Елена Бжания - Лучший иронический детектив – 2 Страница 9

– Творчество без границ – пока стены не кончатся, – согласился я. – А вы случайно не художник?

– Случайно я таксист, а в свободное от зарабатывания денег время я врач, как раз в этой больнице. Вот моя визитка, мало ли если что. Могу подвезти, а могу и вывести.

Я взял визитку, на ней было написано: «Федор Скворцов. Врач-токсиколог».

– Вывести в смысле из запоя!? – я улыбнулся, подумав, что от меня наверняка за сто верст прет коньяком, и решил тоже блеснуть остроумием. – Здесь опечатка, – пошутил я, вертя в руках визитку, – написано: «Врач-токсиколог». Может, лучше – «Врач-такси-колог»?!

Мы рассмеялись. Я достал деньги и расплатился.

– Приятно было познакомиться! – Федор протянул мне на прощанье руку.

– Дмитрий, – представился я.

Такси-колог, а по совместительству врач, ну, или наоборот, за несколько минут общения каким-то чудесным образом прибавил мне сил и бодрости. Несколько слов, жестов и улыбок этого незнакомого человека около сорока лет с серьезным лицом и улыбающимися глазами в буквальном смысле слова вдохнули в меня какую-то живительную силу, словно я влил в себя еще сто грамм доброго проверенного коньяка. Я хотел еще что-то сказать ему на прощанье, но он опередил меня.

– Дальше вдоль забора и потом направо. Там приемное отделение.

– Спасибо!

Приемное отделение торчало небольшим выступом в виде квадратного подъезда в конце длинного высокого здания больницы из серого кирпича. Мне нужно было пройти метров сто, чтобы дойти до него. Как только я пересек покосившуюся калитку больничного забора из облезлой сетки-рабицы, я увидел вчерашнего жениха, а ныне уже вдовца – Женю, спешно выходившего из приемного покоя. «Какой стойкий молодой человек! – подумал я, – Вчера потерял жену, а сегодня нашел силы для посещения больной».

– Женя! Женя! – крикнул я ему в след, но Евгений не откликнулся. Расстояние между нами было достаточно большим.

Немного сгорбившись, словно он нес какую-то тяжелую ношу, Женя быстро скрылся из виду. «Даже если бы я сейчас крикнул ему прямо в ухо, он наверняка ничего бы не расслышал. Так велико его горе», – сделал я вывод.

В больнице было нестерпимо душно и жарко. Несмотря на то что на улице стояла несусветная жара, старые деревянные окна приемного покоя были закрыты наглухо и намертво заклеены широким малярным скотчем. Из всего, что могло дать приток свежего воздуха, была только настежь открытая дверь, которую, чтобы она не закрывалась под действием тугой пружины, заклинили обломком кирпича. Я подошел к списку больных и стал читать женские фамилии, поступивших вчера в больницу. Вскоре я понял всю бессмысленность этого занятия. Во-первых, больных поступивших за вчерашний день было слишком много, а во-вторых, я даже не догадывался в какое отделение могли положить свидетельницу.

«Как же мне узнать ее фамилию? – думал я, вспоминая вчерашнюю свадьбу. – Ведь я даже не помню как ее зовут. То ли Лена, то ли Лиза…» Привычка «брать все на карандаш» подвела меня в этот раз. В самом начале свадьбы я записал фамилии и имена всех родственников, свидетелей, а также части гостей и даже не старался запомнить хоть кого-нибудь по имени, но во время банкета, кто-то вырвал этот листок из моего блокнота. Очевидно, в мое отсутствие проходил какой-то конкурс, и этот листок беспардонно пошел в дело. Еще одна причина недолюбливать черной ненавистью свадьбы, конкурсы и их разносторонне изощренных организаторов была налицо.

Вдруг в отрытую дверь приемного покоя ввалился видеооператор с камерой наперевес и штативом на плече. Нагретый воздух помещения наполнился смесью перегара и запаха мятной жевательной резинки. Сомнений быть не могло, это Иосиф, видеооператор, с которым мы когда то вместе снимали телевизионные сюжеты. Вслед за Иосифом в приемный покой потоком воздуха от тела бывалого видеооператора всосало хрупкую девушку с микрофоном в руках.

– Какая встреча! – обрадовался Иосиф и пожал мне руку. – Ты слышал про вчерашний случай на свадьбе?

– Нет, – соврал я, – а что случилось?

– Свидетельница затащила невесту в подсобку и там задушила ее фатой. Дело в том, что фата обладает уникальным свойством не оставлять следов на шее.

– С этим я полностью согласен, – подтвердил я, – на своей шее я никогда не наблюдал каких-либо следов, хотя воздуху явно не хватало.

Иосиф не заметил моей шутки и энергично продолжил:

– После того, как невеста была задушена, свидетельница сама лишилась чувств. Она, видите ли, по своей натуре очень ранимая личность. Ей стало плохо после убийства и ее привезли сюда на «скорой». Интересно, ее приковали наручниками к кровати или нет?

– Иосиф, ты уже опохмелился? – спросил я прямо, будучи не в силах уже слушать его бред.

– Это предложение? – Иосиф перешел на шёпот.

– Пока это только вопрос, – ушел от ответа я.

– Да. Каюсь. Я уже… но намек все равно понял. – Глаза Иосифа хищно заблестели, словно уставшая пантера с веток дерева увидела под собой хромого поросенка, и мне стало ясно, что Иосиф не просто опохмелился, а опохмелился хорошо.

– Давай, я помогу тебе и возьму штатив, – предложил я ему.

– Вспомним старое! Давай!

Иосиф отдал мне штатив и по-отечески сказал журналистке:

– Любашенька, это мой старый коллега по переноске штативов, он поможет мне. Хорошо?

– Ладно, – ответила Любашенька и решительно открыла дверь, ведущую внутрь приемного покоя.

– Телекомпания «Удмуртия», – сказала она куда-то внутрь, – программа «Специальный репортаж». У нас была договоренность с главным врачом по поводу интервью с пациенткой, которую вчера доставили к вам со свадьбы.

– Знаем, знаем, проходите, – пробурчали в ответ, и мы вошли в тесный коридор.

По больнице нас сопровождала сестра-хозяйка. Маленькая женщина без возраста и талии шустро передвигалась по больничному пространству, ловко лавируя по хитросплетению лестничных маршей и переходов.

Шурша бахилами, мы с трудом успевали за ней.

– Что за гонка в воскресное утро! – негодовал пыхтящий изо всех сил Иосиф.

– Думаю, что если бы мы шли в пивную, ты сказал бы, что мы тащимся, как черепахи, – ответил я ему на ходу.

– А то! – Иосиф засмеялся. – Эйнштейн. Теория относительности!

– Вот эта палата, только недолго. – Сестра-хозяйка остановилась перед дверью и распахнула ее.

Иосиф первым вошел в палату, и мы за дверью услышали:

– Отличный естественный свет из окон! Фонари можно даже не доставать. А где же больная?

Вслед за Иосифом мы шагнули в палату. Она была пуста.

– Может, вышла куда? Сейчас погляжу. – Сестра-хозяйка метнулась по коридору к дежурной. Мы гуськом последовали за ней.

– Ивановна, а где эта, со свадьбы, ну, что вчера привезли?

Ивановна высунула заспанное лицо из комнатки дежурной, недоверчиво оглядела нас с головы до ног, и невнятно прохрипела голосом законченного курильщика:

– А шут ее знает, была тут.

– Постойте здесь, я сбегаю, посмотрю в процедурной.

Сестра-хозяйка прибавила прыти и скрылась в глубине коридора.

Потихоньку до меня стало доходить, кого я видел из окна такси.

– Ну что, съемки закончены, может по маленькой? – предложил мне Иосиф.

В коридоре появилась сестра-хозяйка, бежавшая впереди высокого доктора в синем халате.

– Я-то думала, что она тут. Дверь открываем, а там – никого. Ничего не понимаю, куда она могла деться! – верещала она.

– Не сегодня, – ответил я Иосифу на его предложение, шагнул навстречу к врачу и, пользуясь «прикрытием» съемочной группы, спросил:

– Скажите, пожалуйста, как имя и фамилия этой пациентки и нельзя ли узнать ее адрес и номер телефона?

Любашенька, открыв рот, посмотрела на меня, словно я только что нагло и ловко утащил у нее последний кусок хлеба с ее и без того небогатого журналистского стола.

– Извините, но таких справок мы не даем. Будет больная – будет интервью, нет больной – извините, никаких фамилий! – врач с трудом скрывал свое раздражение и волнение.

– Как нет больной?! – вмешалась Любашенька. – Куда она делась, что произошло? Иосиф, включай камеру!

– Без комментариев! – резко ответил доктор, развернулся и зашагал прочь.

– Камера готова! – Иосиф вскинул камеру на плечо и начал снимать уходящего доктора. Любашенька выскочила перед камерой и заголосила в микрофон:

– Больная, доставленная вчера со свадьбы, на которой произошла эта страшная трагедия, на данный момент в своей палате отсутствует. Давать какие-либо объяснения по этому поводу в больнице отказались.

– А вы знаете имя и фамилию этой больной? – спросил я Любашеньку, как только Иосиф поставил камеру.

– А мне-то это зачем? Есть интервью – есть фамилия, нет – значит, нет.

«Журналисты, – подумал я, – это те же доктора, только от них еще хуже». Я вспомнил майора Петрова, и мне впервые стало жаль, что об истории сгоревшего по его вине на шашлыках «уазика» узнала вся республика, а может, даже и вся страна. Правда, это раскаянье длилось не больше нескольких секунд. Коньяк с утра – лучший эликсир от самых малейших угрызений совести.