Звева Модиньяни - Ветер прошлого Страница 63

— Что случилось, Джобатта? — прошептал Гульельмо, стараясь сдержать волнение.

— Вам письмо, синьор, — ответил паренек, протягивая ему конверт.

— Подожди меня здесь, — приказал Рибальдо. Но ему нужна была хоть какая-то уверенность, поэтому он не удержался и спросил: — Маркиза здорова?

— Да, синьор, — ответил посланный. — Она ждет ответа.

Рибальдо вернулся в дом и прочел письмо при свете свечи, потом опять спустился к Джобатте.

— Передай маркизе, что завтра после заката я буду у нее.

— Я передам, синьор. И прошу вас, располагайте мной, как и когда захотите, я всегда к вашим услугам. Мне вас никогда не отблагодарить за то, что вы сделали для моей семьи, — сказал мальчик. — С вашей помощью мой отец смог выкупить свою землю, и теперь он счастлив. Не знаю, что бы мы, бедняки, делали без вас, синьор.

Джобатта уехал, пустив лошадь легкой рысью, ему больше не нужно было спешить.

Рибальдо вернулся в свои апартаменты. Теперь ему предстояло отправиться к своим людям и известить их о перемене планов. Они привыкли повиноваться, не обсуждая приказов своего главаря.

А что до гражданки Бонапарт, ей так и не суждено было узнать, какой опасности подвергалось ее имущество, а возможно, и здоровье, равно как и о том, что спасли ее от этой опасности крестьянская девочка Саулина и разбойник Рибальдо, дворянин, способный отказаться от любого богатства ради погони за мечтой.

32

По слогам и немного нараспев Саулина продекламировала своим музыкальным голоском:

Та роза, что в полночный часУстало голову склонила,Вновь лепестки свои раскрылаИ красотой чарует нас.В венце невиданной красыОна несет нектар целебный.Ее алмазов блеск волшебныйСверкает в капельках росы.

Дедушка Чампа не мог нахвалиться успехами своей ученицы.

— Умница моя! — воскликнул он. — Молодчина! Как хорошо прочитала, с душой. Ни единой ошибки!

Похвалы старика заставили ее покраснеть.

— Вам виднее. Только я ничего не поняла.

— Это не имеет значения, — снисходительно улыбнулся старик. — Придет время, и ты поймешь. У тебя живой ум и нежная душа. Когда тебе откроется музыка этих стихов, ты поймешь, что в жизни существуют иные радости, отличные от тех, что ты знала до сих пор.

Кое-какие радости Саулина уже познала, но пока в ее жизни преобладали обиды, боль и жгучие разочарования.

— Да, дедушка, — сказала она.

Старик провел рукой по своему мощному выпуклому лбу.

— Знаешь, кто написал эти стихи? — спросил он.

— Нет, не знаю.

— Это стихи Джузеппе Парини[15], великого учителя и великого поэта.

— А кто такой поэт? — заинтересовалась Саулина, уже не впервые слышавшая это слово.

— Человек, необходимый другим людям, — терпеливо объяснил старик.

— Необходимый?

— В душе каждого из нас живет скрытая музыка. Поэт ее открывает.

— А вы его знали, этого господина поэта?

— Да, я его знал, — заверил ее дед Чампа. — Он такой же старик, как я, но у него душа ребенка. Он ценит искусство акробатов. Эту книгу, из которой ты читаешь, мне подарил он. Он говорит, что мы тоже по-своему творим поэзию.

Они сидели на гладком, отполированном временем валуне в тени раскидистой ивы. В нескольких десятках шагов от них Икар собирал камешки на берегу и яростно швырял их в воду, ожидая, когда на колокольне церкви Святого Зенона прозвонят третий час пополудни. В этот час ему предстояло проводить Саулину на виллу Альбериги. Мальчику казалось, что он видит отраженные в воде лица хозяев виллы. Он безжалостно побивал их каменьями. Почему именно ему велели сопровождать его милую подружку на эту проклятую виллу? Эта мысль мучила его и всю прошлую ночь не давала ему уснуть.

— Ты почему не спишь? — спросила его Саулина, когда они улеглись в фургоне.

Икар не ответил. Он много чего хотел ей сказать, но в горле у него стоял ком. Ему казалось, что Саулина, которую он только что встретил и мгновенно полюбил со всем пылом отроческого чувства, больше не вернется в лагерь бродячих циркачей.

Сама Саулина тоже спала мало и плохо, хотя и по другим причинам. Она думала, что ей, пожалуй, повезло: она встретила нужного человека. В тонком, аристократическом лице прекрасной маркизы Дамианы было что-то внушающее доверие, и Саулина, ни на минуту не оставлявшая надежды разыскать Джузеппину Грассини, решила довериться маркизе Альбериги. Дамиане можно будет рассказать о своих злоключениях в надежде, что та поверит и поможет ей.

Саулина всем сердцем привязалась к бродячим акробатам, но чувствовала, что за ближайшим поворотом ее ждет нечто таинственное, не поддающееся описанию, но крайне для нее важное. Она решила, что никакие привязанности или долг благодарности не заставят ее свернуть с избранного пути. Благодарность, привязанность, искренние чувства — все это было роскошью, которой она пока не могла себе позволить. Она должна выполнить свое предназначение.

Конечно, она думала не такими словами, но смысл ее размышлений был примерно таков.

Саулине стало ясно, чего ей больше всего в жизни не хватает: настоящего дома, надежного укрытия, теплого гнезда, куда не задувал бы ледяной ветер прошлого. Контрада Сант-Андреа и стоявший на ней особняк певицы — вот что было пунктом назначения, к которому устремлялись ее тайные помыслы и желания.

— Что с тобой, Саулина? — спросил дедушка Чампа, встревоженный ее внезапной мрачностью.

— Ничего, я просто задумалась.

Даже этот мудрый старик не смог бы ее понять, хотя был знаком с самим Парини, знал грамоту и порой философствовал. Саулина стремилась вернуться в тот мир, который так необдуманно и поспешно покинула. В доме синьоры Грассини она оставила свое сердце, и в этот дом, наполненный неповторимым, не выветривающимся с годами запахом сытной пищи, добротности, изобилия, благополучия, она должна была непременно возвратиться.

— Ну, пора тебе собираться, — посоветовал дедушка Чампа, бросив взгляд на солнце.

— Я уже готова, — сказала Саулина, проворно вскакивая на ноги.

Старый циркач позвал Икара.

— Иду, — неохотно откликнулся мальчик и швырнул в реку сразу целую горсть камней.

— Ты должна вести себя очень осмотрительно, — напомнил старый Чампа.

— Да, конечно, — Саулина оправила платье и светлые волосы, локонами падавшие на плечи.

Икар подумал, что никогда в жизни не видел более прелестного создания.

— А мне-то с какой стати туда идти? — проворчал он.