Ольга Егорова - Магический код Страница 51

Вокруг было безлюдно. Обычный день, никак не связанный в церковном календаре с поминовением усопших. Лишь изредка попадали в поле зрения люди, озабоченно стряхивающие снег с надгробий.

Судя по номерам, искомый участок должен был быть уже совсем близко. Иван поглядел по сторонам, пытаясь сообразить, куда повернуть с развилки — направо или налево.

И в этот момент увидел Диану.

Увидев ее, он остолбенел. На миг потерял способность думать, говорить, дышать и двигаться. Он решил, что Диана ему пригрезилась, а поэтому отвернулся в сторону, разглядывал некоторое время туманный заснеженный горизонт, а потом снова повернулся туда, где ему только что пригрезилась Диана.

И снова ее увидел.

Она стояла неподалеку, метрах в двадцати от него. Стояла повернувшись спиной. Лица он не видел, но сразу узнал ее силуэт. Ее куртку с меховыми отворотами, ее широкие джинсы, бежевую, под цвет отворотов на куртке, вязаную шапку и русые пряди волос на воротнике.

Она стояла неподвижно, как будто застыла на морозе. Не смахивала снег с надгробия. Не очищала от налипшего льда табличку с портретом. Вообще ничего не Делала, просто стояла.

И он тоже не двигался, просто стоял на месте и смотрел на Диану, которая его не видела. И думал о том, что наконец нашел ее. И понимал, что ни за что в жизни сейчас не сможет подойти, окликнуть, прижать к себе, отругать, засыпать вопросами, потрясти за плечи. Понимал, что нашел ее сейчас только для того, чтобы потерять снова. Потому что иначе это будет игра не по правилам. Он знал, что постоит еще минуту, посмотрит на нее еще немного, а потом отступит и спрячется за деревом, широкий ствол которого будто специально расположился неподалеку от того места, где застыл сейчас как вкопанный Иван. Она не узнает. Она пройдет мимо, и он сумеет сдержаться, он не окликнет ее, ничем не выдаст своего присутствия. Он позволит ей уйти, позволит снова исчезнуть из его жизни, потому что здесь и сейчас у него нет права поступить по-другому.

Он был абсолютно уверен в том, что сумеет сдержаться. И все-таки в тот момент, когда Диана, пройдя мимо, скрылась из вида за поворотом дороги, он и сам не поверил в то, что стоит до сих пор за деревом. Что не бежит за ней, не зовет ее, не умоляет остановиться, не требует объяснений и не трясет за плечи.

Она скрылась за поворотом дороги, и Иван снова подумал, что, возможно, ее и не было вовсе. Он читал в какой-то популярной книжке по психологии, что такое бывает, когда человек, которого ты очень хочешь увидеть, начинает тебе мерещиться. Ты начинаешь видеть этого человека в толпе прохожих, в концертном зале, в фойе кинотеатра, в переполненном автобусе. Везде, где есть люди. Этот человек словно преследует тебя, хотя на самом деле он существует только в твоем воображении.

Он очень долго думал об этом. Очнувшись и обнаружив себя возле толстого ствола дерева на кладбище, он подумал о том, что в его жизни это уже третье дерево, к которому он прижимается. Поразмышлял еще некоторое время об энергетике растений. Признался себе в том, что просто тянет время, обозвал себя трусом и наконец вышел из своего укрытия.

Он шел, ступая след в след, по шагам Дианы. Только ее свежие следы на белом снегу уходили назад, а его следы, накрывая их, шли вперед. Он смотрел только вниз, на снег, на следы Дианы. Почему-то наступать сейчас след в след показалось ему исключительно важным.

Потом, возле низкой железной ограды, следы Дианы оборвались.

Он поднял глаза и столкнулся с глазами Веры. Прочитал надпись на плите из гранитной крошки:

«Кожевникова Вера Михайловна».

И даже не удивился.

Положил свои красные гвоздики рядом с теми, что уже успела положить Диана. Теперь красных гвоздик стало очень много. Целая куча красных цветов на надгробии, засыпанном белым снегом.

Иван не знал, что делать дальше. Просто уйти он не мог. Пытаться разговаривать с Верой тоже не мог и знал заранее, что не сможет. Раздумывать о том, что делала здесь, на могиле его первой трагической любви, Диана, было бессмысленно. Он все равно этого не поймет. Потому что здесь, за чертой мира причинно-следственных связей и логических измышлений, все его попытки хоть что-нибудь понять заранее обречены на неудачу. Не стоит даже тратить время.

Он не знал, что делать. Уйти просто так тоже было невозможно. Он чувствовал, что не сможет уйти просто так. И знал, что пришел сюда зачем-то. Но очень долго все же не мог понять зачем.

Невозможно было отвести взгляд от магического сочетания красных цветов и белого снега. Когда ему наконец это удалось, он увидел маленькую скамейку. Вспомнил, что на эту скамейку нужно сесть. И даже не подумал о том, что на улице слишком холодно для того, чтобы сидеть сейчас на скамейке. И почти сразу понял, что ему следует делать и зачем он сюда пришел.

Красные цветы на белом снегу оставались в поле зрения. И фотография Веры тоже.

Он сидел на скамейке и думал о Вере. Отмотав назад, как кинопленку, двадцать два прожитых года жизни, он вернулся в прошлое. Замер и огляделся по сторонам. И увидел почти сразу — семилетнего мальчишку в новенькой синей школьной форме и белоснежной рубашке. И девочку, которой еще не исполнилось семь, но ее все равно взяли в первый класс, потому что девочка была очень развитой, умела уже писать и считать, а читала бегло, совсем как взрослая.

Две тугих косы, на конце каждой — огромный и пышный белый бант. Косы чуть ниже плеч, короткая челка, немного неровно подстриженная. Коричневое платье открывает голые острые коленки. Белый фартук с пышными, почти такими же, как банты на голове, оборками и белые гольфы. В руке — букет белых лилий, на лице — испуганная улыбка первоклассницы.

Она была похожа на фею из сказки.

Иван никогда не читал девчоночьих сказок про разных там фей, но иногда смотрел девчоночьи фильмы, в которых эти самые феи фигурировали. И все время феи казались ему какими-то не такими, неправильными. И вот теперь, увидев эту девчонку с тугими косами, с белыми пышными бантами, в коричневом платье и белом фартуке, он наконец понял — настоящие феи выглядят именно так и носят именно такую прическу.

— Мама, — сказал он в тот день Ирине Сергеевне, когда она привела его домой из школы. — Знаешь, мама, в нашем классе учится настоящая фея.

— Фея? — удивилась мать. — И как же зовут эту фею?

— Ее зовут Вера Кожевникова, — серьезно ответил Иван. — И она самая красивая фея на свете.

— Вот как, — так же серьезно ответила мать. — Вера Кожевникова — очень хорошее имя для феи.

На этом их первый разговор про фею по имени Вера Кожевникова был закончен.

На следующий день фея появилась в школе уже не в белых, а в обыкновенных коричневых бантах из жесткой органзы. В черном фартуке вместо белого и простых бежевых носочках вместо кружевных гольф. Коричневые банты, черный фартук и бежевые носочки у феи были точно такими же, как и у всех девчонок в классе, но от этого она почему-то не перестала быть феей. Она все равно оставалась феей, а другие девчонки из класса, точно так же одетые и точно так же причесанные, оставались простыми девчонками.

Это показалось Ивану немного странным, но долго раздумывать над этой странностью он не стал, решив, что фея — она и есть фея, по определению, вне зависимости от цвета своего школьного фартука и бантов на голове.

Фея сидела на первой парте в среднем ряду, а Иван — на предпоследней парте в ряду возле окна. Это было, с одной стороны, плохо, потому что слишком уж далеко от Ивана была фея. Но с другой стороны, при таком раскладе он мог беспрепятственно рассматривать фею, не опасаясь, что она заметит его взгляд и станет над ним смеяться.

Через неделю все в классе заметили, что фея дружит со своим соседом по парте, Мишкой Зейгманом. Иван уже тогда занимался плаванием и был сильным. Однажды он подкараулил Мишку на переменке возле столовой и избил его так, что Мишка ревел два следующих урока подряд, и мать Ивана вызвали к директору.

Но все это было не важно. Потому что в тот же день фея перестала дружить с Мишкой. «Ты слабак, — сказала она Мишке. И добавила: — Совсем не настоящий мужчина».

Иван слышал, как она это сказала. И был ужасно рад, потому что это значило, что его, Ивана, фея наверняка считает настоящим мужчиной, раз он избил Мишку так, что тот проплакал целых два урока.

Мама, вернувшись от директора, отругала Ивана. А фея на следующий день сама к Ивану подошла и спросила:

— Будешь со мной дружить?

— Буду, — ответил Иван, умирая от счастья.

— Если хочешь со мной дружить, — объяснила ему фея, — ты должен носить мой портфель и защищать меня от мальчишек, если они будут обзываться или драться со мной. Понял?

Иван понял — как не понять. И с того дня стал носить феин портфель и защищать ее от мальчишек, которые пытались обзываться или дергать ее за косы.

Через месяц все в классе уже знали, что Иван дружит с феей, и иногда дразнили их женихом и невестой. Мальчишек, которые дразнили их женихом и невестой, Иван лупил кулаками на переменах, а с девчонками, которые дразнились, фея волшебным образом благополучно разбиралась сама.