Ирина Степановская - Вслед за Ремарком Страница 55

– Вы много курите! – сказала она, когда они уже заняли свое место на полосе, и голос у нее был сердитый.

– Ты дыма не переносишь, что ли? – Он засмеялся миролюбиво и снова положил свою руку поверх ее на рычаге переключения передачи.

– Отстаньте, – сказала она. – Не надо со мной кокетничать, я, кажется, вправду устала. Я вам лучше завтра мятные лепешечки принесу – а то, говорят, курить много вредно.

Путешествие к Ленцу и происшествие с джипом как-то странно на нее повлияли. Ей стало казаться, что она знакома с Робертом много лет, и то, что он помогал ей переключать передачу таким способом, теперь как-то не вязалось с тем, что она пережила в этот день. И Роберт каким-то чутьем понял, что она чувствует, убрал свою руку и начал рассказывать:

– Я курить начал в семнадцать лет, еще перед армией. – Нина молчала, но у него было чувство, что все, что он говорит, ей действительно интересно. – А уж когда познакомился с Михалычем и он меня первый раз на гонки взял, тут уж курить стал помногу. Михалыч сначала автодорожный институт окончил, а уж потом в армию пошел. Я был салагой. Отслужил, демобилизовался самым первым из нас троих, – рассказывать, что его ранили в Афганистане, он не стал, – и подался на поиски приключений в Прибалтику.

– Почему в Прибалтику? – удивилась Нина.

– Там тогда самая сильная сборная была в Союзе. Устроился сначала на побегушках, но потом выступал на гонках. А уж когда Михалыч снова сюда позвал, бросил там все и уехал.

– Ты был женат?

– Да. Там женился, но жена меня всерьез никогда не принимала. Называла русским Иванушкой. Это означало в ее устах – дурачок. – Роберт прикурил следующую сигарету и аккуратно размял окурок в пепельнице. Нина ничего не ответила, только подумала, что Кирилл обычно выбрасывает окурки прямо на дорогу. «Теперь так принято, – думала она. – Едешь, едешь, вдруг – бах! – прямо тебе в стекло летит коробка из-под сока или банановая кожура».

– Я до сих пор прибалтийский акцент с трудом выношу, – вдруг, стиснув зубы, сказал Роберт. – Как начнет кто-нибудь по-ихнему тормозить, так меня сразу передергивать начинает.

– Но почему? – удивилась Нина.

– Слишком они рациональные. До тошноты, – ответил Роберт и замолчал. И Нина поняла, что больше его об этом расспрашивать не надо. И она спросила его о другом:

– Ты начал пить?

Он удивился:

– Нет, не больше, чем другие.

– А с Ленцем почему так получилось?

Роберт помолчал, но потом решил, что раз уж она была полноправным членом их сегодняшней компании, она имеет право знать.

– Он очень переживает из-за сына.

Нина опять замолчала, предоставляя ему свободу – рассказывать или держать все в тайне. Он решил рассказать:

– Ленц женился рано, еще когда учился в институте. Тогда же у него родился сын. Его жена не хотела, чтобы Володька уходил в армию, но… Зарплата у молодого врача была сама знаешь какая, а тут все-таки надбавка за звездочки. И он сам пошел в военкомат Ну а уж когда надел форму, его особенно не стали спрашивать, где он хочет остаться – в Красногорске или вообще в черте Садового кольца. Блата у него не было никакого, и отправили Ленца служить на два года в Таджикистан, а уж когда он туда прибыл, оказалось, что всех оттуда через три-четыре месяца переправляют через границу. Ленц не стал сопротивляться. Знаешь, когда туда попадешь, становится неважно, что о тебе подумает кто-нибудь, кроме тех, кто сейчас воюет рядом с тобой. Жена его расценила эту ситуацию по-другому. Она у него была неплохая женщина, но какая-то очень уж повернутая на своем маленьком мирке; она не могла сообразить, что на свете для мужчины, кроме пеленок и детской кухни, существуют еще другие важные вещи. Ей было трудно, конечно, одной с ребенком, но Володьке в Афгане было еще труднее. Она не стала его ждать. Через пару лет подвернулся ей человек, и она переехала вместе с сыном к нему. Все у них было хорошо. Сыну объяснили, что папа по молодости лет бросил их и уехал искать приключений. Ленц, узнав об этом, остался в армии по контракту. Когда он вернулся, мальчика ему даже не показали. Володька так и остался один. А потом вдруг совершенно неожиданно тот человек, с которым жила его жена, умер. Брак их не был зарегистрирован, поэтому на смерть, как коршуны, слетелись родственники того человека, отсудили у Володькиной жены квартиру. А Ленц, когда демобилизовался, вернулся в свою пустую конуру. Вот тогда он купил себе этот участок, думал, может, что-то переменится, сын вырастет и будет приезжать к нему на дачу уже со своей семьей, а он, Вовка, будет для внуков клубнику выращивать. Когда его бывшую жену согнали с квартиры, ему ничего не оставалось делать, как отдать ей и мальчику ключи от своей конуры, а самому переехать в этот домишко. Мальчику тогда шел пятнадцатый, кажется, год, а может, и семнадцатый… Ему надо было готовиться в институт, и Ленц перевел на его имя всю свою пенсию, но что такое нынче военная пенсия, да еще за неполную выслугу? Конечно, современному молодому человеку всего этого было мало, а мать его еще подзуживала: «Съезди к отцу, скажи ему, пусть устраивается на работу, а то у нас вечно нет денег, ну и так далее»,

– А что Ленц? – спросила Нина, подавленная этой печальной историей.

– А он не захотел больше работать врачом. Сразу после дембеля он было устроился в военную поликлинику на прием. Поработал несколько месяцев и ушел. Сказал, что его стало одолевать навязчивое желание прийти на работу с гранатометом.

– Не может быть, чтобы все его пациенты были плохими, – убежденно сказала Нина.

– Не знаю, – ответил Роберт. – Но первые годы, когда я приехал оттуда, мне тоже хотелось всех перебить. Может быть, поэтому я и уехал в Прибалтику. Там другая страна, там ко всему относишься по-другому. И жизнь там другая. Но и там я долго не выдержал. Они смотрели на меня как на идиота, и я на них так же.

– Но вот что мне непонятно, – сказала Нина, – ведь все цивилизованные страны стремятся к тому, чтобы люди жили лучше, чтобы у всех были дома, машины, дачи… Чем лучше живут люди, тем лучше государство. Что же в этом плохого?

– В этом есть одно неразрешимое противоречие, – ответил Роберт. – Я много думал об этом. К сожалению, получается как-то так, что чем богаче живут люди, тем больше заплывают у них мозги какой-то непробиваемой массой. И люди тупеют прямо на глазах.

– Это неправда! – убежденно сказала Нина – В богатых европейских странах меньше преступности, меньше бессмысленной жестокости, меньше даже элементарного воровства!

– Воровства, может, и меньше, потому что они там с голоду не пухнут, а самоубийств у них также много.

– Это голословное утверждение. – В Нине проснулся математик. – Для того чтобы так говорить, нужно иметь статистику количества самоубийств на число населения.