Мой любимый враг - Елена Алексеевна Шолохова Страница 64

Потому-то меня и не оставляло ощущение плохо поставленного спектакля. И от этой лжи и притворства делалось тошно.

Но самое противное, что даже сейчас она продолжала ломать комедию. Сказала бы уж прямо, что всё это из-за Тани. Зачем из меня идиота делать?

– А я с самого начала говорил, что не надо было ему уезжать. Ну да ладно. Теперь…

– Я никуда не поеду, – перебил я его.

Они оба уставились на меня так, будто я сморозил какую-то дикость.

– Что значит – не поеду? Я ради тебя через всю страну, что это за капризы непонятные? Что за детский сад? Ты заканчивай это…

– Дима, ты что такое говоришь? Как это ты не поедешь? Поедешь, конечно. Он поедет! Он это от неожиданности, да, Дима? Ты же сам мечтал вернуться в Питер!

– Тем более! Чего это ты вдруг? – отец, широко улыбаясь, потрепал меня по плечу.

Я не стал с ним спорить. Просто вышел из кабинета и отправился к себе. Не мог их сейчас ни слышать, ни видеть, особенно её.

– Ему просто надо время переварить новость. Сейчас он одумается и еще потом спасибо скажет… – доносился голос матери.

Я закрылся у себя. В висках стучала кровь. Это мешало думать. Не давало сконцентрироваться. Разочарование жгло как едкая горечь.

Я подошёл к окну, уперся руками в раму. Что делать? Как их переубедить? Как вообще с ними разговаривать? Они же никого кроме себя не слышат…

Я отыскал свой старый телефон, вставил симку и набрал номер Тани. Я не собирался рассказывать ей про родителей, просто вдруг так остро захотелось услышать ее голос.

– Привет, – ответила она почти сразу. – Что-то случилось? Что-то не так?

– Всё так. Соскучился…

– Я тоже.

– Как отец?

– Отец ушёл недавно. Со мной не разговаривал. Куда ушел – не знаю. Но боюсь. Все-таки так жаль, что мы не можем просто сбежать. Твой план – это здорово, но… жить с ним в одном городе… Он ведь, если захочет, найдет и меня, и тебя. Хотя бы у школы подкараулит. А если бы мы уехали…

– Хорошо.

– Что? – переспросила Таня.

– Давай уедем.

42

Где-то через час заглянул ко мне отец с таким видом, будто приготовился к серьезному, но малоприятному и неизбежному разговору. Видимо, мама его накрутила и подослала ко мне. Но тут он увидел на кровати распахнутую сумку, в которую я укладывал вещи, и аж в лице переменился. Словно гора с плеч у него спала. Даже повеселел и оживился сразу.

– О, гляжу, ты собираешься уже. Молодец, правильное решение принял. Нечего тебе здесь торчать. Надо строить будущее, а я помогу во всём.

Он фривольно расположился в кресле, закинув ногу на ногу. Похлопал по карманам, извлек зажигалку, но повертел ее в руке и спрятал обратно.

– Не куришь? Молодец. А я всё никак не избавлюсь от этой привычки. Уже сто раз Ксюше обещал. Ну, почти получилось. Тайком только, когда совсем припрет. Когда вот понервничаю. Она и не догадывается.

Я взглянул на него, наверное, с раздражением, потому что он тут же перестроился:

– Понимаю тебя. Всё, о Ксюше больше ни слова. Сегодня. Но вам все равно придется подружиться. Впрочем, я уверен, что вы и так подружитесь.

– Непременно, – ответил я равнодушно.

– Нас сегодня по случаю моего приезда пригласили на прием. К Вяземским. Он сам – судья, а его дочь – хозяйка торгового центра… молл там какой-то, забыл… В общем, ждут нас к семи. Ты-то вряд ли их помнишь, конечно, а вот они хотят посмотреть, какой ты стал. Так что до шести ты тут собирайся, а в начале седьмого выезжаем.

– Я не пойду.

– Ну-у, вот опять двадцать пять. Ну что за капризы, а?

– Мне некогда. У меня остались дела, которые надо закончить до отъезда.

Отец пробубнил что-то под нос, но нехотя согласился.

– Ладно, понимаю. Мы на тебя с этим отъездом свалились как снег на голову. Хорошо, доделывай свои дела.

Наконец он ушёл, оставив после себя дорогой, но въедливый запах туалетной воды, от которого меня уже тошнило. Я распахнул окно пошире, запустив морозный воздух, и продолжил сборы, прикидывая в уме, что нужно взять обязательно. Этот прием у неизвестных мне Вяземских оказался очень кстати. Пока они будут там, мы и уедем.

Затем спустился в холл. Снова вдохнул «Тома Форда»: вещи отца – пальто, кашне, даже перчатки – щедро его источали. Он всегда любил благоухать, но теперь его парфюм казался мне удушливым и горьким. Скорее на воздух! Пока не задохнулся или же сам не пропитался этим запахом насквозь.

Я быстро надел кроссовки, а куртку застегивал уже на ходу.

– Ты куда? – спросила мама, показавшаяся в последний момент.

Я оглянулся. Она стояла на верхней ступени лестницы и смотрела на меня с тревогой, на этот раз неподдельной.

– Прогуляться, – ответил я.

– Дима, ты только недолго, пожалуйста. Вечером идём к Вяземским. Прямо как в старые добрые… – засмеялась она, но поймала мой взгляд, и смех ее оборвался. – Ты на меня за что-то злишься?

– Я на тебя никогда не злюсь, – ответил я, в общем-то, честно. Разочарование и злость – разные вещи. Она улыбнулась с явным облегчением.

– Ты у меня – самый лучший и… шапку надень! – бросила она мне в спину.

Мама говорила, что раньше наш дом, точнее, наш коттеджный поселок находился хоть и в черте города, но на отшибе и среди леса. То есть до цивилизации надо было куда-то ехать. С того времени, что нас здесь не было, город порядком разросся, лес вырубили, застроили,