Жоан-Фредерик Эль Гедж - Низкий голос любви Страница 5

– Насколько я знаю, нет!

– Насколько ты знаешь… Эта женщина корнями не только из Франции. Она проживает сейчас вторую жизнь, как и ты. Она разрушила прошлую любовь, прежде чем строить новую, это мудро. Она заперлась в своем сердце, чувствуя одиночество и желание любить. Помни, она отвергает сексуальную любовь. Если мужчина набрасывается на нее, она его отталкивает – или берет, но если берет, сразу же отбрасывает. Надо быть терпеливым, ее энергии иссякли. Она потеряна, она ранена, она одичала, она нападает на того, кто захочет исцелить ее. Но ты действуешь на тело этой женщины. Я вижу это. На дыхание ее тела. Это ей и нравится, и не нравится. Ты для этой женщины благотворен. Естественен. Ты приносить ей доверие. Тебе не терпится? Не надо нетерпения. Сейчас я поработаю над пятым спинным позвонком, позвонком сердца. Когда я буду нажимать, дыши сильней. Давай.

У Артура вырывается короткий хрип.

– Хорошо. Оставайся в этом положении, пожалуйста. Я возьму таро Тота, египетское таро. Ты знаешь происхождение слова «таро»?

– Нет.

– Это слово из тех же букв, но в другом порядке… Как это называется по-французски?

– Анаграмма.

– Анаграмма. Это словозвучит как музыка… Ну так вот, таро – это анаграмма латинского слова orat, которое означает «он молится». А ты молишься?

– Нет.

– А зря. Все равно какому богу, хоть никакому – тебе надо молиться. Говорят также, что слово «таро» происходит от rota, древнееврейского названия колеса фортуны. Не спрашиваю тебя, веришь ли ты в судьбу, иначе тебя бы здесь не было. Естественно. Так вот, я снимаю карты с колоды, и когда тебе захочется, чтобы я остановилось, скажи «да», и я переверну карту.

Она раскладывает карты на деревянном карточном столике.

– Да.

– Эта карта – ты сам. Тростник. Тростник с верхушкой в воздухе и корнями в воде. Он крепкий, он живет в водной стихии. Когда с берега Нила дует ветер, тростник сгибается, доставая верхушкой до земли. Тростник растет в окружении себе подобных, ему не бывает одиноко. Издали он напоминает морские волны. Достаточно самого малого усилия… если приложить его правильно. Понимаешь? Если срезать тростник, он станет шестом, чтобы перепрыгнуть препятствие. Если заточить тростник, он станет копьем.

Она раскладывает карты дальше. Он говорит «Да».

– Вторая карта – «музыкант». Для этой женщины ты ученый человек, который знает музыку слов. Естественно. Видишь ли… как бы это сказать по-твоему, по-французски… все это вытекает из одного источника. Хочешь спросить меня?

– Чем она живет?

– Скажи пожалуйста! Такой заурядный вопрос! Подожди… Вот, вижу. Она живет лицами. Гримерша? Скульптор?

– Возможно, коллекционер?

– Может быть. Погоди. Я вижу еще кое-что. Она готовится к путешествию. В очень древний город, где живые совсем близко от мертвых. Видишь ли, такой город, в котором прошлое – это настоящее. Там она займется исследованиями.

– Археолог.

– Может быть. – На некоторое время ясновидящая умолкает. – Закрой глаза. Дыши со мной. Дыши глубоко, вдохни трижды. Сеанс закончен, доктор Летуаль. Вот твоя кассета. – Она останавливает часы. – Сорок две минуты. Ты мне должен сто пятьдесят. Три билета по пятьдесят, понимаешь?

Уже поздно, Артур один, двери открыты, он не любит, когда звонят в дверь. Имя, которое секретарша записала в журнал приема, невозможно прочесть – написанное карандашом, оно зачеркнуто, вписано снова. Пациент сместил порядок приема, несколько раз отменял визит. В этот час никто не поможет ему расшифровать. Сколько раз просить секретаршу вносить исправления так, чтобы было понятно? Он и не сосчитает недоразумений и неловкостей, через которые ему пришлось пройти из-за этих каракулей. Вместо того чтобы прочесть имя, он пытается его написать, воспроизвести побуквенно. Не выходит. Результат ему совершенно незнаком. Необходимость вот так восстанавливать имя пациента выводит его из себя. В одном он уверен – пациент запаздывает. И сейчас он не может вспомнить его фамилию – фамилию, которую позднее он будет обязан не разглашать, чтобы не выдать какой-нибудь тайны. Тайна врачебная? Нет, тайна страсти, тайна тех, кто превращает тело в наркотик, а память в пытку.

– Добрый вечер, доктор…

К нему обращается мужской голос. Он подскакивает, поднимает глаза и видит пациентку на пороге кабинета – она контрастно выделяется в прямоугольнике бьющего из коридора света. Он видит два кольца сверкающего золота, завиток черных волос.

– Я не слышал, как вы вошли.

– Дверь была открыта.

– По вечерам я не закрываю дверь – жду последних пациентов. Мадам?…

– Мадемуазель. Клер.

Она подходит к нему, протягивает руку. Когда они соприкасаются, слышится треск крошечной электрической искры, она сразу же отдергивает руку.

– Вы так искрите со всеми пациентками, доктор?

– Ковровое покрытие клал не я.

– Да, но ведь вы работаете со всей этой аппаратурой. – Она показывает подбородком на мигающие экраны и циферблаты. – Ну и темно у вас.

В сумерках, при свете компьютерного экрана, половина лица Артура отливает тускло-голубым. Он зажигает круглую лампу на столе. Его кожа вновь обретает человеческую окраску. Не успел он указать ей на кресло – она уже села.

– Да, точно, я припоминаю ваш голос. Вирилизация гортани. – Указательным пальцем он указывает на журнал. – Подумать только, я никак не мог понять, с кем у меня назначена встреча. Мужчина или женщина…

Он говорит это почти укоризненно, словно она виновата в том, что носит неразборчивое имя, приводящее к помаркам и недоразумениям.

– Иногда имя носит вас, а не наоборот. В конце концов, разве не все равно, правда?

– Как это, все равно? – переспрашивает он, пожалуй, слишком сухо.

– Мужчина я или женщина – разве лечение от этого изменится?

– У представителей разных полов я лечу разные заболевания.

– Как бы там ни было, вы измените мой голос, правда?

– Это решать вашему телу и мне.

– Так вы будете обращаться к моему телу, а моего мнения не спросите? – от такого нахальства язык прилипает к гортани потрясенного Артура. – Ведь преобразование голоса – ваша профессия, не так ли?

– Я учу правильно дышать и говорить.

Она вертит кольцо на левом безымянном пальце. Массивный камень, желтый с розовыми отблесками, затмевается, словно луна, один раз, два раза, шесть раз, Артур наблюдает, тщательно подсчитывая затмения. Это движение привлекает его внимание к рукам пациентки – рукам, явно изголодавшимся по прикосновениям.

– Говорить правильно?

– Да, и любить себя. Чтобы любить себя, надо любить свой голос и побуждать других людей тоже его полюбить. Это самое главное. Точно так же, как с лицом или телом. Ваш голос отмечает ваше личное пространство. В общем, вы хотите, чтобы ваш голос был выше.