Ирина Алпатова - Барби играет в куклы Страница 41

Лёвчик на грядущие перемены в моей жизни отреагировал по-своему.

— Нечего там пгобовать, — забубнил он, — я тебе когда еще сказал, иди к нам в училище. Потом откгоем свое ателье, будем шить напагу.

Люшка тут же вышла из себя:

— Ну ты только глянь на него, он откроет! На какие шиши, Диор фигов? Или у тебя золотой запасец в сундуке имеется? Ты хоть представляешь, о чем говоришь? И Сеньку еще на это подбиваешь! Ей не о том думать надо. В ателье кто ходит? Бабы. И чё там Семён словит, кроме скромной зарплаты?

После этих слов мы с Лёвчиком дружно надулись, правда, каждый по своему поводу. Лёвчик переживал за свою профессию — ну хоть бы и Диор, кому какое дело. А мне становилось тошно от Люшкиных намёков. Да что там намёков, она прямым текстом твердила одно и тоже: наша задача — удачно выйти замуж первый раз, дальше дело техники.

— Какой еще техники? — однажды встрял начитанный Лёвчик, — ты что, своих мужей тгавить дихлофосом что ли будешь?

Лично я эту тему ненавидела. Одно дело мечтать тайком про Ричарда Гира, другое дело слушать Люшкины разглагольствования про технику. Кроме того, я подозревала, что мне не очень-то светил туманный "первый раз", не говоря уж про следующие разы. И вообще Люшка очень по своему представляла себе это самое "выйти замуж". Нет, она ничего не имела против фаты, свадебного платья, колец и всего прочего, но готова была обойтись и без этих замечательных вещей, и даже, что самое ужасное, без ЗАГСа, если уж на то пошло.

— А чё, всяко может быть, Семён. Ценные кадры редко бывают бесхозными, у некоторых по две ходки было, а то и больше. Тут надо быть проще. Вначале ничего не просишь, только глазками хлопаешь, а потом действуешь по обстоятельствам. Главное у нас с тобой что? Главное у нас — молодость и красота!

Я на это "у нас" перестала обращать внимание. И начет Люшкиной молодости очень сомневалась. Не в смысле её возраста, конечно, а в смысле ее взглядов на жизнь. Во время таких вот воспитательных бесед Люшка жутко напоминала мне Главного Бухгалтера Гаврилову и Полковника в одном флаконе. То есть мне казалось, что в знании жизни они чуть ли не на равных. Сопение Лёвчика в минуты таких откровений достигало наивысшей громкости, он начинал без конца поправлять сползающие с носа очки, и я прекрасно понимала его состояние. А негодница Люшка, насладившись картиной нашего смятения и плохо скрытого возмущения, заканчивала одним и тем же:

— Гляньте, что я купила. Зашла тут в "Марину" и вдруг вижу…

После этого вступления она движением опытного иллюзиониста вытряхивала на постель содержимое своей бездонной потрепанной торбы, и начиналось… Лёвчик, сразу посветлевший лицом, склонялся над этой миниатюрной помойкой и запускал в нее руки. Какая разница, если речь шла всего лишь о коробочке с тенями или о тюбике помады, Лёвчик все это безошибочно находил среди прочего хлама, потому что знал содержимое сумки лучше, чем ее хозяйка. Он разглядывал футлярчик, мазал ладонь, нюхал. Потом они обсуждали цвет, стойкость, запах и еще черт знает что. Потом Лёвчик перебирал бесчисленные флакончики, обязательно почти пустые, баночки и пудреницы (в количестве не меньше трех), и всё это убожество, то припорошенное рассыпавшейся пудрой, то перепачканное некстати открывшейся помадой в его артистичных красивых руках начинало выглядеть как-то дороже и нарядней.

— Ты заметила, как Лёвчик будто ласкает все, что берёт в руки? — спросила я однажды Люшу, в очередной раз посмотрев действо с превращением битых черепушек в золото.

Она рассеяно кивнула и сделала несколько неожиданный и туманный вывод:

— Может, и правда знаменитым станет, с такими руками. — Будто Лёвчик готовился стать пианистом.

Может быть, в Африке выпал снег или в Антарктиде растаяли вечные льды, потому что Люшка стала работать в вожделенной фирме. Я сдавала выпускные экзамены, и окончательный этап переговоров прошел как-то без моего участия.

— И что ты там делаешь?

— Обслуживающий персонал, — многозначительно объявила подруга, но в подробности пускаться не стала. В кои-то веки. Зато если до этого Люша носила на лице килограмм косметики, то теперь вес туши на ресницах и помады на губах увеличился до двух тонн. Джинсы, обтягивающие ее тощую попку, грозились лопнуть в любой момент. А юбки… я всегда знала, какого цвета белье надето на Люшке, и все кто угодно, могли это узнать, стоило ей сесть. Да, где-то в чем-то Полковник прав, была вынуждена признать я. А он, конечно, остался верен самому себе, то есть сделав одной рукой доброе дело, тут же всё испортил другой.

Я мучилась сомнениями — хочу и могу ли я учиться в Лёвчиковом училище? Спорить мне с Полковником или нет? Последний положил конец всем моим душевным терзаниям.

— Пора овладевать профессией, — объявил он.

В романах героями овладевал гнев или ужас. А еще я знала, что мужчина, как правило подлец, мог овладеть женщиной, при этом она, естественно, сопротивлялась. И вот теперь мне предстояла схватка: бухгалтерское дело визжит и царапается, сопротивляясь моим домогательствам. Лучше бы я поступила в ПТУ или примкнула к Люше, увеличив обслуживающий персонал на одну боевую единицу. Или пошла бы в армию. Но Полковник, не спрашивая моего согласия, выбрал курсы и оплатил их. Он был твердо намерен дать мне путёвку в жизнь.

Только Лёвчик понял меня с полуслова и ужаснулся. Он смотрел на меня так, будто видел в последний раз. Люшка построила бровки домиком и совершенно серьёзно спросила:

— А вдруг тебе это пригодится?

Я уже начала замечать, что протекция Полковника сказалась на ней не лучшим образом.

— А давай, я научу тебя описывать на английском ну хотя бы устройство лифта.

— На фиг мне это надо, даже на русском…

— Ну как же, технический английский. А вдруг тебе это пригодится? — съехидничала я.

Лёвчик выразительно фыркнул и, подумав, предложил: "Наплюй"! Это легко сказать, и меня еще грызла мысль, что за курсы "уплочено".

До Люшки, в конце концов, вроде бы дошел драматизм ситуации, потому что она погрузилась в размышления, уставившись в некую точку на моем носу. Я уже начала не на шутку злиться, нос у меня не казенный, но тут подруга как раз додумала свою мысль.

— Тогда пусть Машка за тебя ходит, она вообще-то в тугриках очень здорово волочёт. А им там всё равно, кто ходит, лишь бы деньги платили. Им главное, чтобы поголовье совпало.

Мне стало неприятно, что девица с помазком на голове здорово волочёт, да еще там, где совершенно не волоку я. Но в словах насчет поголовья что-то было.

— Но там же все будет на мою фамилию, или нет?