Империя желания - Рина Кент Страница 70

— Больно?

— Да, но это приятная боль. Ох, и… и это ощущается так хорошо… так хорошо… — она раздвигает ноги еще шире, давая мне больше доступа, и я начинаю толкаться в нее, сначала медленно, пока я двигаю пальцами в её киске.

Она извивается на диване, ее спина выгибается, а ноги обессиленно подают.

Поэтому я обхватываю их и сгибаю, пока ее колени не оказываются по обе стороны от ее головы, а мое лицо в нескольких дюймах от ее шеи.

Эта поза дает мне возможность погрузится глубже, как в ее задницу, так и в киску, и мои толчки становятся интенсивнее. Она тоже это чувствует, потому что ее стоны становятся громче.

— Ты чувствуешь, как мой член заявляет права на твою узкую попку, жена?

Она отчаянно кивает.

— Эта задница теперь тоже моя, не так ли?

— Да! — она выдыхает и начинает трястись, сжимаясь вокруг меня. Мои пальцы пропитываются ее возбуждением, когда она кончает, ее конечности дрожат, а губы приоткрываются.

Мои движения становятся еще глубже и резче, и она принимает это, хныча и дрожа.

Невозможно контролировать свой темп, поскольку он растет и выходит из-под контроля. Обычно я могу, но, когда дело касается Гвинет, я грязное животное.

Это неспособность насытиться. Невозможность остановиться, даже если я знаю, что должен.

Мои губы прижимаются к ее шее, я посасываю мягкую кожу, когда мои яйца сжимаются, и я выстреливаю своей спермой в ее задницу.

Ее киска сжимается вокруг моих пальцев, и я двигаю ими еще сильнее, заставляя усилить ее возбуждение, и закричать от еще одного нахлынувшего оргазма.

К тому времени, когда я выхожу из нее, она ошеломлена, ее глаза наполовину опущены, хотя легкая улыбка касается ее губ.

Я отодвигаю с ее лба мокрые от пота пряди.

— Тебе больно?

— Немного, но приятно.

— Точно?

— Да, может тебе стоит трахать меня в задницу почаще.

— Серьезно?

— Ага.

— Ты уверена, что сможешь это выдержать?

— Я могу принять все, что ты предложишь, Нейт, — она улыбается, и я не могу не улыбнуться в ответ. В последнее время я заметил, как легко ей улыбаться.

— Давай, позволь мне позаботиться о тебе.

— Я люблю это. Я имею в виду, когда ты обо мне заботишься.

Я несу ее на руках и иду в душ, где я медленнее трахаю ее, пока намыливаю её тело. Затем я промываю ее волосы ванильным шампунем. Она целует меня в шею за то, что я не забыл его взять.

Мы проводим там больше часа, трахаясь, моясь и снова все портя, особенно после того, как она встает на колени, чтобы вымыть меня, и в итоге делая чертов минет, опустошая меня до последней капли.

Когда мы заканчиваем, я оборачиваю ее полотенцем и несу обратно в спальню, чтобы высушить волосы.

— Они высохнут сами по себе, — ворчит она, глядя на меня через зеркало.

— Это не полезно для них. Перестань лениться, — я провожу пальцами по ее прядям и вдыхаю их аромат. Аромат, который должен был быть скучным, но сейчас все больше распространяется на меня. Потом выключаю фен и зачесываю пряди назад.

— Слушай, Нейт.

— Что? — рассеянно спрашиваю я, слишком сосредоточившись на ее волосах.

— Почему ты никогда не целуешь меня?

Я останавливаюсь, встречаясь с ее взглядом в отражении зеркала. Это предусмотрительно, осторожно и на грани искупления.

— Что это за вопрос?

— Ты никогда не делаешь этого. Я просто подумала, что это странно.

— Я не целуюсь.

— Ты просто трахаешься?

— Правильно. Я просто трахаюсь.

— Что, если я захочу поцеловать тебя?

— Гвинет, я же говорил тебе…

— Это просто секс, никаких чувств, — повторяет она, подражая моему тону, прежде чем вернуться к своему. — Я знаю это. Но речь идет о поцелуях, а не о чувствах.

— Поцелуи для меня связаны с чувствами. Вот почему я этого не делаю.

Она резко встает и смотрит мне в лицо. Мягкое сияние вокруг ее лица, напряжение в шее, и она стучит ногтями снова и снова, словно не может удержать их на одном месте.

— Даже сейчас? — спрашивает она низким, навязчивым голосом, который, блять, меня бесит.

Хотя нет. Меня мучает не голос, а ожидание в нем, на ее лице. Оно практически сияет через её зеленые глаза.

Но я не могу позволить ей видеть радужные сны. Я не могу позволить ей строить свою жизнь на ожиданиях.

Она сказала, что я заставляю ее чувствовать полноту, но это фальшивка, не имеющая смысла.

В конце концов, как я могу вылечить ее пустоту, когда я сам пуст?

— Даже сейчас, — говорю я.

Она вздрагивает, как будто я ударил ее. У нее дрожит подбородок, прежде чем это распространяется на все тело.

— Да пошёл ты, — шепчет она и выбегает из комнаты.

Я не бегу за ней, потому что это плохо кончится. Ей, наверное, нужно немного остыть, прежде чем мы снова поговорим.

Я провожу некоторое время, проверяя свою электронную почту, затем иду в гостиную и обнаруживаю, что она спит, положив голову на стол, а ее блокнот зажат между пальцами.

Он открыт на букву Н, которую она писала жирными красными буквами.

Нейт.

Моя челюсть сжимается, и мне нужно все терпение, чтобы не разорвать эту штуку. Неужели она думает, что избавится от меня, просто написав мое имя в блокноте?

Она, очевидно, не знает, какие методы я могу использовать, чтобы убедить ее, что она остаётся моей. Я предупреждал ее, но она не слушала, поэтому все, что она могла сделать, — это понести последствия.

Я несу ее к кровати, и когда укрываю одеялом, мой телефон на прикроватной тумбочке вибрирует. Больница.

Мои пальцы дрожат. Они бы не позвонили в этот час, если бы это не было чем-то важным. Я беру телефон и выхожу на улицу, чтобы ответить.

— Это Натаниэль Уивер. С Кингсли все в порядке?

— Да, — в голосе медсестры слышится ликование. — Мистер Шоу только что очнулся.

Глава 30

Гвинет

Папа очнулся.

Папа. Вышел. Из. Комы.

Я до сих пор не могу в это поверить и мысленно трясу себя на протяжении всей поездки в больницу.

Думаю, я сплю.

Вот что я сделала, когда он впервые попал в аварию: я спала на спине, и мне приснилось, как папа наклонил голову и сказал мне, что спать в таком положении вредно.

Потом я проснулась, а его не было, но на глаза навернулись слезы.

Вот о чем я думаю на протяжении всей поездки. Думаю, что это сон, и я рано или поздно проснусь,