Ирина Алпатова - Барби играет в куклы Страница 46

— Всё, — объявила я несколько минут спустя, — готово, ты всё съела.

— Что? — Люшка прервала процедуру и встрепенулась. — Что готово, кого съела?

— Ты съела всю помаду с нижней губы, теперь давай выкладывай, что тебя гложет. Что ты еще придумала?

— Вообще-то это ты у нас, Денисова, вечно всё придумываешь, — вдруг загадочно сказала Люшка.

— Я?! И что же я, интересно, придумываю, да еще и вечно?

Я терпеть не могла, когда Люшка называла меня по фамилии. Это происходило редко, но всякий раз в адрес Денисовой звучала какая-нибудь глупость или колкость.

— Конечно, придумываешь. Зачем тебе понадобилось хромать, когда ты меня подменяла? Костик прямо изохался: "Надо же, такая лапочка, и хромая…". И такой вид у него делается, будто это я тебя искалечила, а потом за себя работать заставила.

Огромным усилием воли я заставила себя не думать про лапочку — это подождёт, и не без удовольствия ответила наглой Люшке:

— Если бы ты, Галошко, слушала не только себя, но и других, то тебе не пришлось бы задавать людям глупые вопросы. Но так и быть, в двух словах я тебе повторю, почему я хромаю.

— Ладно, Ксенофонт, не злись, — подруга вроде бы виновато вздохнула. — Я и правда со своими делами замоталась. А пожрать у тебя есть что?

Ясное дело, что это был знак окончательного примирения. Я всегда удивлялась, куда помещается то, что Люшка съедает. Она ела в два раза больше Полковника, и при этом была тощей как веревка. Нет, ну в самом деле, как же еда в ней распределялась, позабыв превратиться в жиры? Причём вторую тарелку борща Люшка ела уже не без изящества, вспомнив о хороших манерах и грядущей светской жизни. Хорошие манеры выражались в том, что подруга сидела с прямой спиной и подносила ко рту полупустую ложку, при этом еще ухитряясь манерно поджимать губы. Аристократка фигова.

— Есть надо бесшумно, от хлеба не откусывать, а отламывать, — не удержалась я от комментариев. Сказалась школа тети Вали.

— От блин, — чуть не поперхнулась Люшка, — я и так нормально ем, не видишь что ли.

— Вижу, но тётя поставила бы тебе троечку, может, даже с минусом.

Вообще-то Люшка сама попросила однажды "подучить манерам", но на критику реагировала довольно бурно. А тут не взвилась, а лишь тяжело вздохнула.

— Да я тут познакомилась с одним, солидный такой дядька, он меня в ресторан пригласил, так я, блин, вся извелась, пока ела. Там поналожили всяких вилок и ножей до чёрта. Пожрать нормально нельзя.

— Нет, Люшь, ты все-таки молодец, работаешь вот, знакомишься, по показам ездишь, к чему-то стремишься…

Мне вдруг увиделась та сцена, где Люшка сидела на страшной кровати с синим лицом, и вот она передо мной сейчас: Люшка карабкалась изо всех сил, я это знала, чувствовала. Ей никто не читал морали, но и не клал стопочку денег на расходы.

— Люшь, ты молодец, — повторила я, — это я бестолочь.

— Ну ты другое дело, — авторитетно заявила подруга и задумчиво повозила ложкой в тарелке. — Тебе всегда будет легче, по жизни.

Мое благостное настроение лопнуло как мыльный пузырь. Интересно, где она прочла эту мудрую мысль, уж не на дне ли тарелки, и не она ли как-то говорила прямо противоположное? Наелась и теперь издевается. Вот и корми её после этого! Конечно, я не дралась с Полковником на кружках, никто не посягал на мою честь, но так загибать про мою легкую жизнь…

— И в чем же мне будет легче? — спросила я, вполне готовая услышать какую-нибудь Люшкину глупость.

— А с тобой всегда кто-то будет носиться. Вон как Лёвчик, как твой Полковник. Ты такая… такая… — Люшка дирижировала дурацкой ложкой, а я как завороженная смотрела на неё. — Ты куколка, понимаешь? Тебя хочется положить в коробочку, чтобы не сломалась, и перевязать бантиком.

— Нет, постой, что ты несёшь! Кто со мной носится? Какая-то коробочка, бантик… Это какая же мне нужна коробочка, а? Ты вот по показам ходишь, по этим своим языкам, а меня туда даже в темноте с совком и веником не выпустят, чтобы не позорилась.

— Не выпустят, — совершенно серьезно подтвердила моя любимая подруга. — Ты не для этого, ты для частной коллекции, я так считаю. И хватит дурью маяться — ах, я толстая, ах, я уродина. "Лапочка" ты наша хроменькая — передразнила она кого-то. — И колбасы что ли дай, что-то я разволновалась.

Люша давно ушла, а я всё торчала на кухне. Ну вот, посидела подружка, наболтала невесть чего и удалилась с чувством исполненного долга. И вообще, стол выглядел так, будто за ним пировал оголодавший великан, наконец-то дорвавшийся до жрат…, пардон, до еды.

В тот же вечер поскребся в дверь и Лёвчик. Я уже давно заметила, что если эти двое приходили не одновременно, то всё равно партией, один за другим. Но сосед был, по крайней мере, сыт и, кажется, всем доволен.

— Люшка сравнила меня с куклой, — не выдержала я.

Лёвчик уставился на меня взглядом эксперта, и я почувствовала, что краснею. Всё-таки я зарвалась.

— А я тебе давно говогю… Ты, конечно, извини, не Багби, но вообще похожа. Если бы ты мне догевилась…

— То ты попытался бы превратить меня в неё, — закончила я Лёвочкину мысль. — И её создатели тебя бы засудили, потому что Барби-толстушка никому не нужна.

Лёвчик не обратил на мои слова никакого внимания, он сидел на табурете и, раскачиваясь туда-сюда, грыз ногти. Вот любопытно: я, в отличие от моих интеллектуальных друзей, не шевелила пальцами ног, не вращала глазами, не надувала губы. Означало ли это, что в моей голове не происходили никакие мыслительные процессы? Левчик между тем причмокнул, покончив с очередным пальцем, и изрек:

— Нет, зачем Багби, Багби ни пги чём. Но из тебя бы получилась такая мягкая гомантичная кошечка…. В смысле, женственная…

Вот это да! Это был воистину вечер открытий. Я могла выбирать между коробкой с бантом и корзиночкой с мягким матрасиком. Здорово! Вот Полковник наклоняется над корзинкой, брезгливо берет кошечку за шкирку… Главное, не нужно представлять всё это в натуральную величину и тогда можно улыбнуться.

В понедельник днём зазвонил телефон. Кто говорит? — Слон. Но было ясно, что какой-нибудь очередной дядька на том конце провода детских книжек не помнит, если вообще он был когда-нибудь ребенком. И ответь я так, Полковник отправит меня в психушку.

— Нечего тут трезвонить, — сказала я телефону, — Полковника нет дома, а нам, домоправительницам, не велено брать трубку.

Но эта жаба не унималась и продолжала занудливо квакать. Тогда я пообещала ее придушить, перерезать провод, разбить о стенку — помогло.

Ну-с, сказала я своим ребятам, кого следующего примем в нашу компанию? Вот ты, Козетта, довыпендриваешься, сейчас как сошью девушку неземной красоты, и она уведет у тебя Генри. Или сделаю для Жирафы друга, а ты, на них глядя, будешь им завидовать.