Мэтт Пенья - 12 историй о настоящей любви (сборник) Страница 59

– Ты поэтому приехал учиться сюда? Чтобы заранее знать, на что рассчитывать?

Рассел немного помолчал, глядя на Софи.

– Да, отчасти. А еще чтобы взбесить предков. Они решили, что я свихнулся, а я-то хотел сделать такой демонстративный жест. Мол, видите, вот так я всегда себя чувствовал, и в этот раз просто отправляюсь за добавкой.

Рассел снова рассмеялся, но в этот раз чуть печальней.

– Проблема в том, что они меня так и не поняли. А если бы и поняли, то моя учеба здесь наказание не для них. Разве что обойдется недешево, – он вскинул руки. – Ну что ж, зато тут хорошая программа подготовки журналистов.

– И отличная программа по гуманитарным дисциплинам.

– И красивые городские девушки, которые болтают сами с собой про Неда Фландерса.

– Да, про них в буклете тоже упоминали, – ответила Софи слегка взволнованно – то ли из-за слова «красивые», то ли потому, что уже стояла на пороге общежития. – Вот мы и пришли.

Рассел взял ее за руку. Тепло.

– Ну что, устроим с тобой Хануку?

– Окили-докили[33], – отозвалась Софи.

В блоке никого не было. Кейтлин, Мэдисон и Черил уже разъехались на каникулы, но перед этим все же успели замусорить помещение праздничной атмосферой. Оказавшись в комнате наедине с Расселом, Софи вдруг занервничала до дрожи в коленках и начала болтать со скоростью мигающей гирлянды.

– Здесь стоит наша искусственная елка с традиционными украшениями: мятными палочками и нитями с попкорном. Обратите внимание на мишуру повсюду – понятия не имею, что она символизирует. А вот воздушный шарик в виде Санты.

Теперь сделайте глубокий вдох и ощутите тонкий аромат освежителя воздуха с нотками хвои. Добро пожаловать в край, где Рождество стошнило.

Софи пыталась подхватить шутку про свитера с оленем Рудольфом, но вышло натянуто. Может, это лишний раз свидетельствовало о том, как далеко они с Расселом зашли сегодня?

– Покажи, где ты живешь, – мягко попросил Рассел.

Комната Софи напоминала декорации к передаче «Улица Сезам»: те выпуски, где учили находить предмет, не похожий на остальные. На стенах – ни постеров, ни доски с дружескими коллажами. Только на книжной полке стояло несколько фотографий в рамках: Зора; молодая эффектная Люба с лукавыми искорками во взгляде; и Софи с мамой в гондоле, в Венеции. Они несколько раз попадали к одному и тому же гондольеру, так что тот стал узнавать их. Называл девочку по имени – «София» – и пел ей песни на итальянском.

Рассел смотрел на последний снимок.

– Мама тогда участвовала в Венецианской биеннале, – пояснила Софи.

В детстве ей так часто хотелось, чтобы мама работала адвокатом, банкиром или продюсером, как у некоторых друзей. Но когда маму пригласили на престижную выставку, Софи испытала огромную гордость за нее – художницу, не изменившую своему предназначению. Бабушке пришлось продать кольцо, чтобы оплатить билет для внучки, но оно того стоило. Путешествие было чудесным: гондолы, узкие извивы каналов и улочек, многолюдные картинные галереи, но самое главное – ощущение, что теперь все пути открыты. Такого Софи не испытывала уже давно. До сегодняшнего дня.

– А что делает твоя мама? – спросил Рассел.

– Скульптуры. Но не традиционные, из глины или мрамора, а абстрактные композиции.

Софи потянулась к верхней полке и сняла с нее маленький куб, весь из спутанных проволок и кусочков стекла.

– Как правило, ее работы гораздо масштабнее. Одна из них легко могла бы занять всю комнату. Но, к сожалению, моей соседке Черил нужна кровать, так что с большой скульптурой не сложилось.

На секунду Софи вообразила ужас на лице соседки, если бы одна из этих крупных, странных инсталляций действительно оказалась у них в комнате. Но потом вспомнила, что Черил, кажется, понравилась мамина миниатюра. Она долго разглядывала ее, когда увидела впервые – так же как и Рассел сейчас, – а потом выдала: «Твоя мама делает скульптуры, а моя – устраивает распродажи домашней выпечки». Тогда Софи услышала в этих словах очередной намек на свою чужеродность. Но теперь она вдруг подумала: «Может быть, Черил таким образом проявила сарказм, а я просто этого не поняла?»

Рассел вертел фигурку в руке, следя за тем, как свет играет в гранях.

– Моя бабушка делала всякие штуки… не знаю, скульптуры или как они называются… из дерева и водорослей. На острове Сент-Винсент. Слышала о таком?

– Это в Карибском море?

– Да. Моя мама оттуда. Приехала в Штаты учиться, познакомилась с папой и решила не возвращаться. В детстве я каждое лето проводил там. Жил у бабушки, в маленьком домике, выкрашенном «в цвета острова», по ее словам. По двору вечно мотались мои двоюродные братья. А еще куры и козы.

Рассел улыбнулся воспоминаниям, а вслед за ним улыбнулась и Софи.

– Потом папа стал отправлять меня на лето в спортивные лагеря, где занимались теннисом, парусным спортом, гольфом. Теперь мы всей семьей бываем на Сент-Винсенте только на Рождество. Последние несколько лет жили в дорогом отеле, как туристы. И люди стали к нам относиться иначе. Как к туристам. Даже мои родственники. – Он поставил скульптуру на полку, и взгляд его в этот момент был полон тоски. – Все, кроме бабушки.

Софи закрыла глаза. Она представила себе его бабушку: красивые черты лица; руки, огрубевшие от многолетнего тяжелого труда; сдержанные манеры, за которыми скрывается глубокая, сокрушительная любовь. Потом этот образ смешался с образом Любы, какой Софи видела ее в прошлом году: стоит с веником в руке, колотит по детектору дыма, который сошел с ума из-за чада от жареных латке. Софи не стала резко прогонять воспоминание, а позволила ему постепенно исчезнуть. И странное дело: оно больше не обжигало. За него можно было ухватиться и держать.

Открыв глаза, Софи спросила:

– Твоя бабушка еще жива?

– Да, – ответила Рассел.

– Ты собираешься навестить ее?

Для Софи вдруг стало жизненно важно услышать «да».

– Да, улетаю в воскресенье. Жду с нетерпением, – он помолчал. – И боюсь. Знаешь, накатывает что-то. Вся эта праздничная суета.

– Все будет хорошо, – произнесла Софи, и вдруг фраза будто эхом вернулась к ней.

«Все будет хорошо». Сколько раз она слышала эти слова в последнее время. Когда умерла Люба: «Все будет хорошо; время лечит». Когда поступила в колледж: «Все будет хорошо; ты освоишься». Но Софи не верила. Нельзя восполнить потерю. Нельзя отменить ошибку.