Дороти Кумсон - Прежняя любовь Страница 65

— Это случается только в кино, — говорю я, но, конечно же, он меня не слышит.

Я не издаю ни звуков, ни слов, которые можно услышать. Те слова, которые я пытаюсь произнести, оставляют след в воздухе, но они столь же бессмысленны, как знаки, написанные на воде.

— К нам уже едут на помощь. Ты будешь в порядке. Все будет хорошо.

Темнота.

— Либби, Либби, очнись!

Я открываю глаза и вижу незнакомого мужчину. Он сидит там, где минуту назад сидел Джек. Он одет в костюм пожарного. Я решаю, что его зовут Сэм.

— Ты меня слышишь? — спрашивает он.

— Да, — говорю я.

— Вот и хорошо. Меня зовут Билл. Я спасатель.

— Я люблю спасателей.

— Вот и отлично. Считай меня своим собственным личным спасателем.

— Хорошо, — говорю я.

— Мы пытаемся тебя отсюда вытащить, но с этим возникли сложности, потому что машина наклонена и прижата к столбу, что не позволяет нам воспользоваться резаком.

— Ладно. Не стоит обо мне беспокоиться. Не обращайте на меня внимания. Я пока немного посплю.

— Нет, Либби, не спи. Ты не должна спать.

— Почему? Чтобы меня не утащил Фредди Крюгер?

— Нет, Фредди Крюгера не существует.

— Какое разочарование! Ты только что все испортил. Пожалуйста, дай мне поспать.

— Нет. Расскажи мне о себе. Расскажи мне о своем муже.

— О Джеке? Когда я думаю о Джеке…

Темнота.

Я широко открываю глаза, чтобы снова не очутиться в ловушке. Я боюсь, что отключусь, совсем как тогда. Вот только рядом со мной нет никого, кто смог бы меня разбудить.

Дело не в том, что он назвал меня Евой. Находясь в шоковом состоянии, он плохо соображал, а кроме того, наверное, сильно испугался. Это я могу понять, и это меня практически не беспокоит. Что причиняет мне боль, так это его реакция, когда он понял, что я Либби. Он был обеспокоен и испуган, но я не услышала ни мольбы не умирать, ни признаний в любви, ни заверений в том, что он не может без меня жить. Он не был уверен в том, что я не умираю, но даже и не подумал произнести «Я тебя люблю».

Либби

Я иду к врачу, стараясь наклонять голову как можно ниже. У меня на голове кепка с длинными ушами и козырьком. Она скрывает мой шрам, а если я буду смотреть под ноги, то никто не увидит моего лица. Мне хочется идти как можно быстрее, но все равно получается очень медленно, потому что каждый шаг причиняет мне боль. Я не смогла воспользоваться такси. Я не знаю, как мне удалось сесть в машину, доставившую меня из больницы домой. Теперь от одной мысли о поездке куда бы то ни было на машине меня начинает тошнить.

Я знаю, что машины сами по себе не опасны. Опасность представляют люди, садящиеся за руль. Я знаю, что мне необходимо преодолеть свой страх и сесть в машину, потому что, чем дольше я это оттягиваю, тем труднее мне будет потом. Я знаю все эти логические и разумные доводы. Я беспрестанно их себе повторяю. И тем не менее я не могу этого сделать. Да и зачем, если у меня есть одна абсолютно здоровая и одна не очень здоровая нога, и эти ноги способны доставить меня куда угодно. В данном случае мне надо срочно попасть на прием к своему врачу. Мне повезло, потому что кто-то позвонил ему и сказал, что не сможет прийти, поэтому в графике приема пациентов образовалось окно. Обвевающий мою кожу воздух кажется мне странным. Он теплый, но прохладнее, чем, по моему мнению, должен быть. Каждый день я на несколько минут выхожу в сад, поэтому не совсем забыла, что такое свежий воздух, но здесь, на улице, я ощущаю его совершенно иначе. Он более свежий и прохладный, несмотря на выхлопные газы и окись углерода, ежесекундно выдыхаемую окружающими меня людьми. Мне приходилось проходить курс лечения кислородом, но этот воздух очищает мое тело куда лучше, чем поступающий в легкие через кислородную маску.

Я должна распахнуть все окна в доме и позволить потоку воздуха промчаться по всем комнатам, подхватывая и унося с собой пыль, паутину, духоту и, конечно же, Еву. Мы перекрасили стены, постелили новые ковры, купили новую мебель, даже перевезли туда часть моих вещей, но я чувствую, что она по-прежнему там, она не уходит, она цепляется за свой дом, за свою жизнь, за моего мужа.

Боль, которую я испытывала прежде, которая огненными обручами опоясывала мое тело, стискивает меня еще сильнее. Я испытала первый приступ, сидя в кухне на полу и думая о Джеке. Когда она нахлынула на меня, я чуть не отключилась. Я поползла к столу, на котором лежал мой телефон, и тут на меня обрушился новый удар. Сидя в дверном проеме, за мной настороженно наблюдал Бутч. Записавшись на прием к врачу, я почувствовала себя увереннее, но теперь боль снова вернулась.

Я останавливаюсь посередине тротуара, обхватываю руками живот и начинаю глубоко дышать. Вдох-выдох, вдох-выдох, вдох-выдох.

— С вами все в порядке, милая? — раздается чей-то голос.

Меня начинает трясти от ужаса. Кто-то со мной заговорил! Уже целую неделю я не говорила ни с кем, кроме Джека, Грейс и Энджелы. Я опускаю голову еще ниже. На заговорившем со мной мужчине вылинявшие голубые джинсы и массивные рабочие ботинки. Я не знаю, во что еще он одет, так как не могу даже чуть-чуть приподнять голову из страха, что он увидит мое лицо.

— Да. Я просто иду к врачу, — удается выдавить мне.

— Это далеко? Может, вам помочь?

Я шарахаюсь в сторону.

— Нет, я в порядке. Все хорошо. Спасибо.

И мои ноги несут меня вперед, туда, где мне помогут, где заставят утихнуть эту ужасную боль.

— Чем я могу вам помочь? — спрашивает меня доктор Ласт.

— Мне нужны обезболивающие посильнее, — сообщаю я ей.

— Хорошо, — кивает она, оборачиваясь к монитору компьютера и быстро вводя мои данные. — Но вы уже на изрядной дозе кокодамола, — произносит она, прочитав появившуюся на мониторе информацию.

Возможно, компьютер прав. Возможно, доза действительно большая, но мне этого недостаточно. Этот препарат просто не работает.

— Он не работает, — говорю я. — Мне нужно что-то посильнее. Мне больно.

— Это постоянная боль? — спрашивает она.

— Нет, не постоянная.

— Опишите мне ее.

— Я стала испытывать ее совсем недавно. Она опоясывает мое тело в районе груди. Она была такой сильной, что я едва не потеряла сознание. Она какая-то стискивающая и возникает как приступ.

— Что вы в этот момент делали?

— Ничего. Я просто думала.

— Когда вы начали двигаться, боль усилилась или ослабела?

— Она не изменилась.

— Значит, это не та боль, которую вы испытываете в результате полученных травм? Она другая?

— Да… Нет. Если честно, я не знаю. Я только знаю, что мне очень больно.