Ирина Лобусова - Пять минут до любви Страница 60

Мы вошли в комнату, он мягко и ласково обнял меня за плечи и, обернувшись к порогу захлопнувшейся за нами двери, вся моя душа замерла восторженно и сладко, как всегда замирает перед чем-то древним и таинственным мир. Не было ни телевизора, ни калечащей пустоты слов, ничего, кроме мерцающих отражений света, бликов солнца на потолке… И нежность, огромная, первозданная нежность, окутывающая все пространство теплом. Я попала в мир, где самым главным и прекрасным стала способность не замечать ничего кроме ласкающих тебя рук и губ. Он превращался в ожившую иллюзию моих фантастических снов и медленно уходил в вечность. Он становился моей прекрасной иллюзией, единственной сбывшейся мечтой и для меня больше никого не существовало в целом мире, кроме этого мужчины, который и олицетворял для меня целый мир. Мне казалось: эти жесткие, сильные руки никогда не смогут прикасаться к моей коже с такой мягкостью, с такой глубиной… В ту ночь, забыв обо всем, о разочарованиях и сомнениях, я растворялась в нахлынувшем блаженстве его нескромных поцелуев… Прожив с ним два года, я не знала, что этот мужчина умеет так целовать…

Позже мы лежали в темноте, утомленные и счастливые. Крепко обнимая друг друга. Мне казалось: мое тело, изменив свою форму, на какой-то момент стало огромным большим сердцем. Он дышал спокойно и ровно. Глаза его были открыты, он не спал. Уловив мой взгляд, он легонько улыбнулся — так, как умел улыбаться он один (слегка дрогнув губами) и сказал:

— Спи, моя любовь.

Его голос по — прежнему был нежным и мягким. Мои чувства словно взорвались и мне почему-то стало вдруг больно — от острой вспышки этой любви…

Чтобы передать ему эту боль, чтобы поделиться разрывающей мою душу любовью, я обняла его обеими руками и стала покрывать поцелуями усталое и сильное мужское лицо. Он улыбнулся, легонько отстранился.

— Ты мне очень нужна. Знаешь, я все обдумал. Я хочу все время жить только с тобой.

Я замерла — в той позе, в которой меня настигли его слова. Боясь дышать. Боясь пошевельнуться.

— Я серьезно. Я все время хочу быть с тобой.

Я не дышала — и ни за что не поверила бы, если б мне сказали, что я смогу не дышать так долго.

— У меня было много других женщин. Но я не хочу расставаться с тобой. Я хочу иметь семью, хочу, чтобы ты была моей женой, хочу иметь детей, дом, как все нормальные люди. Я собираюсь купить новую хорошую и комфортабельную квартиру. Завтра я уезжаю на два месяца. Когда я вернусь, мы с тобой все серьезно обсудим. Кроме того, мы вместе выберем квартиру и станем там жить. Сказать тебе честно, этот идиотский случай с покушением произвел на меня впечатление и повлиял на мое решение иметь семью. Конечно, только с тобой. Мое будущее с тобой. Все не делается быстро. Ты хорошая девочка, не испорченная и чистая. Кроме того, ты думаешь, что меня любишь, а это очень хорошо. Я понял всю напрасность моего существования. Понял, что в любой момент меня могут убить. И что я оставлю после себя? Только деньги? А мне уже после сорока… Значит, это был особый случай, посланный богом, для того, чтобы я принял окончательное решение связаться с тобой свою жизнь, жениться на тебе. И я понял, что мне нужно пересмотреть всю свою жизнь… Пока ничего не произошло.

— С тобой ничего не может случиться, любимый…

— Конечно, нет, малыш. Больше ничего не произойдет. Но с этой жизнью надо быть готовым к любым неожиданностям. Я твердо уверен, что больше ничего страшного не произойдет.

— Ты знаешь, кто это сделал?

— Да, конечно. С этим я разберусь. В свое время. Мне жаль того парня — он погиб не за что…

— Ты поможешь его семье — деньги на похороны и все такое…

— Конечно. Я оплачу его похороны и дам его семье крупную сумму денег. Конечно, мужа и отца это им не вернет. Но кто мог знать, что все произойдет так… Если бы это произошло со мной…

— С тобой ничего не может произойти!

— Почему?

— Тебя хранит моя любовь!

Он улыбнулся и обнял меня, очень довольный.

— Когда ты уезжаешь?

— Куда?

— На два месяца по делам?

— А, завтра.

— Когда ты вернешься?

— Я же сказал — через два месяца.

— Ты мне хоть позвонишь?

— Конечно! Разве теперь ты можешь в этом сомневаться? К тому времени я успею приготовиться к нашей совместной жизни. Ты ведь выйдешь за меня замуж?

— Выйду.

— Вот и хорошо. И у тебя, и у меня будет время обо всем подумать. А время пройдет быстро, и мы с тобой будем вместе!

Он встал с кровати и принялся одеваться. Одевался он как и прежде, и вдруг я почувствовала, как в груди шевельнулась прежняя боль… Ночь любви ушла, и я почувствовала едкую, неизвестно откуда взявшуюся горечь. На рассвете обостряются предчувствия. Рассвет — лучшее время для интуиции.

— Я тебя отвезу. Собирайся.

Горечь была не о том, что ночь моей любви безвозвратно ушла. А о том, что кроме горечи, вдруг появилось предчувствие… Превратившись в бесплотную тень, я соскользнула с кровати и стала одеваться. Мои вещи были разбросаны по комнате и этот хаос почему-то выглядел жалко в обнажающем свете утра.

Он вернулся из ванной при полном параде:

— Ты готова?

Выражение нежности и заботы ушло. Его лицо стало таким же, как и всегда. Сколько мы провели взаперти? Всего только сутки. Я потянулась к нему, он меня обнял — чуть — чуть… Во дворе возле машины было сыро и холодно. На его ладони, обнаженное и трепещущее, навсегда осталось мое сердце — вместе с горько — солеными слезами в виде капель дождя.

Когда я подбежала к его дому (не обращая внимания на разбитые ноги) возле дома уже собралась толпа. Там, посреди этой черной толпы каждая спазма моей любви переваривалась, словно пища для всеядных зловонных желудков. Тысячи лиц, будто вросших намертво в землю, чтобы насладиться конвульсиями моей распятой любви. Двор был похож на бездну раскрытого в крике рта. Там, в этой страшной сжавшейся пустоте, посреди чужой равнодушной толпы, собравшейся, чтобы посмаковать очередное убийство, я вдруг превратилась в болезненный окровавленный комок, с миллионом не сказанных ему слов, так легко и запросто вдруг разорвавших мою душу. Не осталось ничего… Кроме черной плоскости питательного для окружающих чужого горя… омертвевшей плоскости моей огромной любви.

Подойдя ближе, я пробилась сквозь людей. Мне казалось: мир должен прекратить свое существование в ту самую секунду, когда… Когда меня убили. Но так лишь казалось. Люди, толпившиеся вокруг, не знали, что убили меня. Стадо суетливых двуногих муравьев пробегало мимо, отряхивая на ходу свои унылые одежонки. Убийства были привычны точно так же, как весной — растаявший снег. Убийства, вкрапленные в серую паутину привычного дня… Я подошла совсем близко. И впервые по — настоящему поняла, что значит остаться наедине со смертью. Я схватилась за грудь и застыла, стопоря поток людского движения. Мертвые не ходят. Пятна солнечного света дрожали на мостовой, выбивая из грязного серого асфальта яркие искры. Возле угла я различила силуэты двух милицейских машин. Люди, суетящиеся, снующие, люди, люди… Не понимая, что делаю, я сделала шаг вперед…