Ирина Лобановская - Цена ошибки Страница 7

Отношения Сазонова и сей великолепной девицы развивались странно, по мнению Игоря, которое он приберегал для себя и высказывать остерегался. Гоша и Шурка постоянно ругались и ссорились, костерили друг друга на чем свет стоит, расставались навсегда — ну конечно навсегда! — а потом так же стремительно начинали скучать, тосковать друг без друга, звонили и опять миловались. Впрочем, крайне непродолжительное время.

Правда, тосковал и скучал один кряжонок. Это Игорь и видел, и подозревал, хотя не знал в точности. Просто понимал, что если два человека грустят одинаково сильно, как Георгий, то между ними не может быть таких постоянно яростных ссор и жутких склок, которыми отличались непростые отношения влюбленных. А посему… Посему неведомая ему пока музыкантша Шурка не больно-то убивалась по Сазонову. И явно объективно находила ему заменки и подменки. И все, видимо, равноценные, поэтому несчастная скрипачка совершенно запуталась и вконец смутилась перед своим нелегким выбором — кого из кавалеров выгоднее захомутать?

Игорь посмеивался над незнакомой ему девчонкой и жалел ее. Все-таки она угодила в непростую ситуацию.

Уже на первом курсе Лазарев яростно вцепился в учебу. Он мечтал стать великим медиком, таким, например, как Войно-Ясенецкий, святитель Лука. Игорь слышал о нем мало — в те времена торжествующего атеизма о таких людях не принято было даже упоминать. Но вездесущий и любопытный часовщик Поликарпыч где-то тайком раздобыл книгу знаменитого хирурга и еще кое-что о нем самом и притащил все это в мастерскую. Книгу прочитали все, и биографию врача тоже. Большинство осталось равнодушным к прочитанному, а Игорю вот запало в душу… Хотя жил он, как и многие другие, некрещеным и храмы словно не замечал.

Начались занятия в анатомичке.

— Ты покойников не боишься? — осторожно справился у приятеля Гоша.

Зеленые глаза тревожно посветлели. Игорь покачал головой:

— Нет. Почему ты так удивляешься? О-ля-ля… Просто я на горьком опыте слишком хорошо убедился в том, что живые люди намного страшнее и опаснее мирных и смирных покойничков. Что они тебе сделают? Лежат себе тихо… Запашок только… — Он поморщился. — Не французские духи.

— В тебе говорит настоящий цинизм медика, — фыркнул Гоша.

— Да ну! — махнул Игорь рукой. — Это расхожее мнение, что все медики циничны, профессия, мол, такая, обязывает. А по-моему, по-настоящему циничными должны быть историки. Ну кем еще надо быть, чтобы изучать в подробностях историю? То бишь, говоря без обиняков, кровавую мясорубку. Эти подробные сведения о том, как один король вначале кланялся другому и подписывал с ним мир навечно, а потом, отбыв на родину, рвал договор и вел в чужую страну заранее подготовленные войска с тыла… Эта архивная информация… Как цари сажали в тюрьмы своих детей, ненужных наследников, а невестам подсыпали яд в бокал, сговорившись с другой невестой… Вся история в основном такая. История подлостей и сволочизма. Что уж тут про медицину рассуждать? Здесь — физиология, а там — души. Где пороки страшнее — там или здесь? Сверим часы…

Гошка засмеялся и глянул в окно аудитории.

— «Мело, мело по всей земле…» Но мы не можем ждать милостей от природы… Бегу на свидание. Пора тебе с Шуркой познакомиться.

— Пора, — равнодушно согласился Игорь. И уткнулся в учебник.

Оставалось еще восемь лет жизни…

В Музей революции Игорь в тот долго тянущийся поздневесенний день забрел совершенно случайно. Мать попросила зайти в Елисеевский — она его уважала до крайности. Но любимой ею колбасы не оказалось, хлеб тоже был несвежий, а мать, избалованная и капризная, признавала только теплый, и Игорь, выйдя на улицу и мгновенно запутавшись среди прохожих, быстро текущих и радостно-суетливых, неожиданно не захотел идти домой. «Пойду в музей, — решил он. — Давно не был. Что там да как… Может, что-то изменилось, новенькое что…»

Пожилая смотрительница сразу его узнала:

— Давненько у нас не бывали. Как учеба?

— Да все хорошо, — немного смутился Игорь. — Занимаюсь. Дел много…

Старушка одобрительно закивала:

— Учитесь, Игорь, трудитесь. Это так важно! А нынче развелось бездельников — тьма-тьмущая! Ходят-бродят… Чего хотят, не пойму. Вон один из них. — И она брезгливо кивнула в сторону двора. — Видите, в углу притулился?

Игорь глянул: какой-то жалкого вида мужичок… И пошел по залам. Все та же памятная с детства, торжественная, не нарушаемая ничем тишина и прохлада… Стенды с экспонатами… Любимая панорама восстания… Пусто, спокойно, даже не верится, что за стенами особняка беснуется по-весеннему взбалмошная улица.

Когда Игорь вышел из музея, к нему подошел тот самый худой как скелет, изможденный, давно не брившийся мужчина. Тихо, робко попросил помочь. Было видно: не попрошайка и очень стыдится так вот просить.

— У вас что-то случилось? — спросил Игорь. Мужичок совсем стушевался. Голос срывающийся, тонкий… Сутулая, тощая фигура, бледное лицо с виноватой, блуждающей улыбкой и выцветшими, когда-то голубыми глазами вызывали острую жалость.

— Я вышел из тюрьмы… — пробормотал он. — Денег нет, паспорта тоже, а надо ехать домой в Саратов. Дня четыре почти ничего не ел, пытался ночевать на вокзале, да выгнали. Помогла одна девушка: дала газировки попить и купила мне тапочки — а то ботинки, в которых вышел из тюряги, жутко натирали.

— Пойдемте со мной, — сказал Игорь. — Я попробую вам помочь.

И тут из тени здания музея проявилась невысокая девушка с прямым, жестко стиснутым ртом и надломленными кривым углом бровями. Сазонов, большой спец по женщинам, утверждал, что этакие брови — признак истеричного и лживого характера. Черные, тоже жесткие волосы казались приклеенными к маленькой голове незнакомки и даже не поддавались порывам ветра.

— Не верьте ему! Он все врет! — выкрикнула она.

Игорь удивился:

— А вы кто? Вы хорошо его знаете?

Мужичонка мялся на месте, не поднимая глаз, но уходить не торопился.

— Еще чего! — фыркнула девушка. — Знать его! Слыхом о нем не слыхивала! И знать его не желаю! Он тут уже несколько часов околачивается. Выбрал себе местечко, нечего сказать. И ко мне тоже приставал. Только меня на мякине не проведешь! А вы неужели ему поверили? Сидел в Москве, а живет в Саратове! Враль! Он же вор, бандит! Он сидел! И вы не знаете за что.

Игорь пожал плечами.

— Я просто хочу ему помочь. — Он украдкой глянул на вора и бандита и понизил голос: — Вы же видите — ему плохо…

— А вы что, всегда помогаете всем, кому плохо? — вызывающе спросила девушка.

— Всем невозможно… Кому сумею. А разве это предосудительно? — Игорь удивлялся все сильнее и сильнее.