Хенк Райан - Прайм-тайм Страница 56

Снова хруст. Шаги. И голос.

— Чарли? — слышу я. — Это ты?

Никакой лающей собаки, толстого свитера, приглушенного джаза, аромата цитрусового мыла — только сам Джош. Открываю дверцу «джипа» и обрушиваюсь в его объятия.

Убрав руку с моих плеч, Джош поднимается с дивана и оборачивает вокруг меня мягкое стеганое одеяло в клетку, которым мы накрывались вместе. — Я только проверю камин, — поясняет он. — Рассказывай дальше.

Делаю глоток из кружки с дарджилингом[51], придерживая за веревочку мокрый чайный пакетик.

— Так вот, — продолжаю я, — вылила я на него кофе, и оставалось только надеяться на то, что он еще достаточно горячий. В итоге, насколько я поняла, водитель немного притормозил, и поэтому большая часть жидкости оказалась у них на лобовом стекле. Это единственное, что мне пришло в голову сделать.

Джош снимает каминный экран, и до меня доносится потрескивание и шипение ароматного дерева.

— Чарли, — говорит он, — это просто поразительно. Я все представляю, как ты сидишь одна в машине, тебя преследует бог знает кто, и вот ты понимаешь, что происшедшее с Брэдом и Бриггсом с минуты на минуту постигнет и тебя. — Он сгребает ладонью и без того взъерошенные волосы. — А этот прием с кофе… Не думаю, чтобы кто-нибудь еще отважился на такое.

Для меня не загадка, что тепло, окутывающее меня, идет не только от одеяла и камина. Увидев меня на улице, Джош тотчас же пригласил меня в дом и все это время проявлял такое сочувствие и заботу, словно никакого разлада между нами и не было, словно не было этого идиотского разговора в кафе.

— Ведь если бы ты не подозревала о том, что Мэка и Брэда точно так же прижали на дороге, — продолжает он тем временем, присаживаясь возле меня, — то ты бы ни за что не выбралась. У тебя было время, чтобы подготовиться, поразмыслить и что-нибудь придумать. А у них не было. — Он тяжело вздыхает, и я вспоминаю о том, что он знал Брэда.

— Вообще-то есть еще одна проблема. — Откидываюсь на подлокотник дивана. — Твое имя тоже упоминается среди имейлов. Если они — не знаю, кто «они», но сейчас не об этом — в курсе, что я разгадала схему инсайдерской торговли, то наверняка догадываются, что и ты о ней знаешь. А найти тебя им будет нетрудно.

Полено в камине разламывается пополам и в искрах обрушивается на решетку.

— Ну да… — Джош ненадолго умолкает. — Интересно, должен ли я что-то предпринять, и если да, то что. Видимо, позвонить в полицию. — Он скрещивает руки на груди, заслоняя логотип Бэкстерской академии, нарисованный на футболке. — Только не знаю, что им говорить.

— Я тоже не знаю, — отвечаю я. — Но не забудь, что у нас есть фотография преступника. Если, конечно, мой фотоаппарат сработал.

Джош поудобнее усаживается на диване. Теперь его ноги лежат под одеялом параллельно моим, волнуя меня своей близостью.

— Ну ночью-то мы точно ничего не сможем сделать. — Он указывает на латунные часы на каминной полке. Время 4:10. — Вернее, утром. — Широко зевнув, Джош проводит рукой по лицу. — О, прости, — говорит он, зажмурившись. — Я понимаю, что тебе нужно посмотреть папки Брэда, но…

— Это мне надо извиняться, — улыбаюсь я ему. — Заваливаюсь к тебе с истеричным рассказом о какой-то полуночной погоне, с украденной Библией в сумке и требую каких-то папок. И мучаю тебя до глубокой ночи, не давая спать. — Теперь моя очередь зевать. — Папки подождут до завтра, — выдавливаю сквозь зевоту, прикрываясь ладонью. — А потом решим, что со всем этим делать.

— Вот только кое-что я никак не могу понять, — медленно произносит Джош. — Как они узнали, где ты? Кто-нибудь знал, что ты поехала сюда?

— Только Франклин, — отвечаю я. Сцепляю руки на затылке, утопая в недрах дивана. В камине шипит огонь, и я наблюдаю, как тлеют последние красные угольки.

Джош не отзывается. Очки у него на переносице перекошены, волосы взлохмачены. Мы вместе лежим на диване, соприкасаясь ногами, под одним теплым одеялом. Ощущаю, как в моих мыс лях развязываются и плавно ускользают последние надоедливые ниточки сомнений насчет Джоша. В полной тишине, изнуренные и опустошенные, мы вглядываемся в глубь затухающего костра и в наше неведомое будущее.

Медленно открываю глаза и спросонья не понимаю, где я. На диване. Дома у Джоша. Огонь в камине потух, первые лучи утреннего солнца пробиваются сквозь окна в нишах. Я лежу прижавшись к груди Джоша и зарывшись лицом ему в плечо — понятия не имею, как я на нем оказалась. Натягиваю на себя одеяло и притворяюсь, что сплю, желая продлить момент. Быть может, удастся еще немного насладиться этой минутой. По идее я должна умирать от страха. Разве не так? Но именно теперь я чувствую себя в безопасности. Кто-то — Джош, кто же еще? — отводит с моего лба пряди волос. — Чарли? — шепчет он. — Ты проснулась?

Хватит притворяться. Снова открываю глаза и вымученно улыбаюсь.

— М-м-м, — неразборчиво бормочу я. — Почти. — И снова зарываюсь лицом в его плечо, такое привычное и родное, словно я делала это уже множество раз. Прижимаюсь покрепче к Джошу и бубню в его серую потертую футболку: — А ты?

Джош нежно целует меня в макушку, затем еще и еще. Он сжимает меня в объятиях, и, уже ничего не соображая, я поднимаю голову и приникаю к нему.

Коричневая коробка из гофрированного картона с тесьмой, свисающей с краев, и отогнутыми верхними краями занимает почти весь кухонный стол Джоша. На мгновение я останавливаюсь в сводчатом проеме, наблюдая за тем, как Джош роется в папках. На мне его спортивные штаны на завязках и огромного размера футболка. Не отводя глаз от бумаг, он тянется за кружкой с дымящимся кофе, ненадежно стоящей на краю стола. Делает глоток и откидывается на спинку, продолжая рассматривать содержимое коробки. Как ему удается выглядеть так привлекательно после пары часов сна? Разлохмаченные подушкой волосы, мятая фланелевая рубашка, тренировочные штаны и толстые шерстяные носки — как все эти вещи, которые мне придают вид неопрятный и потрепанный, его делают только еще более сексуальным?

— Доброе утро, — говорю я. — Или, может, лучше «Снова доброе утро»? — Около пяти утра мы с ним все-таки перебрались с дивана в уютно постеленную кровать, сцепившиеся в объятиях, сонные и томящиеся друг по другу. Облизывая губы, вспоминаю и прислушиваюсь к себе. Слегка припухшие губы еще хранят нежные следы его поцелуев. Так, и что теперь?

Джош поднимает взгляд, и его улыбка стирает все мои страхи.

— Да, надо признать, как-то мне непросто заставить себя сосредоточиться на бумагах, — произносит он и, поравнявшись со мной, поправляет на мне фланелевую рубашку. Его рубашку. — Одна повернутая на новостных сюжетах репортерша вломилась ко мне домой прошлой ночью и стала требовать документы, — говорит он, нежно целуя меня. — И с тех пор я сам не свой.