Развод. (не) наша дочь - Адалин Черно Страница 40

Все же, как бы сильно я не ненавидела ее за содеянное ее дочерью, я все же чувствую и благодарность. За то, что вырастила Нику. За то, что не отправила в детский дом, хотя вполне могла. За все, в общем-то. Даже за то, что она сейчас здесь, пусть даже она преследует при этом личную выгоду. Винить Наталью в этом не получается.

— Пойдем в магазин? — просит Ника, и я не могу отказать.

Соглашаюсь, отправляя ее переодеваться, а сама зачем-то задерживаюсь здесь, с Давидом.

— Я здесь на три дня, — неожиданно говорит он. — Думал, что буду дольше, но не смогу. Если с Натальей будут проблемы — ты всегда можешь мне позвонить.

Я киваю, хотя не представляю пока, какие у меня могут быть с ней проблемы. Она, с виду, кажется вполне искренней, хотя хотелось бы мне, чтобы это было совершенно не так, чтобы она была злобной лгуньей, не способной держать слово, но пока что… Пока что все, что она делала, было во благо Нике. И даже с синяками не соврала, хотя у меня и самой закрадывалась мысль, что не стала бы она вот так сразу показывать свое настоящее лицо.

— Я попрошу водителя, он отвезет вас в магазин, — неожиданно говорит Давид, и я стопорюсь.

«Водителя?» — едва не спрашиваю вслух. Все это время Давид сам прекрасно справлялся с управлением транспортным средством, а тут оказывается, что у него есть личный водитель?

— Дима отвезет вас и заберет.

— Хорошо, спасибо.

Давид забирает чашку и, обойдя стол, направляется к раковине. Обычно спокойная и тихая, я отчего-то шарахаюсь от него, как от прокаженного. Дергаюсь в сторону, будто боясь соприкоснуться с ним, хотя оно так и есть. Я боюсь его прикосновений, ставших в последнее время волнующими и задевающими что-то глубоко внутри. Наверное, это потому что касания у него другие.

Не такие, к которым я привыкла на работе — грубые, бесцеремонные и абсолютно наглые. Не такие, которые дарит муж — привычные, знакомые и предсказуемые. Давид прикасается по-другому. Вроде бы обычно, мягко и нежно, но в том месте тут же начинает гореть кожа, а сердце заходится в груди.

Мою реакцию Давид, конечно же, замечает. И мне кажется, что уголки его губ дергаются в усмешке.

Отчего-то это сильно раздражает. Он, что ли, решил, что может надо мной вот так… насмехаться? Или это не насмешка, а что-то другое, объяснение чему я пока не могу найти.

— Я тут подумал, — начинает было Давид, но замолкает, когда начинает звонить мой телефон.

Настойчиво, долго, до вмиг вспыхнувшего недовольства, словно… меня застали на чем-то интересном и от этого оторвали. На экране — незнакомый номер. И я сначала собираюсь не отвечать, но зачем-то все же беру трубку.

— Алло, Анастасия Дмитриевна? — в трубке раздается серьезный мужской голос. — Вас беспокоит Беспалов Андрей Тарасович. Я буду представлять интересы вашего мужа в суде при разводе.

Я на несколько секунд зависаю, будто переваривая смысл услышанных слов. Адвокат? В суде?

Имя Беспалова я, кажется, уже где-то слышала, но пока не могу понять, где.

— Вы меня слышите? — настойчиво добавляет.

— Слышу.

— Если у вас есть адвокат, мы решим с ним все вопросы, касающиеся раздела имущества и места проживания вашей дочери.

— Места проживания Ники? — как-то растерянно переспрашиваю.

Наверное, я даже предположить не могла, что Назару в принципе будет интересна Ника. Имущество — это одно, хотя и здесь я предполагала договориться по-честному и даже была готова уступать, но судя по тому, что Назар уже нанял адвоката для суда, как-то мирно решать вопросы мы не будем.

— Ты знаешь, кто такой Беспалов Андрей? — спрашиваю у Давида, отключив микрофон на телефоне.

— Самый известный адвокат по бракоразводным процессам. У него, если не ошибаюсь, стопроцентная статистика выигрышей в суде.

Глава 40

— Вот это хочу, ба, можно?

Ника с восторгом смотрит на игрушку, а затем поворачивается к Наталье и ждет ее ответа. Та с улыбкой кивает, и Ника хватает какого-то дракончика и кладет его в корзинку. Никогда бы не подумала, что девочкам нравятся такие игрушки. Хотя вот после ее выбора ни одного сомнения не остается, что она моя дочь. В детстве я частенько предпочитала куклам совсем не девчачьи игрушки и часто тырила у мальчиков машинки и пистолетики.

Мы пришли не в магазин игрушек, но не видевшая ранее такого изобилия Ника, тут же потащила нас по всему супермаркету. И теперь у нас в корзине для покупок множество игрушек, мячиков и разукрашек с фломастерами. И все это она берет после вопроса «Можно, ба?». А мне бы хотелось, чтобы она спрашивала это у меня, все равно ведь мне платить на кассе за все.

— Я переведу вам деньги, — говорю Наталье, пока Ника убегает к стеллажу с пазлами и с увлечением их рассматривает. — Сколько скажете. У вас есть карта?

— Карты нет, я бы предпочла наличными.

— Хорошо. Сколько вы хотите.

— Смотря за что.

За то, чтобы исчезла из нашей жизни, — очень хочется так сказать, но я молчу, прекрасно зная, что пока что это невозможно, да и не уверена, что станет возможно потом. Все же, Ника к ней привязалась, да и сама Наталья. Чисто по-человечески, по-женски даже я ее понимаю, она прикипела к Нике, привыкла, все-таки она растила ее столько лет, а тут у нее резко отбирают ребенка. Не уверена, что смогу так поступить, как бы эгоистично этого не хотелось.

— За что-то же вы просили денег? — спрашиваю. — За что?

— За то, чтобы адекватно сообщить Нике о вашем материнстве и побыть с ней… какое-то время, пока она… не привыкнет к вам.

— То есть, вы готовы навсегда исчезнуть из ее жизни?

Честно говоря, я думала, что все будет куда сложнее, ведь Наталья так сильно распиналась о любви к внучке, а теперь что же… так просто готова забыть о ней за крупненькую сумму?

— Не готова, — отвечает. — Но