Сьюзен Виггс - Летнее убежище Страница 9

— Это там рай? — спросил деда Росс, показывая на сияющую полосу Млечного Пути.

А дед обнял его за плечи, потом сжал ему руку и сказал:

— Рай здесь, сынок, в тебе.

На военно-воздушной базе Манас в Киргизстане, где холодный воздух был пропитан запахами трав, они приземлились для пересадки. Во время трехчасового ожидания багажа он безуспешно пытался дозвониться деду, матери или Айви, а потом пошел в столовую подкрепиться. Несмотря на полночный час, в зале было тесно и шумно. Со странным чувством Росс посматривал на плакаты, призванные поднять боевой дух солдат, объявления о благотворительных акциях, рекламы ознакомительных туров, приглашения посетить гольф-клуб, посетить салон спа-услуг — все это казалось ему таким же непривычным и забытым, как порция настоящего французского бренди. Хотя до армии, благодаря деду, он ни в чем себе не отказывал. Росс возвращался домой очерствевшим и ожесточенным тем, что видел и делал на войне. Но главное, он держал обещание, данное деду.

«Прошу тебя, дед, не умирай! Подлечись, как раненый солдат, и мы снова будем с тобой вместе радоваться жизни». На следующей пересадке в Баку ему захотелось сбежать с военного транспортного самолета и лететь дальше в качестве гражданского пассажира, но он подавил это желание и терпеливо ждал рейса в ирландский аэропорт Шэннон. Сейчас он никак не мог позволить себе сойти с тропы. Потому что дед, похоже, действительно выжил из ума, если отказался продолжать лечение и поехал к какому-то брату, о котором никогда не рассказывал.

За время службы Росс видел, как врачи вылечивают солдат, но то были раны от разрыва гранаты или от пули. А у деда — опухоль в мозгу. Росс все время вспоминал сцену, которую видел во время последней операции по эвакуации раненых. Мальчик, ласково поглаживающий раненного в руку старика и что-то напевающий ему на ухо в том жалком домишке, где они оказались запертыми, как в ловушке. Несмотря на то что война оставила этих мирных афганцев ни с чем, от них исходило какое-то безмятежное спокойствие. Он так и не узнал, что с ними стало; редко удавалось попасть в одно и то же место, к тому же это был его последний боевой вылет.

Однако ему очень хотелось бы знать, как они там.

Глава 3

— Что ж, — усмехнулся Джордж, пристегивая ремень безопасности. — Должен сказать, приключение было довольно интересным.

Стараясь овладеть собой, Клэр выехала на дорогу.

— Я тоже вполне обошлась бы и без него.

Она вела машину медленно и осторожно, как будто за ней продолжали следить.

А Джорджа, казалось, эта встреча с копом нисколько не смутила. Он вежливо подчеркнул, что находится в свободной стране и если кто-то из членов его семьи встревожен, это вовсе не значит, что он нарушил какие-то законы.

Офицер Толли подробно расспросил их, но, к огромному облегчению Клэр, его больше интересовала безопасность Джорджа. Спокойные, откровенные ответы старика помогли благополучному исходу этой встречи.

— Молодой человек, — заявил он, — хотя мне было бы очень приятно быть похищенным красивой женщиной, к сожалению, это не тот случай.

Клэр предъявила полицейскому выданную штатом лицензию и сертификат медицинской сестры, стараясь выглядеть спокойной и вежливой, обыкновенной женщиной. В этом она достаточно напрактиковалась.

Видимо, ее усилия не пропали даром, потому что в конце концов полицейский не нашел оснований для их задержания и даже пожелал им счастливого пути.

— Вы хорошо себя чувствуете? — спросила она своего пациента, завидев впереди автозаправку. — Может, остановимся здесь?

— Нет, благодарю вас. Мы же почти у цели, не так ли?

Она указала на экран навигатора:

— Если верить ему, осталось всего 11,7 мили.

— В детстве, — сказал Джордж, — мы с родителями садились на вокзале Гранд-Сентрал на поезд и ехали до Авалона. Оттуда нас доставлял в лагерь «Киога» старенький дребезжащий автобус. — Он помолчал, затем вдруг сказал: — Извините меня.

— За что?

— За то, что начал рассказ с этих слов — в детстве. Боюсь, вам слишком часто придется это слышать.

— Вам вовсе не нужно извиняться. Все истории с чего-то начинаются.

— Это верно. Но моя история никому не интересна.

— Жизнь каждого человека по-своему интересна.

— Вы очень любезны. И я уверен, что ваша жизнь — не исключение. Буду рад услышать вашу историю.

Клэр молчала, внимательно следя за изгибами проселочной дороги, что вела их к Авалону, маленькому городку на берегу озера.

Какую Клэр показать этому доброму, обреченному старику? Блестящую студентку медицинского колледжа? Одинокую женщину, не имеющую ни своего угла, ни вещей, вынужденную часто менять место работы? Не разгадал ли он ее, не разглядел ли в ней неприкаянное существо, прячущееся за маской благополучия? Однажды одна ее пациентка все-таки заподозрила, что у нее «что-то не так».

Вот потому она и стала работать исключительно с безнадежно больными, целиком погруженными в свои переживания. Причина звучит мрачновато, но что поделаешь!

— Поверьте, я далеко не интересный человек, — постаралась она быть как можно убедительней.

— Не могу с вами согласиться. Например, ваша работа. Я нахожу очень интересным, что молодая женщина выбрала себе такую работу. Как это произошло?

На это у нее был готовый ответ:

— Просто мне всегда нравилось помогать людям, заботиться о них.

— Но об умирающих, Клэр? Должно быть, с ними бывает очень тяжело, не так ли?

— Потому обычно я и выбираю себе пациентов из старых богатых зануд, — с самым невозмутимым видом ответила она.

— Ха! Что ж, я это заслужил. И все равно, мне очень интересно. Вы женщина чрезвычайно красивая и молодая, а это наводит на мысли…

Клэр не хотела, чтобы он о ней думал. Она была очень замкнутой — не потому, что ей так нравилось, а потому, что ей надо было заботиться о своей безопасности. Вся ее нынешняя жизнь состояла из постоянной лжи и тайны, которую она никому не могла открыть. Те факты ее биографии, которыми она позволяла себе делиться, были незначительными и довольно обычными, вроде тех, о которых упоминают во время разговоров на коктейлях — хотя ее никогда не приглашали на коктейли. Ее истинная личность оставалась скрытой, и, наверное, это к лучшему. Кому интересно знать о бесконечных ночах, когда ее охватывали такое острое одиночество и пустота, будто ее выскребли изнутри? Кому интересно знать, как она тоскует по ласковому прикосновению чьей-то руки? Кто сможет понять, до чего же порой ей хочется сбросить и навсегда расстаться со своей маской?

В ранней юности она бесследно исчезла, что уберегло ее от смерти. Шло время, но опасность, что ее найдут, по-прежнему оставалась, вынуждая ее продолжать скрываться под чужим именем. И только много позднее она поняла, как тяжело отказаться от всего, что было твоим, тем более от самой себя.