Кэтрин Уэбб - Наследие Страница 35

Кэролайн кивнула. Хотелось бы ей такой уверенности, какая звучала в голосе Энджи.

– Миссис Мэсси, согласитесь ли вы потанцевать с таким неуклюжим ковбоем, как я? – спросил Хатч, появляясь рядом с ними.

– Конечно! – улыбнулась Кэролайн, поспешно вытирая глаза.

Музыканты без передышки играли одну мелодию за другой, и Хатч, покачивая, повел ее в танце, отдаленно напоминающем вальс. Вокруг Кэролайн закружились смеющиеся лица, радостные, хотя подчас не безукоризненно чистые, и она невольно вспомнила тот бал у Монтгомери. С тех пор не прошло и года, а она за это время перенеслась в совершенно другой мир. Какой же длинный путь пройден, сказала она себе, а прошло совсем немного времени. Неудивительно, что ей еще трудно почувствовать себя здесь как дома.

– Все в порядке, миссис Мэсси? – серьезно осведомился Хатч.

– Да, разумеется! Почему вы спрашиваете? – ответила она, слишком весело, слишком звенящим голосом.

– Да просто так. – Хатч пожал плечами.

На нем была его лучшая рубашка, и Кэролайн заметила, что верхняя пуговица болтается на ниточке. «Нужно не забыть починить, когда будем на ранчо», – подумала она.

– Как насчет второго урока верховой езды? В первый раз у вас все получилось просто отменно, но вы так и не вернулись, чтобы закрепить успех.

– Нет, не знаю… Я не уверена, что одарена талантом наездницы. А кроме того, начались такие холода, что я бы превратилась в ледышку, если бы пришла, – нашлась Кэролайн.

– Есть люди, которым что-то дается от рождения, это верно, а у других этого нет. Но мне приходилось видеть, как эти другие многого добивались, приложив труд и терпение. Но вам просто нужно захотеть снова сесть в седло, миссис Мэсси. Непременно нужно снова сесть в седло. – Хатч повторил это настойчиво, и Кэролайн показалось, что он говорит не только о верховой езде.

– Я… – начала она, но замолкла, не зная, что сказать. Опустив глаза, она заметила, какие пыльные у нее башмачки, и на глаза навернулись слезы.

– У вас все наладится, вот увидите, – сказал Хатч так тихо, что она едва расслышала.

– Хатчинсон, я разбиваю! Ты ведь танцуешь не с кем-нибудь, а с моей супругой и с самой красивой женщиной в этой компании, – возгласил Корин, взяв Кэролайн за руки и принимая ее в свои объятия.

Глаза у него светились, щеки горели от виски и танцев, и весь он так и лучился счастьем. Кэролайн стало весело, она рассмеялась и обеими руками обняла его за шею.

– С Новым годом, любимый, – прошептала она ему на ухо, легко скользнув губами по его шее, а он еще крепче сжал ее в объятиях.

В феврале снег еще валил вовсю и ложился пластами, отчего мир казался ослепительно-ярким. Кэролайн подолгу смотрела из окна на равнину и старалась как можно больше времени проводить у горячей плиты. Она почти не снимала с рук митенки, подаренные ей индианками. Руки согревались, и можно было заниматься рукоделием и штопкой. Без них застывшие пальцы теряли чувствительность, и Кэролайн часто роняла иголку.

– Теперь вы им рады, – заметила Сорока, кивком указывая на толстые теплые митенки. – Когда Белое Облако их принесла, мне показалось, что вы подумали, что они никогда вам не пригодятся!

И Сорока дружелюбно улыбнулась.

– Я должна бы заплатить ей за них двойную цену, – согласилась Кэролайн, и Сорока слегка нахмурилась.

– Расскажете мне что-нибудь, пока я работаю? – спросила Сорока. Стоя на коленях возле корыта, она терла рабочую одежду Корина о ребристую деревянную доску, отчищая грязь и пятна.

– Что рассказать?

– Не важно. О вашем народе, – пожала плечами Мэгги.

И Кэролайн, не совсем уверенная, кого можно назвать ее народом, рассказала ей про Адама и Еву в Эдемском саду, о коварном змее, вкусном ароматном яблоке и грехопадении. Дойдя до конца, она отложила шитье, описывая внезапный стыд, который охватил осознавших свою наготу людей, и то, как они бросились искать хоть листок, чтобы прикрыть себя. Сорока хихикнула, и ее щеки стали еще круглее, а в прищуренных глазах промелькнули искорки.

– Это хорошая история, миссис Мэсси. Миссионер когда-то рассказывал ее моему отцу, и знаете, что мой отец на это сказал?

– Что же он сказал?

– Он сказал, что все белые женщины таковы! Индейская женщина взяла бы палку и убила змею, и все остались бы жить в саду! – Она рассмеялась.

Кэролайн, в первый момент обиженная критикой, невольно улыбнулась, а потом тоже засмеялась.

– Похоже, он был прав, – признала Кэролайн, и они еще смеялись, когда в комнату, отряхивая снег, вошел Корин.

Посмотрев на Кэролайн, примостившуюся у плиты, и на Сороку, стоящую на коленях у корыта, он нахмурился.

– Корин, что-то случилось? – встревожилась Кэролайн, но он лишь молча мотнул головой и подошел погреться к плите.

Вечером за ужином Корин заговорил:

– Когда я вошел сегодня, я… мне не понравилось то, что я увидел, Кэролайн.

– Что ты хочешь сказать? – спросила она, сердце выпрыгивало у нее из груди.

– Ты просто сидела, уютно, в тепле, а Сорока так тяжело работала.

– Все было не так! Я тоже работала, штопала и чинила белье! Спроси у Сороки. Я только отложила шитье, чтобы рассказать ей историю про Адама и Еву… – Голос Кэролайн был еле слышен.

– Я понимаю, что ты привыкла к слугам, Кэролайн, но Мэгги не служанка. Я попросил ее помогать тебе по дому, это верно, но у нее нет времени делать тут у нас все. На ней ведь еще и ее собственный дом, а скоро ей будет трудно работать так много. Тебе придется побольше ей помогать, любовь моя, – закончил он ласково. Отломив краюшку хлеба, он рассеянно крошил ее в пальцах.

– Это она помогает мне! Я хочу сказать, я тоже ей помогаю – мы делим работу! А почему ты сказал, что ей будет трудно работать? Почему?

– Родная моя, – Корин взглянул на нее исподлобья сквозь золотистые ресницы, – Мэгги беременна. У них с Джо будет ребенок. Первенец.

Он снова отвернулся, мрачный, и выражение его лица Кэролайн истолковала как осуждение себе. К глазам подступили слезы, ее душило странное чувство, в котором смешались ярость, тоска и вина. Эта невыносимая смесь жгла ее изнутри, в ушах шумело. Она выскочила из-за стола, бросилась в спальню и заперла за собой дверь.

В легкой коляске с впряженным в нее резвым гнедым жеребцом можно было добраться в Вудворд за один день, если выехать на заре и сделать остановку в полдень, чтобы передохнуть и напоить лошадь. Наемные работники и ковбои скакали рядом верхом, так же как Джо и Сорока. Кэролайн наблюдала за юной индианкой, скакавшей на поджаром мышастом пони, и поражалась тому, как могла не заметить округлившийся живот и некоторую скованность движений.

– Разумно ли, что Сорока в ее положении скачет верхом? – шепотом спросила Кэролайн у Корина, хотя едва ли кто-то смог бы услышать ее за стуком копыт, ветром и скрипом колес.

– Я то же самое говорил Джо, – улыбнулся Корин. – Он только посмеялся надо мной. Похоже, женщины понка покрепче, чем белые.

С неба упало несколько капелек дождя. Кэролайн ничего не ответила на последнее замечание Корина, но невольно почувствовала себя уязвленной. Хотел он того или нет, ей постоянно казалось, что он упрекает ее за слабость, за то, что она непригодна для жизни на Западе, никудышная женщина и жена.

В Вудворд они прибыли затемно и сняли номер в центральной гостинице. Джо, Сорока и ковбои разбрелись по городу – кто в салуны «Справедливость», «Середина пути», «Трилистник» и «Комод», кто в бордель, который содержала Долли Кизер в гостинице «Капля росы», кто в гости к друзьям. У Кэролайн ныла спина от долгой дороги, она устала и все же потянула Корина прилечь рядом с ней и закрыла глаза, чувствуя, как он проникает в нее. Она молилась, чтобы это волшебство, это чудо, от которого зарождаются дети, произошло с ними в этот раз… в этот раз.

Кэролайн воспряла духом, когда появилась возможность съездить в город на весеннюю ярмарку и потанцевать. После новогоднего праздника у Фоссетов прошло несколько томительных месяцев, в течение которых Мэсси не наносили визитов и очень редко выезжали со своего ранчо. Вудворд, который когда-то показался ей захолустной дырой по сравнению с Нью-Йорком, теперь представлялся ей центром жизни и культуры. Подумав об этом, Кэролайн даже загрустила. Занималась заря следующего дня, улицы заполнил народ – ковбои и поселенцы. Два людских потока двигались вдоль Мэйн-стрит – главной улицы городка, становясь плотнее перед магазином. В воздухе, тяжелом от запахов конского пота и навоза, сохнущего дерева и свежей краски, покрывающей стены, звучали оживленные голоса. Витрины были украшены цветными гирляндами, а зазывно распахнутые двери приглашали новых клиентов сделать покупки.

Толпа развлекалась, наблюдая, как ковбои соревнуются в верховой езде и бросании лассо. Перед зрителями разыгрывали охоту на быков, состязались в стрельбе. Сложнейшие трюки с лассо поразили Кэролайн, а травлю быка она сочла слишком жестоким зрелищем и отвернулась, когда молодой бычок, мотнув головой, ударил ковбоя с такой силой, что оба повалились наземь. Джо с легкостью опередил всех остальных участников состязания в метании ножа. Раз за разом он попадал в самый центр бумажной мишени и выиграл коробку отличных сигар и новенький финский нож. Ему хлопали очень умеренно, тогда как на белых участников соревнований обрушивался настоящий шквал оваций. Однако Джо только улыбался своей кривой полуулыбкой да любовался новым клинком. Они ели жаренное на вертеле мясо, свежие персики, мороженое и медовые пирожки, дамы пили холодный чай со льдом, а мужчины утоляли жажду пивом. Кэролайн, которой после Нью-Йорка была недоступна такая роскошь, как ледник, с восторгом смаковала божественный охлажденный напиток. Они встречали соседей, и Корин разговаривал со знакомыми фермерами о ценах на муку и скот. Потом они столкнулись с Энджи и Джейкобом Фоссет. Энджи красовалась в нарядном лиловом платье, лицо ее было чересчур ярко накрашено. Когда Корин сделал ей комплимент, она отмахнулась и воскликнула со смехом: