Сандра Мэй - Забудьте слово страсть Страница 7

Джонни был здорово напуган — но и заинтригован. Такого количества народу он никогда не видел, поэтому на всякий случай вцепился в руку Филипа намертво и только головой вертел в разные стороны. В самолете же ему очень понравилось, особенно наушники, висевшие на спинке кресла.

Молоденькая стюардесса ослепительно улыбнулась Филипу, раздевавшему Джонни.

— Принести мальчику что-нибудь попить, мсье Артуа?

Джонни возмущенно воззрился на девушку.

— Еще чего! Это мой дядя, Фил Марч, а меня зовут Джонни Марч, а эта тетка — моя тетка, только я чего-то не уверен в этом…

Филип торопливо надел мальчику наушники.

— Послушай-ка сказку. У вас есть детские записи?

— Конечно. Сейчас включу Меня зовут Синтия. Если что-то понадобится…

Филип одарил девушку своим фирменным взглядом, и та немедленно затрепыхала ресницами и разулыбалась еще пуще. Шарлотта неожиданно почувствовала укол ревности. Когда она заговорила, ее голосом можно было резать стекло.

— Будьте добры, принесите мне пару пледов и подушку. Через пару часов, если мальчик не заснет, принесете ему обед. Разумеется, без кетчупа.

— Я люблю кетчуп!

— Очень плохо. Детям кетчуп вреден.

— А откуда ты… вы знаешь? У тебя же нету детев.

— Детей. Посмотри в окошко. Мы сейчас взлетим.

— Ха! Окошко! Это называется алюминатор!

С этими словами Джонни гордо отвернулся и стал смотреть в «алюминатор». Синтия незаметно подмигнула Филипу и ушла, а Шарлотта недовольным голосом заметила:

— Вы нарочно не останавливали мальчика, мистер Марч. Напрасно вы это делаете.

— Что именно?

— Показываете свою неприязнь. Так ему будет сложнее привыкнуть ко мне.

— Ну уж нет, дорогая мадемуазель. Не стоит перекладывать на меня вину за отсутствие у вас обаяния. Вам предстоит самой добиться расположения Джонни.

— Даже если вы будете мне мешать?

— Не собираюсь этого делать. Согласитесь, если я буду делать вид, что вы мне сразу понравились и я доволен сложившейся ситуацией, — это будет враньем.

Шарлотта прикусила губу, а потом вдруг усмехнулась:

— Знаете, вы сейчас похожи на дикого кота, которого вытряхнули из мешка посреди абсолютно чужой и незнакомой квартиры. Кот несколько потрепан и сильно испуган, но старается держать фасон и сохранять присущую котам независимость. Кроме того, все его чувства обострены, ибо он старается поскорее изучить незнакомое место…

Филип оторопел, но уже через мгновение на смену этому чувству пришло абсолютное, прямо-таки дзенское спокойствие. Он покосился на припавшего к иллюминатору и подпевающему наушникам Джонни, потом резко повернулся к Шарлотте и наклонился так близко, что почти коснулся губами ее порозовевшей щеки:

— Коты очень быстро осваиваются на новом месте, мисс Артуа. И начинают считать его своим. В этом их кошачья сущность. А еще котов нельзя приручить. И им категорически нельзя приказывать что-либо сделать. Выйдет только хуже.

Шарлотта чувствовала, как у нее по позвоночнику пробегают электрические разряды. Опять стало жарко и пусто внутри. Она усилием воли не отводила взгляд, а темные глаза Филипа Марча неотрывно смотрели на ее губы. У него красивые глаза, цвета растопленного черного шоколада. Его дыхание щекочет щеку, губы чуть изогнулись в насмешливой улыбке, но самое странное воздействие все же оказывают глаза… Она тонет в их глубине, растворяется в жаркой темноте…

Шарлотта Артуа, Стальная Лоза, как прозвали ее некоторые романтически настроенные партнеры по бизнесу, могучим усилием воли не дала самой себе утонуть в глазах Филипа Марча. Чуть отстранившись, она насмешливо заметила:

— Ай-ай, что же нам делать? Ведь было бы слишком бесчеловечно снова выбросить несчастного кота на улицу — но и мириться с его дикими замашками тоже нельзя. Как же быть?

Теперь в шоколадных глазах загорелся воистину дьявольский огонек. Филип Марч лениво откинулся на спинку кресла, потянулся и промурлыкал, как настоящий кот:

— Только любовь, графиня. Любовь и ласка. Только ими можно приручить котов и детей. Да, и учтите: любовь должна быть искренней.

Слава богу, стюардесса Синтия принесла пледы и подушку!

Шарлотте приходилось много путешествовать, и она привыкла спать в самолетах и поездах. Будь эта поездка обычной, она бы запросто откинулась на спинку кресла, сбросила сапоги и заснула крепким сном смертельно уставшего человека. Однако обычным нынешнее путешествие назвать было нельзя ни в коем случае.

Все внутри у нее кипело от странной смеси возбуждения, злости, смущения и любопытства. Филип Марч удивил ее. Признаться, вчера он выглядел куда менее уверенным в себе. Вчера она посчитала его просто симпатичным и слегка растерянным парнем — но сегодня увидела, что ошибалась. Этот взгляд, эта дьявольская улыбка, эта спокойная грация сильного мужского тела — если уж Филип Марч и был котом, то никак не дворовым тощим кошаком, а по меньшей мере, котом камышовым.

Шарлотта заставляла себя держать глаза закрытыми, но даже самый невнимательный в мире наблюдатель заметил бы, что она только притворяется спящей. Между тем Филип Марч выглядел вполне довольным жизнью. Когда Джонни надоело смотреть на облака и он явно заскучал, Филип ловко поймал за руку проходившую мимо Синтию, о чем-то негромко с ней пошептался — и через пару минут девушка принесла Джонни набор «Лего». Мальчик немедленно занялся игрушкой, а Филип Марч грациозно перебрался через якобы спящую Шарлотту, потянулся и легкой, стелющейся походочкой направился в сторону технического отсека. Через минуту из-за занавески донеслось девичье хихиканье и приглушенный мужской голос. Шарлотта немедленно вытаращила глаза. Вот уж кот так кот! Но… почему это приводит ее в такую ярость?

Шарлотта с трудом подавила желание встать и пойти разобраться с этими весельчаками. Какое ей дело, с кем флиртует Филип Марч?

Филип между тем блаженствовал в обществе двух стюардесс. Синтия была блондинкой, Рейчел — шатенкой, обе были хохотушки и болтушки, так что Филип блистал. Анекдоты и остроты так и сыпались из него, и вот уже Синтия два раза подряд прислонилась к его плечу, якобы ослабев от смеха, а Рейчел бросает вполне красноречивые взгляды, и если так пойдет, то вскоре можно будет сыграть с ними в «города» на поцелуи — вариант беспроигрышный, потому как либо они дурочки и тогда больше городов назовет он, либо они хорошие стюардессы и знают географию, тогда он проиграет, но целоваться-то в любом случае…

… не придется! Занавеска отъехала в сторону, а за ней обнаружилась ОЧЕНЬ сердитая мисс Шарлотта Артуа. На Филипа она демонстративно не смотрела.

— Девушка… Синтия, кажется? Я уже пять минут вызываю вас, но вы, как я вижу, заняты важным делом.

— Простите, мэм. Вам что-то?..

— Да. Кофе. Двойной. И подключить компьютер. Да, мистер Марч, если вы уже освободились, то Жанно, по-моему, требуется посетить одно заведение…

Филип мысленно себя обругал последними словами, но девчонкам все равно дружески улыбнулся и помахал рукой.

— Сделайте кофе и мне, ладно? Уже бегу, мадемуазель Артуа.

Джонни встретил его, подпрыгивая на кресле.

— Скорее, Фил! А то счас будет авария.

— Стоп машина! Лечь на правый галс! Держись, капитан!

К счастью, туалет был свободен. Когда они мыли руки, Джонни наябедничал:

— А она ничего и не спала, она все смотрела в ту сторону, где ты с Синтией хихикал, и губы кусала. Фил, а ты по-французскому умеешь?

— Не особо. «Же ма пель» знаю, «силь ву пле» знаю, «асееву силь ву пле» тоже знаю, «ореву-ар», «мерси», «парбле» и «мерд».

— А чего такое «мерд»?

— Ох, деточка моя, лучше про «оревуар» спроси.

— «Оревуар» я и так знаю, так мама папе говорила, это значит — до свидания. А про «мерд» я не слышал.

— Ну… в общем, это то, что остается после лошадок и собачек в Центральном парке.

— Какашка?!

— Да. Только не повторяй при ней, ладно?

— А она про тебя тоже обзывалась!

— Как же?

— «Кель ша», говорит, а потом вообще обругала.

— Кем?

— «Курёр де жоп»!

— Ай!

— Это я не я говорю, это она сказала.

— Слушай, Джонни, я потом в словаре посмотрю, а ты пока молчи. Может, это и не ругательство даже.

Джонни с явным неудовольствием обещал молчать, и они вернулись на свои места. На столике их уже ожидал обед, и на некоторое время воцарилось перемирие.

4

Когда под крылом самолета возник Париж, было темно, поэтому город очень напоминал гигантскую драгоценность, искрящуюся на черном бархате. Несмотря на поздний час, аэропорт был переполнен. Сотни людей, одетых в самую разнообразную и даже экзотическую одежду, говорили на разных языках.

Прошли таможенный контроль, получили багаж, потом из толпы вынырнул небольшой человечек с роскошными усами и горячо приветствовал Шарлотту Артуа. При взгляде на Джонни глаза человечка немедленно увлажнились, усач прижал руки к груди и разразился горячей, но непонятной речью, в которой проскакивали смутно знакомые слова типа «пти анжель», «мадемуазель Жанет» и «манифик». Джонни неожиданно проникся к усачу доверием, а уж после того, как тот подвел мальчика к роскошному, зеркально отполированному лимузину, и вовсе полюбил шофера, как родного. Только совместными усилиями удалось уговорить малыша сесть на заднее сиденье, после чего Андре — так звали шофера — клятвенно пообещал дать «пти Жанно» порулить, когда они приедут в поместье.