Татьяна Веденская - Траектория птицы счастья Страница 9

– Впрочем, чего это я раньше времени переживаю? Ведь вероятнее всего, он ни хрена не позвонит! – вдруг несколько остыла я. Скорее всего он взял мой телефон из чисто спортивного интереса, так что я могу спокойно ложиться спать, и не дергаться. А в крайнем случае, уж я найду, чего такого ему сказать, чтобы он никогда больше мне не позвонил. И вообще обходил наш дом десятой дорогой… В общем, я твердо решила, что я категорически не должна больше с ним встречаться. Категорически. И если для этого потребуется еще больше разбередить рану, оставшуюся у меня после Димы – я это сделаю, не задумываясь.

Глава третья, в которой я понимаю, что влипла

Я – счастливица, потому что у меня очень здоровый сон. При мне можно топать ногами, улюлюкать и свистеть, но если я после смены – меня пушкой не разбудишь. Счастье это мое – благоприобретенное, ибо не всегда было так. Было время, когда я совершенно честно мучилась ночными кошмарами невыясненной этиологии, при которых Дима совершенно как Батлер из Унесенных Ветром, тряс меня за плечи и будил, чтобы я орала потише. Однако последние три года я сплю на редкость хорошо. Конечно, можно считать, что это от тяжелого насыщенного рабочего дня, который у нас составляет двадцать четыре часа. Или из-за смены районы – все-таки вокруг Сокола куда чище и зеленее, чем на Курской. Но я-то знаю, в чем фокус – я прекрасно сплю, потому что я одна! Никто не ворочается рядом, не толкается, не забрасывает ногу на мои бедра и не будит меня, когда я только-только задремала, с тем, чтобы спросить, сколько я истратила в супермаркете. И, конечно же, потому что я уехала из дома, который напоминал мне о моей неудавшейся попытке семейной жизни. Я сменила комнату в коммуналке как только представился случай. Случай в жизни одинокой женщины – великое дело. И правда, будь я вместе с каким-нибудь мужиком, мне никогда не подвернулась бы возможность пожить на халяву в одном из красивейших районов Москвы. Я жила на Песчаном переулке, недалеко от метро Сокол, в старом сталинском доме с высокими потолками, красивым фасадом и несколько запущенными внутренностями. Впрочем, все познается в сравнении. После фанерной ванной и общего туалета, а именно к этому я накрепко привыкла за восемь лет, двухкомнатная квартира старушки Полины Ильиничны Степанцовой смотрелась Петергофом.

– Вау! Вот это да! – восхитилась Тамара, когда я, через пару месяцев после переезда, пригласила ее к себе. – Хоромы!

– Не то слово! Хожу и жмурюсь! – кудахтала от удовольствия я.

– И что, ты совсем ничего за это не платишь?

– Я отдаю натурой, – улыбнулась я. И это была правда, хотя речь шла о совсем не той натуре, о которой вы сейчас подумали. Мое длинное, полное костей сутулое тело привлекало внимание только борцов с анорексией. И иногда, в порядке исключения, голубоглазых незнакомцев в старушечьем халате. Высокий рост в совокупности с худобой давал мне определенные преимущества при выборе одежды. Кроме того, удавалось выглядеть немного моложе своих лет, видимо из-за относительно здорового образа жизни, если не считать пары сигареток в день. Ну, ладно – десятка. Да, я курю! И что? Зато не пью (хотя могла бы) и не употребляю допингов (хотя есть такая возможность). В остальном мой длительный сексуальный опыт показывал, что мужчины предпочитают женщин, у которых все-таки есть попа, или, там, скажем, грудь. У меня же, если честно, вперед выступает разве что нос. Это не слишком-то заводит мужчин, поэтому моим главным достоинством считается любовь к сексу без дополнительных обязательств и угроз взаимной свободе. Но этого было бы недостаточно для оплаты Степанцовской квартиры. Так что речь идет, естественно, о моих умениях врача. А началось все с рядового вызова. Я тогда только перешла на Сходненскую подстанцию.

Наш район изобилует алкашами и старушками, населяющими пяти-девятиэтажки. Это и есть наш основной клиент. Типический. Именно такой пациент может вызвать скорую, если вдруг порежет пальчик или подавится чаем. Или даже без этого. Статистика показывает, что состоятельные семейные люди, обремененные делами и детьми, вызывают скорую в самых крайних случаях, на аппендюк[1] или при отравлении. А вот бабуля вызовет Скорую, даже если она просто потеряла программу ТВ. Впрочем, я их за это не виню. Вызовы к ним – отдушина для врача. Сидишь, как в раю, меряешь давление, отдыхаешь. Никакого экстрима. Особенно если старушка чистенькая и радушная. На каждой подстанции есть клиенты, для которых день, прошедший без вызова скорой – потерян. Именно такой старушкой и была моя Полина Ильинична.

О ней ходили легенды. В ранге старушки она ходила вот уже лет пятнадцать. Когда меня только перевели на наш «завод», ребята уже делали ставки на то, сколько раз за неделю та или иная бригада сгоняет к Степанцовой. Сокол сам по себе ни к какой подстанции не относится в силу своего смежного географического положения, так что к Полине Ильиничне в течение всех пятнадцати лет приезжали то с нашей, Тушинской подстанции, то с соседних, Щукинской или из второго, северного региона. Вызывала Скорую она стабильно, без перебоев. Врачей встречала строго, но и без поощрения не оставляла. То сушками накормит, то бульону нальет. Тому, кто законстатирует[2] Степанцову, подстанция обещала четыре ведра шампанского, ровно по количеству переведенных на нее бесплатных лекарственных средств. Но она была бодрой подтянутой старушкой, которая имела шанс пережить многих. А скорую она постоянно вызывала от скуки и от всяких фобий, среди которых основной была уверенность в насильственных намерениях со стороны ее племянниц.

– Они хотят завладеть моим имуществом, – делая круглые глаза, заверяла она всех. И пристально всматривалась в лица фельдшеров – не засланные ли казачки?! Я попадала на ее вызовы всего пару раз, хотя иные просто выли, видя в карте вызова фамилию Степанцовой.

– Сколько ж можно, гражданка Степанцова! Смотрите, в другой раз не поедем! – стращал бабку наш главврач Геннадий Дмитриевич Карлов, прозванный Карликом за миниатюрность телосложения вкупе с подходящей фамилией. Бабуся свои конституционные права знала назубок.

– Сколько вызову, столько и прикатишь, Карла поганая, – фыркала она. И ведь была права. Ей через день кололи ей то тройку[3] для обезболивания, то эуфилин для улучшения дыхания. И аквалангом[4] мадам Степанцова не брезговала, любила подышать халявным кислородом. Наш народ шутил, что она ввела в науку новые дозировки лекарственных препаратов – ведра.

Ну, так вот, однажды, приехав по вызову на Песчаный переулок, я застала Полину Ильинишну в каком-то нетипичном состоянии. Она была бледна, не причесана и стонала, открывая двери.