Светлана Лубенец - Люби меня, как я тебя Страница 8

Ему вдруг стало так жалко себя, хоть кричи. Он же не Винт! Он никому не делает пакостей, никого не подставляет. Он просто не такой, как все. Он не любит шумные игры. Вернее, любит, но очень быстро устает от них. Когда все еще носятся и кричат, ему вдруг резко делается скучно, даже невыносимо тоскливо. Он пытается тихо уйти, но за него цепляются, тормошат. Он начинает отбрыкиваться, злиться, а потом впадает в такую истерику, что остановиться уже нет никакой возможности.

Мама водила Веньку по врачам и психологам, и все без толку. Один какой-то очень знаменитый психотерапевт, о приеме у которого мама с большими сложностями и денежными затратами договорилась через знакомых, предложил Веньке до беседы тихо полежать в углу кабинета за ширмочкой, чтобы успокоиться и расслабиться. Венька пошел за ширмочку, сел на покрытый белой простыней топчан, но лечь не смог. Ему почему-то опять сделалось скучно и тоскливо оттого, что все вокруг такое снежно-белое: белая ширма, белая простыня, белые стены, белый шкафчик в углу. Тоска сменилась страхом, когда за ширму зашел врач, высокий и худой мужчина.

– Почему сидишь? – громко нарушил он белое безмолвие.

Венька неопределенно передернул плечами.

– Вы поглядите на него, – обратился врач к маме. – Как мы будем работать, если он не в состоянии выполнить пустякового указания?

– Венечка, ляг, пожалуйста, – подскочила к ширме мама.

– Теперь не стоит, – как-то очень устало сказал врач, и Венька понял, что он здорово обиделся.

– Прием длится строго определенное количество времени. Я, знаете ли… – Психотерапевт пытливо заглянул маме в глаза и, видимо, поняв, что она знает о нем далеко не все, тут же дал необходимые пояснения: – Я очень занятой человек. У меня обширная клиентура. Ваш сын уже выбрал время, отведенное на расслабление, и теперь мы сразу перейдем к тестированию. Вставай! – Острый палец врача ткнулся Веньке в грудь.

Венька встал, виновато покосился на маму и пошел за обиженным психотерапевтом в его кабинет. Кабинет был отделан в мягких розовато-бежевых тонах, и Венька несколько успокоился. Но через некоторое время заволновался снова, потому что на все вопросы тестов можно было отвечать только «да», «нет» и «иногда». Ни один из этих ответов не подходил к такому вопросу, как, например: «Вы предпочитаете одиночество шумным компаниям?» Венька не предпочитал. Он любил, когда шумно и весело, но быстро уставал. На школьных дискотеках с гремящей музыкой Венька часто выходил в коридор. Там было значительно тише. Он обычно отдыхал несколько минут, а потом опять входил в зал, потому что хотел шума, смеха и веселья. И он смеялся вместе с одноклассниками, и танцевал ритмичные современные танцы, и даже ненавистная Танька Осокина казалась ему тогда вполне нормальной девчонкой.

Венька подумал, что автор тестов, наверное, не любил математику и не был знаком с Аристотелем. У Веньки по математике с первого класса держалась стойкая «пятерка», он даже несколько раз был победителем школьных олимпиад. А еще Венька ходил в математический кружок к Марье Семеновне. Там-то он и узнал об Аристотеле, о его симбебембуре тривходящем, когда на всякое «нет» и «да» есть еще «иногда да» и «иногда нет». Веньке казалось, что это разные вещи по сравнению с просто «иногда», но, возможно, он и ошибался. Все-таки образование у него было еще слабоватое.

Когда Венька закончил с тестами, врач дал ему три чистых листа бумаги. На одном попросил нарисовать свою семью, на другом – дерево, на третьем – фантастическое животное.

Венька начал с дерева. Сначала он хотел нарисовать елку, потому что дело было в декабре и близился Новый год, но подумал, что психотерапевту не понравится такое детское истолкование его задания, и нарисовал нечто неопределенное – дерево вообще: ствол, ветки с частыми овальными листьями. Один из листьев получился до того нескладным, что Венька решил переделать его в птицу. Он пририсовал к листу головку с клювом, хвостик и маленькие крылышки. Потом подумал немного и изобразил на стволе дупло, чтобы птица могла в нем спрятаться, если что. Например, от того фантастического животного, которое еще предстоит нарисовать. Впрочем, бояться животного птица не станет. Чего ей бояться, если она всегда сможет улететь? Бояться она должна другой птицы, большей по размеру, с когтистыми лапами и крючковатым клювом. Венька подвинул к себе чистый лист и решил вместо животного нарисовать фантастическую птицу.

Птица как-то сразу не задалась. Клюв чересчур загнулся, а треугольные крылья напоминали шипы какого-то гигантского бронтозавра. Венька почесал фломастером за ухом и начал срочно переделывать птицу в бронтозавра: из клюва сделал препротивную морду, насажал на теле побольше шипов и пририсовал еще две когтистые лапы. Потом подумал пару минут и добавил пятую лапу – все-таки психотерапевт заказывал не простое животное, а фантастическое.

Когда Венька покончил с животным, он решил, что птица на дереве лишняя: бояться-то некого, не этого же неуклюжего пятилапого бронтозавра. Он ее и не догонит. Венька взял первый листок, переделал птицу в толстый сук и сразу понял, что сделал это зря, поскольку сук теперь торчал прямо из дупла и смахивал на нечто весьма неприличное.

В огорчении Венька отбросил испорченный лист и приступил к семье. Начать он решил с мамы, потому что она была из них самой красивой. Когда лицо было уже готово, стало ясно, что оно не может быть маминым по причине своей необыкновенной безобразности. Папу пририсовывать к этому отвратительному лицу тоже не хотелось, поэтому Венька решил пожертвовать собой. Таким образом посреди листа образовался очень уродливый мальчик в синем свитере и черных джинсах. Чтобы врач не спутал его с папой, Венька написал над головой нарисованной фигурки букву «Я».

Не без труда изобразив папу, Венька опять здорово огорчился. По сравнению с уродцем в синем свитере папа оказался слишком маленьким по размерам: еле доставал сыну до плеча. Пришлось пририсовать ему каблуки и пышную прическу. Папа тут же превратился в маму в брюках. Красотой она тоже не блистала, но зато подходила к Веньке по размерам.

Пока Венька возился с мамой, время, отведенное на рисунки, видимо, опять вышло, потому что врач потребовал сдавать работы. Венька единым росчерком пририсовал возле мамы жалкого, заваливающегося на один бок папу и робко положил рисунки на письменный стол.

Венька понимал, что, разглядывая его рисунки, знаменитый психотерапевт, скорее всего, обидится еще больше, чем там, за ширмой, и вышел в коридор. Вместо него в кабинет зашла мама и не выходила очень долго, что было плохим признаком. Если бы у Веньки было все хорошо, врач быстренько пожал бы маме руку со словами: «Поздравляю! У вас абсолютно здоровый сын!» – и выпустил бы ее на волю. А раз держит ее долго, значит, у Веньки какая-то сложная психическая болезнь, о которой сразу, с бухты-барахты, и не расскажешь.