Джанет Чарльз - Одесское счастье Страница 47

Иностранцев, кажется, наша неоднородность сбивает с толку. Одесса расположена на Украине. Большинство жителей говорят по-русски. И почти у каждого имеются родственники в России. А кроме родственников еще стулья, полотенца, тарелки и разные другие шмутки оттуда же. Хотя СССР и распался, его серые кости живее всех живых, поскольку почти вся наша архитектура возвышается с советских лет, да и склад ума у большинства политиков все еще тогдашний. В послеперестроечный период большой разницы между «русский», «украинский» и «советский» никто не видел. Ничто не меняется, пока мы спим. Тот же Новый Амстердам стал Нью-Йорком не за одну ночь и не сам по себе. Как говорила бабуля: «Вот ударил бандит женщину ножом по лицу. Врач рану зашил и позже снял швы. Но шрам-то так и остался. Москва орудовала ножом не год и не два. Наши души исполосованы шрамами».

Нет, не спрашивайте, кто мы по национальности. Мы здесь все как один – одесситы.

Мужчины выжидающе на меня смотрели.

– Справа от вас Приморский бульвар, – продолжила я. – Акации, бросающие тень на мостовую, Дюк привез сюда из Вены. Прямо перед нами поражающая великолепием Потемкинская лестница – сто девяносто две гранитные ступени, ведущие к морю. Она увековечена Сергеем Эйзенштейном в одном из величайших фильмов всех времен и народов «Броненосец ”Потемкин”». Когда сестра моей подруги Варвары обручилась, то заявила своему парню, что выйдет за него замуж, только если он пронесет ее вверх по этой лестнице. И вот одним солнечным воскресным утром мы собрались, чтобы понаблюдать, как Игорь возносит Катю по Потемкинской лестнице. Если кто-нибудь из вас ищет эффектный способ доказать свою любовь и преданность…

Иностранцы рассмеялись и сошлись во мнении, что придется крепко потренироваться, прежде чем решиться на такой жест. Переходя от памятника к памятнику (в Одессе их больше, чем в любом другом городе), мы обошли центральные улицы и закончили экскурсию в кафе на морском берегу.

                  * * * * *

Несколько дней спустя без четверти пять Влад заглянул в агентство и спросил, не хочу ли я прогуляться по пляжу, а дальше сходить на «Кармен». Я так давно не имела удовольствия послушать оперу, что выключила компьютер и схватила сумочку прежде, чем успела себя отговорить.

– Помню, как впервые тебя увидел, – держа меня за руку, неожиданно сказал Влад, когда мы шли вдоль берега моря. – Ты выглядела как королева: царственная осанка, томный взгляд, золотистая кожа – и все время улыбалась.

– Я тогда только-только закончила стажировку в Киеве и была до смерти рада вернуться домой.

– Так ты сама захотела уехать из нашей прекрасной столицы? И не пробовала там закрепиться?

Он сел на песок и потянул меня за собой.

Я кусала губу, не зная, сказать ему правду или нет. Интересна ли я Владу как личность, или я для него всего лишь вызов? Поначалу я думала на второе. Но он же сослал в Сибирь собственного брата, потому что тот меня оскорбил, а потом до смешного переполошился, когда пришел в офис «Аргонавта» и не застал меня там. Предложил вернуть мне ту работу, но не стал навязываться, когда я отвергла его помощь. Таки да, он меня уважал. И заслуживал правды.

– Я не могла дождаться, когда слиняю из Одессы и заживу собственной жизнью, но в столице прижиться не сумела. Там я постоянно скучала по бабуле и по Одессе и хотела только одного – вернуться домой.

Влад поднес мою руку к губам и поцеловал пальцы и ладонь. Я погладила его по лицу, он закрыл глаза, и с минуту мы хором дышали и слушали плеск волн, накатывающих на песок.

– Труднее всего было признать, что мне вообще не стоило уезжать. В Киеве меня удерживала только гордость – страшно было, что люди посмеются над моей неудачей. Будь я поумней, вернулась бы гораздо раньше.

– Гордость не порок. Иногда она все, что у человека есть.

Я подтянула колени и уткнулась в них подбородком. Пальцами чертила линии на песке, пока его слова согревали мне душу. Наконец-то хоть кто-то понял, что я чувствовала.

– А как насчет тебя? Как ты стал?..

– Тем, кто я есть?

Я кивнула.

– Уехав из Крыма, я вернулся в Одессу и устроился водителем к новому русскому. За первый месяц заработал аж сорок долларов, в два раза больше, чем получал в бытность морским биологом. – Влад грустно улыбнулся. – Другой воротила, заметив, что машины у меня всегда чистые, а рот на замке, нанял меня уже в качестве телохранителя и водителя в одном лице и утроил мне зарплату. Так повторялось не один раз. Я поработал почти на всех больших шишек. А они, как правило, вели свои дела по телефону прямо из машины. Я мотал на ус все, что слышал, и, когда Лева Томашенко сбежал в Калифорнию, прибрал его бизнес к рукам.

– То есть ты просто оказался в нужное время в нужном месте?

– Я должен был заботиться о двух младших братьях. И просто не мог себе позволить щелкать клювом.

Я кивнула. Мы сидели бок о бок и глядели в разные стороны. Вспомнилось, как Хэрмон ставил меня на уши своими наездами, как я перед ним гнулась, но не ломалась, как щемили меня офисные хабалки и как, несмотря ни на что, я не оставляла свою работу.

Задумывался ли Влад о том, что он понаделал, чтобы стать тем, кто он теперь есть?

Он откашлялся, чем разрядил обстановку.

– На соушле многие мужчины не сводили с тебя глаз, но, казалось, ни один из них тебя не интересовал. – Влад внимательно посмотрел мне в лицо. – Я думал, все девушки мечтают обзавестись богатым мужем-американцем.

– Равняешь всех девушек под одну гребенку? – Я встала и стряхнула с юбки песок. – Между прочим, мне делали предложение не раз и не два. Бабуля говорит, чтобы расписаться, ума не нужно, это любая дура сумеет. А я хочу не просто брака, а любви и дружбы с мужчиной, на которого смогу положиться. И пока такого не найду, замуж не выйду.

Влад тоже поднялся.

– На соушле многие женщины проявляли к тебе интерес, – добавила я. – Я думала, каждому мужчине лестно такое внимание. Собираешься с кем-то из них встречаться?

– С такими я уже встречался, и это не то, чего я хочу. Больше не то.

– И чего же ты хочешь? – спросила я.

– Неужели после всего, что было, ты так и не поняла? Я хочу тебя.

Я отвела взгляд. Сердце колотилось как бешеное, словно напоминая, что оно живое и жаждет любить и доверять. А мозг упредительно кричал, что ни одному мужчине верить нельзя, особенно бандиту Станиславскому.

Я по-всякому постаралась унять сердцебиение: несколько раз глубоко вдохнула, подумала за женщин, которым Влад, должно быть, уже причинил боль, представила Тристана в Америке.

Мы без слов направились к оперному театру.