Юлия Климова - Теплая снежинка Страница 64

Он стоял совсем рядом… совсем рядом…

Вчера я посвящала ему песни, пропитанные шампанским и страстью…

И, если честно, совсем не жалею об этом…

И вчера я так много поняла и так многого захотела, и месть, игра не имели к этому никакого отношения. И пузырьки шампанского тоже не имели к этому отношения, зато мои сердце, душа и еще один очень серьезный мужчина с греческим носом стали главными участниками драмы под названием «Это все, что тебе нужно»… Приблизительно так.

Взгляд настойчиво пополз по фигуре Дмитрия… Сергеевича (так ребенок осваивает новую территорию, так луноход пробует на вкус чужой грунт, так я через сто лет после свадьбы знакомлюсь со своим мужем…). Он тоже посмотрел на меня и чуть заметно кивнул.

– Привет, – махнула рукой мама, не замечая накала страстей, недосказанности и вечного «быть или не быть, вот в чем вопрос». – Не думала, что застану тебя, но тем лучше. Новый год я решила отмечать вместе с вами, надеюсь, ты не против?

– Как я могу быть против? Я и сам хотел предложить.

– Ты замечательный зять.

– А ты замечательная теща.

Они улыбнулись, обменявшись любезностями, и уставились на меня.

– Да, бесспорно, вы оба – просто потрясающие люди, – бросила я, зная, что в ответ ожидают совсем другое.

– Ты не против, дорогая? – Моя бесподобная мама приподняла идеальные брови, но ни одной морщины на лбу не образовалось.

– Конечно, нет. Чем больше народу, тем лучше. Давно мечтала встретить Новый год по-семейному… Будем читать стихи, водить хоровод, обмениваться подарками, дружно загадывать желания и пить шампанское.

При последнем слове Дмитрий Сергеевич еле заметно усмехнулся, намекая на вчерашний бурный вечер, вернее, на мое дурное поведение, воспоминания о котором я бы не назвала яркими. А мне не стыдно, не-а. Я смело поймала сдержанность серых глаз и, не стесняясь Ее Величества Эммы Карловны Фогли, показала ему язык.

– Я вижу, у вас абсолютное взаимопонимание, – в свою очередь усмехнулась мама, многозначительно поглядывая в мою сторону, – начинаю чувствовать себя лишней… Пожалуй, пойду пообщаюсь с Адой Григорьевной, интересно, что она планирует приготовить для праздничного стола?..

Она неспешно направилась к двери кухни, но около лестницы остановилась и свернула в правое крыло дома – в сторону кабинета, в сторону Германа… Новогоднее меню, видимо, сейчас имело куда меньше значения, чем стройный, подтянутый обладатель солидного блокнота в кожаном переплете.

– Один, два, три, четыре, пять… – тихо начала я считать вслух.

Теперь брови Дмитрия Сергеевича поползли на лоб.

– …шесть, семь, восемь…

– Наташа, могу я спросить…

– Можете. – Я резко поднялась с кресла и решительно подошла к «наилюбимейшему мужу», но через секунду укол шкодливого настроения заставил меня сделать еще один маленький шаг вперед. Не удержавшись, я дотронулась кончиками пальцев до уголка кармана голубой рубашки (его рубашки!) и скорее угадала, чем почувствовала напряжение в каждой клеточкие тела Дмитрия Сергеевича. Мысленно я поблагодарила его за то, что он вчера приехал за мной (так неожиданно приехал!), и, прогоняя блаженное смущение, продолжила: —…Девять, десять… Пора!

Схватив Дмитрия Сергеевича за руку, не давая опомниться, я потянула его к кабинету, вернее, к дальней лестнице правого крыла.

– Наташа… – удивленно произнес он, но мое имя улетело к потолку, не задев ни шаров на елке, ни прозрачных висюлек люстры.

– Скорее, – лишь бросила я и умоляюще добавила: – И тише, прошу вас, тише.

Больше попыток к сопротивлению Дмитрий Сергеевич не делал, то ли и его разобрало любопытство, то ли он попросту решил не связываться со своей ненормальной женой на случай, если это опасно для жизни.

Мы нырнули под лестницу, я распахнула дверь и устремилась по узкому тесному коридору к вожделенной замочной скважине.

Прости, мама, прости, Герман, но я должна знать все… И эти волнение и грех я хочу разделить с самым близким человеком на свете – моим мужем!

– Мы будем с вами подслушивать и подглядывать, – честно прошептала я, тыкая пальцем в замочную скважину. – Я должна знать, что между ними происходит, понимаете?

– Нет, – честно ответил Кондрашов, покачав головой.

– Я подозреваю маму и Германа… что же здесь непонятного?

– В чем подозреваешь?

– В… ну-у… между ними что-то есть…

Дмитрий Сергеевич обдал меня таким взглядом, что во рту пересохло. Как виноватый котенок, я вжала голову в плечи, наконец-то отпустила его руку и сморщила лицо, что, как я надеялась, вызовет понимание и жалость.

– Да ладно вам, – прошептала я. – Иногда же можно…

Но, как оказалось, мысли моего умного мужа работали совсем в другом направлении…

– Как часто ты здесь бываешь и как часто подслушиваешь?

Черт! Испортил культурный вечер! Билеты в партер пропадают почем зря! Там, за дверью, происходит нечто интересное и очень важное, а здесь – в тесном коридоре… а здесь…

– Иногда, – честно ответила я, и, больше не тратя время попусту, метнулась к замочной скважине.

В кабинете звенела легкая прозрачная тишина, и тем было невероятнее, и тем было острее… Герман стоял около шкафа, спиной ко мне, а Эмма Карловна Фогли в «кадр» не попадала… Неужели я ошиблась, неужели мама блуждает по дому (рассматривает картины или книги), неужели ее путь лежал не в кабинет…

И вдруг изображение качнулось, точно тяжелая птица вспорхнула с ветки и понеслась неизвестно куда. Появилась Она и, не разбрасывая слов, не делая лишних движений, прижалась к Нему. Руки скользнули по рукам, щека коснулась щеки… Герман, Герман, держись!.. Его ровная спина обмякла, раздался глухой звук, и я догадалась – это упал блокнот…

Мелодраму под названием «Сопротивление бесполезно, или Они жили долго и счастливо» досмотреть не удалось, тяжелая рука легла на мое хрупкое плечо, и уже через секунду я стояла, прислонившись к стене, нос к носу с Дмитрием Сергеевичем. Помедлив, он сам заглянул в замочную скважину, тут же выпрямился, и наши взгляды вновь встретились. Ой, ой, ой… Сейчас мне надерут уши…

Акула, передо мной стояла Акула.

– Как часто ты здесь бываешь и как часто подслушиваешь? – тихо повторил он свой вопрос.

– Пару раз было, – прошептала я, надеясь на помилование и удовольствие от проклюнувшейся правды. – Мы же с вами все равно поженились, – «наивно» пожала я плечом, – так что никаких тайн между нами быть не может.