Алла Добрая - Петра. Часть I Страница 8

«Пятерку по моему предмету, Оля – а ведь именно это твоя главная цель – ты, по всей видимости, возьмешь усердием. Так что не трать, пожалуйста, свое и мое время, займись чем-то другим», – советовала ей Анжелика Порфирьевна.

Петра закинула в свою комнату портфель и, услышав голоса родителей, заглянула через окно библиотеки на балкон. Мария Андреевна копалась в многочисленных горшках и вазонах. Олег Петрович сидел в плетеном кресле-качалке, скрестив ладони рук, и с нескрываемым обожанием наблюдал, как жена, откидывая испачканной рукой прядь непослушных волос, оставляет на своей щеке земляной след.

У Петры с детства были свои личные грабельки и лопатка, а также разделенные с мамой обязанности по уходу за цветами, которые размножались в доме с той же скоростью, что и книги. В холодное время цветы отсиживались в комнатах, а по теплу переезжали в летние лагеря, как называла, Мария Андреевна балкон. Часть ее питомцев поселилась в больнице, заняв большую часть кабинета, и вырвавшись в коридор, расположились в подвесных горшках на стенах, широких больничных подоконниках и даже на дежурном столе.

– Хорошо, что у тебя есть твоя больница. Иначе наша квартира давно бы превратилась в непроходимые джунгли, – заметил жене Олег.

– Кто бы говорил. Скоро полки начнут рушиться от коллекции твоих вождей, – парировала Мария. – Пыль, кстати, с голов твоих гипсово-металлических друзей снимаем мы с дочкой.

Олег с нескрываемым удовольствием смотрел на жену.

– Смотри, будешь обижать мои цветы, мы однажды забудем это сделать, – улыбаясь, добавила она. – И согнут они свои всемогущие головы под гнетом пыли вековой.

– Убедила! Беру свои слова обратно. Хочешь, я освежу твою ламинарию? – смеясь, предложил Олег Петрович, потянувшись за опрыскивателем.

– Это не ламинария, – перехватила пульверизатор и, хохоча, направила на него Мария Андреевна.

Увернувшись от острых струек воды, Олег Петрович обнял и поцеловал жену в висок.

Петра, с нежностью смотрела на родителей, слушая их разговор.

К пятнадцати годам, как водится, за одно лето, Петра из угловатого подростка превратилась в стройную, узкокостную красавицу с шикарной каштановой косой. Шоколадного цвета глаза под пушистыми ресницами, великолепная осанка, длинные ноги и появившиеся за лето в нужных местах округлости, превратили ее в объект постоянного внимания со стороны сверстников. Но поведение мальчиков всегда проходило через призму родительских отношений, где уважение и поддержка всегда стояли на первом месте.

Иногда отец и мама ей напоминали старшего брата и сестру, которую он нежно любит, а она с благодарностью принимает эту любовь.

«Может, так и должно быть в браке, – рассуждала пятнадцатилетняя Петра. – Ведь страсть, как говорит бабушка, удел – максимум первых пяти лет и вообще, продукт скоропортящийся. На смену страсти, если это настоящие отношения, приходит любовь, которая держится на трех китах: уважение, поддержка во всем и влечение друг к другу».

Петра вышла из библиотеки и встала на высокий балконный порожек.

– Привет, мама с папой. Как же приятно видеть вас дома вместе. А где бабуля?

– Доченька, привет, – дружно ответили родители.

Отец подошел к Петре и, чмокнув в щеку, сообщил:

– У бабушки закончились ее цветные ниточки.

– Мулине, – подсказала мама.

– Да. И она поехала в свой любимый магазин на Покровке. Велела тебе напомнить, что сегодня вы идете на принца Датского, – сказал Олег Петрович, заправляя за ухо дочери такую же как у мамы, волнистую прядь волос.

– А-а-а, точно, блин, сегодня же – «Гамлет» с Высоцким! – хлопнув себя по лбу, воскликнула Петра. – С этой школой я все забыла.

Мария Андреевна строго взглянула на дочь.

– Петра, есть одно заболевание, при котором человек делает лишние движения. Здоровых людей при общении это непривычно напрягает. Но болезням есть оправдание, чего не скажешь о лишних словах. Подумай на досуге, почему их называют паразитами.

Петра подняла глаза в потолок, потом посмотрела на маму и хмыкнула.

– Я подумаю. Возможно, ты права. Но так сейчас все говорят.

– Мне казалось, что быть как все – это не твое кредо.

– Машенька, будь великодушней, это же просто молодежный сленг, – встал на защиту дочери отец.

– А ты, как всегда, потакаешь, – упрекнула мужа Мария Андреевна.

– Родители! Я готова отказаться от всех слов-паразитов, только бы не сеять раздор в наших рядах, – засмеялась Петра и, как обезьянка запрыгнула на папу.

– Папочка, мой папулечка, мой любимый защитник!

Мария Андреевна покачала головой, безнадежно взглянув на мужа и дочь, и склонилась к цветочным горшкам.

Усадив Петру в кресло, Олег Петрович снова пригладил ее волосы и доложил:

– Дамы, я – в гараж, готовить нашу ласточку к завтрашнему рывку загород.

– Ура! Мы едем в деревню!

– Да, доча, осталось совсем немного теплых деньков, надо их провести, по возможности, на свежем воздухе. Тетя Вера требует вывезти ребенка на природу.

– Ребенка не против! – подпрыгнула в кресле Петра, захлопав в ладоши.

– Ладно, мои любимые женщины, я улетел.

Чмокнув по очереди дочь и жену, Олег Петрович ушел.

Мария Андреевна, стоя на коленях, продолжала колдовать над редким цветком с внешностью динозавра, осторожно пересаживая его в больший горшок. Руки в хирургических перчатках действовали ловко, как и скальпель на операционном столе.

Закончив с очередным цветочным питомцем, она вытянула затекшие ноги и, прислонившись к стене, с удовольствием посмотрела на свое работу.

Петра встала из плетеного кресла-качалки, подошла к перилам балкона, положила голову на сложенные руки, и посмотрела вниз.

– А как вы познакомились с папой? – спросила Петра, повернувшись в сторону мамы.

– Подай мне, пожалуйста, водички, – делая вид, что не замечает вопроса, попросила Мария Андреевна.

– Ну, мам, расскажи…

– Что рассказать, дочка?

– Где встретились, и сколько у вас длился период безумной страсти? – не унималась Петра, протягивая маме лейку.

– Да, не помню я, Петра. Это все было так давно. Что это тебя заинтересовали такие вопросы, ты не влюбилась ли?

– Мам, не переводи, как обычно, тему с вас на меня.

Петру не переставало удивлять, что ни папа, ни мама, ни даже бабуля, не могли ничего подробного рассказать об этом.

– Вы сговорились, что ли, родственники? Что за тайну семейную скрываете?

– Ничего мы не скрываем, – почти хором ответили Мария и входящая на балкон с кучей свертков бабушка.

И все тут же рассмеялись. И Петра подхватила общую атмосферу веселья. Сначала бросилась целовать маму, потом так зажала в объятьях бабулю, что та чуть не задохнулась.

– Петра, ты же задушишь меня!

– Бабуля, у нас точно нет ничего ужасающего в семейных архивах? – перед сном решила уточнить Петра.

– Подумай сама, внучка, – подоткнув со всех сторон одеяло, ответила бабушка, – разве в такой любящей семье может быть что-то ужасающее? Мы все друг друга очень любим, а тебя – больше всех. Я думаю, ты это сама чувствуешь.

«И правда, – поразмыслила Петра. – Достаточно посмотреть на то, с какой любовью смотрит папа на маму, и как мама до сих пор мило кокетничает с ним».

Петра повернулась на другой бок, и подложила ладошки под щеку.

«Какая же счастливая у нас семья. Однажды и у меня будет муж и детки. Мама с папой станут бабушкой и дедушкой, а бабушка – прабабушкой… и заживем мы еще лучше….», – засыпая, мечтала Петра.

Подруга детства Марина уезжала в Германию. Гвардейскую танковую дивизию ее папы переводили в Потсдам.

Для девочки переезды давно стали нормой жизни. Но сейчас Марину сильно огорчало расставание с Москвой и подругой Петрой, с которой они прошли детский сад, вместе лизали металлическую горку и в шесть лет договорились, что первого сентября будут вместе звонить в колокольчик. И через год десятиклассник Федор пыжился изо всех сил, делая вид, что ему вообще не сложно нести на обеих руках двух рослых первоклассниц, которые ухватив один колокольчик, с упоением трясли им на зависть других первоклашек.

Быть избранным «звонарем» на утреннике было предложено Петре – внучке известного ученого. Но та категорически заявила, что делать это станет только в паре с Мариной Минкиной. Родители улыбнулись и поддержали желание дочери, а завуч не стала спорить с именитой семьей, и все прошло впечатляюще. Зал дрожал от аплодисментов, а родители и учителя прослезились от двойного эффекта, глядя на восторженных, счастливых девчушек с огромными бантами.

Теперь верная подруга Маня уезжала. Обнявшись, они сидели в парке на Сокольниках, глядя, как падают осенние листья, сплетая на лету пестрый ковер. В парке витал запах дыма и дождя.