я пальцы стерла до костей, чтобы ты получила образование и стала человеком. А теперь ты хочешь пустить все коту под хвост ради мужчины, который мизинца твоего не стоит. У него просто глаза разгорелись на молоденькую девчонку.

– Ничего подобного.

– А что же, по-твоему, ему нужно?

– Он любит меня, а не только мое тело! – Голос Лии поднялся до опасной высоты, но она не пыталась сдерживаться.

Джессика вновь ядовито усмехнулась:

– Поживем – увидим. Погоди, очень скоро ты станешь таким же жалким существом, как и я.

– Нет, мама, я никогда не стану такой, как ты.

Спокойно сказанные слова дочери не умерили материнскую ярость.

– Если ты выйдешь за него замуж, сама же будешь раскаиваться, и очень скоро! Это я тебе обещаю.

…Лия стала женой Руфуса, и ни разу за все эти годы не пожалела об этом. Угрозы матери так и остались пустыми словами. В браке с Руфусом Лия была счастлива.

Жизнь. Внезапно Лию снова пронзила боль. Она услышала отдаленный раскат грома. Приближался ливень, но она при всем желании не могла бы сдвинуться с места. Ее мысли обратились к их ребенку. Во второй раз за сегодняшнее утро у нее чуть не подкосились ноги.

После всего, что они пережили, после всех этих обследований и нетрадиционных методов Руфусу не суждено увидеть, как их ребенок станет взрослым.

– Это несправедливо! – закричала Лия, устремив взгляд к небу.

Она понимала, что не должна винить Господа. Смерть неотделима от жизни. А жизни без страданий не бывает. Лия с малых лет усвоила эту истину.

Рыдания снова сдавили ей горло. Она повернулась и направилась к машине. Все это время в ней зрела решимость. Даже если бы ей оставалось прожить с Руфусом один-единственный день, она должна взять от этого дня все, что даровано судьбой. Не ради себя – ради Руфуса и ребенка, который был самым бесценным сокровищем для ее мужа.

Глава 3

Билокси, Миссисипи, июль 1994 года

Дэлтон Монтгомери сгреб подушку, лежавшую рядом с ним на диване, и швырнул ее через всю комнату. Запустив пятерню в длинную шевелюру цвета спелой пшеницы, он издал утробный вой, выражающий крайнюю степень недовольства. В ванной шумела вода. Когда кран прикрутили, Дэлтон обреченно вздохнул; сие означало, что ему не удастся отдохнуть в одиночестве – очередная покоренная им красотка готовилась предстать перед ним.

Пятнадцать минут назад он вошел к себе домой и, еще не слыша шума воды, догадался, что у него гости. Весь дом пропах духами. Но, кроме себя, ему некого было проклинать. Черт его дернул дать ей ключи.

Возможно, в один прекрасный день он научится управлять своими страстями и начнет прислушиваться к доводам рассудка. А может быть, такой день не настанет никогда. По крайней мере такого мнения придерживается его отец. Дэлтон усмехнулся и швырнул еще одну подушку. Размышления об отце не входили в его намерения, даром что старик лежал при смерти. Вот так всегда: стоит подумать о Паркере Монтгомери – и сразу портится настроение.

Дэлтон неслышно выругался, когда из ванной появилась Таня Делайл, на которой было только полотенце, стянутое над грудью. Гримаска, которую она состроила, выпятив пухлую нижнюю губу, означала у нее призыв к любовным утехам.

«В другой раз, детка», – подумал он, но вслух не сказал ничего, зная по опыту, какую бурю ему пришлось бы вынести в этом случае. В конце концов, он же сам дал ей ключ.

– Я соскучилась, милый, – промурлыкала она.

Голос у Тани был поистине великолепен: бархатные звуки ласкали слух. По существу, этот голос стоил всех остальных ее достоинств, хотя и те были отнюдь не последнего разбора.