Звева Модиньяни - Ветер прошлого Страница 48

— Тебе там самое место.

— Ну чего ты лаешься? На самом деле ты добрый, я знаю, — польстила ему Аньезе. — Ты не станешь обижать бедную женщину.

— Не обманывай себя, а отопри-ка лучше свою лавку, — приказал Обрубок.

— Зачем? — растерялась она.

— Нам еще предстоит разговор.

Из дверей остерии на другой стороны улицы вместе с Казимиро за ними наблюдали несколько любопытных забулдыг. Обрубок бросил на них выразительный взгляд, погрозил кулаком, и они ушли внутрь.

Аньезе вошла в магазин. Безногий на тележке последовал за ней.

— Я хочу знать все, — заявил он, — с того момента, как Саулина вбежала в эту лавку, потому что я ее испугал, и до тех пор, пока она не скрылась в доме придворного лекаря. Да смотри не упускай ничего.

— Синьор Фортунато меня убьет, — заныла Аньезе.

— Хочешь, чтобы я сам тебя убил вот этими руками?

— А если я тебе помогу, ты меня защитишь?

— Никто тебя пальцем не тронет. На этот раз, — уточнил он.

Обрубок из Кандольи смотрел на стоящую перед ним женщину. Жизнь забросала ее грязью на самом рассвете, еще до того, как она, в свою очередь, принялась топить в грязи других. И кто он такой, чтобы ее осуждать?

— Фортунато Сиртори, — бормотал он себе под нос.

Лицо его стало мрачным: придворный лекарь Фортунато Сиртори был тем самым врачом, который вырвал его из лап смерти, когда мраморная глыба из Кандольи раздробила ему ноги. Если бы не Фортунато Сиртори, он просто истек бы кровью или умер бы от гангрены.

Теперь ему предстояло вступить в борьбу с человеком, которому он был обязан жизнью и до этого момента почитал как святого.

21

В точности следуя указаниям Марции, Саулина очутилась в прелестном маленьком садике. Казалось, его нарисовал художник, а разбил искусный садовод. Девочка пришла в восторг, хотя ей не с чем было сравнивать. Она ведь и понятия не имела, что перед ней классический французский сад с подстриженным газоном, маленькими узорными клумбами, изящными ажурными калитками из кованого железа, как будто оживающими статуэтками и плоским фонтанчиком в середине. Просто красиво, и все. Правда, очень уж странно. Сад был похож на синьора Фортунато. Чересчур изысканно и немного фальшиво.

Перепрыгнув через низенький ажурный палисад кованого железа, Саулина оказалась во фруктовом саду, между двумя рядами вишневых деревьев. Ветви ломились под тяжестью спелых ягод, и она набила ими оба кармана. С соседней колокольни донесся звон, созывавший к вечерне. Значит, скоро стемнеет. Но Саулина только что избежала одной опасности и не хотела думать о следующей. Она найдет, где переночевать.

Саулина села в тени бузинной изгороди и начала одну за другой поедать вишни, решив, что на сытый желудок думается лучше. С тех пор, как она убежала из дома Джузеппины Грассини, Саулина многому научилась. Она поняла, что нельзя доверять лекарям, потому что они шарлатаны и воры, нужно держаться подальше от торговок галантереей, которые вроде бы на все для тебя готовы, а на самом деле преследуют свои собственные нечистые цели, а главное — носа не показывать в Боттонуто, где любому находиться небезопасно, а уж для маленьких девочек это просто сущий ад. И еще кое-что ей стало ясно: правдивость — не лучший способ завоевать чье-то доверие, иногда гораздо лучше соврать, лишь бы ложь звучала складно.

Зато сегодня у нее было три преимущества по сравнению с вчерашним днем: свобода, кошелек с монетами и добрый совет. Используя все три, она сумеет найти дорогу на контраду Сант-Андреа, где живет Джузеппина Грассини. Поднявшись, Саулина с чисто женской грацией отряхнула платье и тронулась в путь. Вдали вырисовывался в начинающихся сумерках силуэт городских ворот. Наверное, скоро стража их закроет.

Саулина обрадовалась. И почему ей раньше в голову не пришло такое простое решение? Она подойдет к воротам и спросит дорогу у солдат.

Даже в этот час на улице царило оживление: всадники, крестьянские телеги, купеческие фургоны, почтовые и частные кареты и множество пешеходов.

Сборщики податей уже предупреждали, что пора закрывать, а торговцы спорили, не желая оставаться за воротами со своим товаром до самого утра.

За Римскими воротами открывалась дорога на Пьяченцу, проложенная еще во времена Древнего Рима. Когда-то по ней передвигались имперские легионы. Это были самые старинные и важные ворота Милана.

С решимостью человека, у которого нет иного выхода, Саулина направилась к воротам. Проскользнув между людьми, толпящимися у ворот, она подошла к человеку в мундире. У него было доброе крестьянское лицо, внушавшее доверие.

— Синьор! — окликнула она его.

— Чего тебе, девочка? — спросил он торопливо, давая понять, что у него есть дела поважнее.

— А я вам говорю, что я не перекупщик сливочного масла! — надрывался, обращаясь к нему, какой-то великан, стремившийся прорваться в город со своей телегой.

— Рад за вас, — усмехнулся в ответ таможенник. — Если бы это было доказано, вам пришлось бы сесть в тюрьму.

— Синьор, — настойчиво повторила Саулина. Чем больше она смотрела на него, тем больше доверия он у нее вызывал.

— Разве ты не видишь, что я занят? — сказал он с упреком.

— Я могу подождать.

— Ладно, жди. А вы на этот раз, так и быть, проезжайте, — милостиво разрешил он владельцу телеги, и тот, довольный, проехал через ворота со своим товаром. — Ну, чего тебе? Только говори скорей, — повернулся таможенник к Саулине.

— Я заблудилась, — призналась она, радуясь, что почти не приходится врать.

— И чего же ты хочешь?

— Чтобы кто-нибудь проводил меня до дому.

— Ты что, шутки со мной шутишь?

— Как бы я посмела, синьор?

— Ну тогда растолкуй мне, как вполне смышленая синьорина могла оказаться так далеко от дома, чтобы не найти дороги назад?

Таможенник смотрел на нее с профессиональной подозрительностью, как на любого, кого встречал у этих ворот, хотя в душе был склонен поверить ей: девочка была вежливая, воспитанная, застенчивая.

Саулине пришлось выбирать между правдой, слишком похожей на ложь, и ложью, звучащей как правда. Она выбрала последнее.

— Пошла вместе с маменькой к друзьям с визитом, — придумала она, — вышла погулять в сад и сама не заметила, как заблудилась.

Человек в мундире улыбнулся ей:

— И куда ж тебе нужно?

— На контраду Сант-Андреа.

— Ну хорошо. Я сам тебя отведу.

Стражник и девочка подошли к дому синьоры Грассини как раз в тот момент, когда слуги господ Марлиани, Верри и других семейств зажигали факелы для освещения улицы, однако дом певицы был погружен в темноту: ставни опущены, двери закрыты.