Лаура Дэниелз - Для единственного… Страница 9

Тут в глазах Китти промелькнуло очередное необъяснимое выражение, после чего она посмотрела на Рика почти с той же многозначительностью, что и минуту назад в его воображении.

— Эвелин Мерроу.

Произнесено это было так, будто речь шла как минимум об общей знакомой. Рик напряг память, однако не смог вспомнить женщины с подобным именем.

Видя, что он помалкивает, Китти едва заметно усмехнулась.

— Эвелин наш завсегдатай, вдова из Сиэтла. Каждый год приезжает в бархатный сезон. В этот раз бедняжке не повезло: растянула сухожилия… и как раз накануне вашего прибытия!

Вот, снова… Что за странные намеки? Какое отношение он имеет к какой-то вдове из Сиетла?

— Э-э-э… ну да, печально, можно посочувствовать. — Произнося эти слова, Рик смотрел на нежные губы Китти. Внезапно ему в голову пришла идея, которую он сразу же высказал: — А вы не станете возражать, если я и ужин помогу отнести вашей вдовушке?

Рику пришлась по душе эта мысль. Если Китти согласится, чтобы он вместо нее таскал тяжелые подносы, тогда появится предлог для встреч, причем трижды в день. То есть во время завтрака, обеда и ужина. Зачем ему это нужно, Рик и сам не знал, действовал по наитию. Нравилась ему Китти, и все! Та слегка прищурилась.

— Возражать? Нет, не стану. Даже наоборот. Помогайте, если охота. — Чуть помедлив, она добавила: — Заодно и познакомитесь.

Обронив эту загадочную фразу, Китти двинулась вглубь коридора. Рик на мгновение задержался, пытаясь переварить услышанное — а скорее находясь под чарующим воздействием ее мягкого, окрашенного легкой чувственной хрипотцой голоса, — затем отправился следом.

Китти остановилась перед дверью, по бокам которой стояли напольные фарфоровые вазы со свежими цветами. Покосилась на приблизившегося с подносом Рика и негромко постучала. Немного выждав и не получив ответа, она чуть приоткрыла дверь и произнесла в образовавшуюся щель:

— Эвелин, ваш ланч прибыл!

— Что? — наконец донеслось из комнаты. — Кто там?

— Это я, Китти. Принесла вам ланч. Можно войти?

— Ах, это ты, девочка… — послышалось в ответ. — Конечно, заходи. Я тут вроде задремала…

Бросив на Рика предупреждающий взгляд, Китти отворила дверь шире и заглянула в комнату.

— Вы одеты?

Повисла небольшая пауза, как будто вдовушке требовалось время, чтобы определиться с сутью вопроса.

— Э-э-э… да. Правда, я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду…

— Просто я не одна, — сказала Китти. — У меня тут… мм… появился помощник. Видите, я с пустыми руками. А поднос с вашим ланчем находится у него. И я должна спросить, можно ли этому… мм… человеку войти?

Вновь возникла заминка — наверное, незримая вдовушка пыталась уловить подтекст, скрывающийся за странновато сложенными фразами Китти. Похоже, не я один нахожу девчонку чудаковатой, подумалось Рику. Притом что она чертовски красива!

— Детка, ты меня пугаешь, — неуверенно хихикнула вдовушка. — Что это за человек такой? Неужели вы все-таки вызвали врача, несмотря на мой запрет?

Однако Китти заверила ее, что ни о каком враче нет даже речи.

— Мы никогда не пошли бы вам наперекор, Эвелин, и вы прекрасно это знаете.

— Твоя тетушка, конечно, не пошла бы, — возразила та, — но ты здесь пока новичок, поэтому могла бы отчебучить что-нибудь этакое.

— Нет-нет, вы ошибаетесь… Кроме того, я обязательно посоветовалась бы с тетей по телефону.

— Ну, разве что так… Но кто же, все-таки прячется там, в коридоре?

Китти оглянулась на Рика. Воспользовавшись моментом, тот поморщился — мол, долго еще стоять, поднос руки оттягивает! Однако в прелестных голубых глазах Китти не отразилось ни тени сочувствия. Наоборот, она даже усмехнулась, притом с явным оттенком злорадства. Удивительное бессердечие! Неужели это правда, что красотки лишены человеческих чувств?

— Он не прячется, — сказала Китти, повернувшись к собеседнице. — Просто стоит. Поднос держит.

— Ах ты, боже мой… Поднос!

Рик ожидал, что за подобным восклицанием последует приглашение войти, но не тут-то было. Чуть помедлив, вдовушка произнесла:

— И все-таки ты не сказала, кто этот человек. Джеф повез твою тетушку в Беллингхем, на вокзал, Джаспер Тор наверняка где-нибудь гуляет со своей супругой, почтенного мистера Фоггерти ты не стала бы обременять просьбой помочь отнести мне ланч, а ребята-студенты, как всегда, с утра подались в горы. Кто же в таком случае этот таинственный незнакомец?

— Наш новый постоялец, — произнесла Китти. — Только что прибыл.

— Новый! — тихо ахнула вдовушка. — И он сейчас зайдет сюда? Ах ты, боже мой… Как, по-твоему, я нормально выгляжу?

Рик закатил глаза к потолку.

— На мой взгляд, вполне, — сказала Китти. — И не просто нормально, а очень даже хорошо.

— Но этот халат… Разве можно принимать в нем постояльца… То есть мужчину… То есть… Ох, что я несу, ведь он все слышит!

Китти вновь оглянулась на Рика.

— Нет.

— Как же… — прозвучал громкий шепот вдовушки, — ведь он там стоит!

И снова Китти посмотрела на Рика, на сей раз сердито.

— Верно, стоит, но нас не слышит.

— Почему же? — едва слышно, с усмешкой обронил Рик.

— Потому что думает о своем! — отрезала она.

Непонятно, почему Китти злилась, зато угадала правильно: Рик действительно думал о своем — а именно о ней.

— Да? — неуверенно пролепетала в комнате вдовушка. — Ну… тогда приглашай его.

Наконец-то!

Китти, похоже, хотела что-то сказать, однако Рик решительно двинулся вперед, потому что у него уже начали неметь пальцы. Довольно бесцеремонно отодвинув ее, он шагнул в комнату.

5

По-видимому, это был своего рода номер люкс, так как богатство обстановки впечатляло. Комната утопала в синем бархате, из которого были сшиты шторы на окнах, покрывало на кровати, декоративные подушки и разнообразные накидки с тяжелыми серебристыми кистями и бахромой. Обивка мягкой мебели тоже была бархатная, с шелковой вышивкой.

Роскошную широкую кровать частично закрывала изящная ширма. Мебель была красного дерева, явно новая, но стилизованная под старину. Дополнял картину овальный ковер, занимавший большую часть пола.

Бегло оглядев все это великолепие, Рик остановил взгляд на обитательнице комнаты, Эвелин Мерроу, вдове из Сиэтла.

Она полулежала, живописно раскинувшись в большом кресле, обложившись подушками и поместив на обитый бархатом пуфик правую ногу, — вероятно, ту, которую, по словам Китти, повредила вчера. Это была пухленькая, не утратившая красоты женщина лет пятидесяти, с локонами розовато-пепельного оттенка, как наверняка было указано на этикетке краски для волос, или цвета увядающей розы, как выразился бы поэт. Ее небесно-голубой халат скорее следовало бы назвать пеньюаром, так как, во-первых, он был полупрозрачный, а во-вторых, имел множество рюшей, воланов и оборок. Разумеется, в подобном наряде не следовало встречать посторонних, о чем вдовушка и сказала, с легким румянцем смущения взглянув на Китти.