Элизабет Беверли - Щедрый дар Страница 9

И самый сложный вопрос, на который предстояло ответить: почему ему так хочется надеяться на последнее?

Глава 4

Если бы Грейси не увидела собственными глазами, никогда бы не подумала, что Нью-Йоркская фондовая биржа после того, как прозвенит звонок, становится похожа на кухню кафе «Судьба», после того, как соус бешамель убрали из меню. Абсолютный хаос. А ведь она даже не была на нижнем ярусе, в самом пекле. Осталась с Гаррисоном на балконе и наблюдала, глядя сверху вниз, как легко продавались, скупались и снова продавались миллионы долларов. Как и почему происходило все это, она не смогла бы понять, хотя Гаррисон пытался объяснить это. Он не упускал ни минуты, пока они ехали из Лонг-Айленда, продолжая эту тему, возможно, впрочем, потому, что это позволяло ему не говорить ни о чем другом.

Это была идея Вивиан, чтобы он снова отвез Грейс в город, на этот раз на экскурсию другого рода. Прошлой ночью за ужином, пока они подозрительно смотрели друг на друга, время от времени отвечая невнятным бормотанием на попытки Вивиан быть остроумной, мать предложила им проводить больше времени вместе, лучше узнать разные стороны одного человека, что оставил след в жизни обоих.

Грейси сочла это возможным, хотя Вивиан беспокоилась, что неприязнь и противостояние между Грейс и Гаррисоном могли возрасти, что привело бы к тому, что она останется обездоленной.

Они встали раньше обычного, чтобы вовремя прибыть на Уолл-стрит и услышать звонок, открывающий пятничные торги. Было так рано, что Грейси хватило времени лишь наспех выпить кофе. Однако это придало достаточно бодрости и самообладания, чтобы хотя бы делать вид, будто она понимала все, что говорит Гаррисон о КЦББ, ТКК, ВВП, годовых процентах и игре на повышение и понижение. О господи, эта информация не в силах заменить завтрак. ЖКТ давал о себе знать так громко, будто внутри ее тоже шли торги, настроение резко падало, подобно рынку ценных бумаг, а мозг оценивал степень тяжести положения.

Хм, возможно, она поняла из того, что он говорил, больше, чем показалось.

– У моего отца был настоящий талант к коммерции, – сказал он.

Гаррисон очень гармонировал с миром, что открылся ей. Он был в темно-сером костюме и светлосерой рубашке, но галстук с разноцветными точками выглядел чуть менее традиционно по сравнению с галстуками в нейтральную полоску и крошечными неброскими бриллиантами на булавках у остальных мужчин. Грейси попыталась соблюсти деловой стиль в еще одном костюме в стиле ретро. Это был комплект благородного оттенка красного вина, состоявший из юбки-карандаш и приталенного жакета с небольшой баской. Казалось, она выглядит весьма неплохо. Зато, увидев других женщин в строгих костюмах, почувствовала себя гигантским леденцом на палочке.

– Свое первоначальное состояние, то самое, которое использовал, чтобы приобретать и строить свои компании, отец заработал на фондовой бирже. Он никогда не учился в колледже. Вы знали об этом?

В голосе, когда он говорил об отсутствии у Гарри образования, слышалось нечто, подобное гордости. Это удивило Грейси. Она бы скорее подумала, что Гаррисону не хотелось бы, чтобы кто-нибудь узнал об этом. Подобный факт явно не украсил бы историю его фамилии.

– Вообще-то я знала об этом, только мне он объяснил это тем, что его отец не мог позволить себе оплачивать учебу в колледже.

– Это действительно так. По крайней мере, после окончания средней школы для него это было невозможно.

– Гарри не заканчивал средней школы.

Едва слова сорвались с губ, Грейси тотчас пожалела об этом. И вовсе не потому, что это также могло стать пятном на фамилии Сейдж, а из-за выражения лица Гаррисона. Стало ясно, он не знал об этом.

– Мой отец окончил среднюю школу в городе Финдли, штат Огайо. Выпуск пятьдесят третьего.

– Гарри не дошел даже до выпускного класса, бросил школу в пятнадцать и отправился на фабрику «Формика». Там солгал о своем возрасте, чтобы устроиться на работу и вступить в профсоюз.

– Для чего ему было делать это?

Бог мой! Видно, он не знал очень многого о ранних годах отца. Грейси вовсе не хотелось бесславно выпускать из мешка пресловутого кота. В случае Гарри, скорее амурского тигра, вырвавшегося из московского зоопарка.

– Потому что к тому времени отец Гарри пил так много, что не мог удержаться ни на одной работе, а мать ждала появления на свет его маленького брата и тоже не могла работать. Гарри одному приходилось материально поддерживать семью.

На слове «брат» глаза Гаррисона вдруг расширились, сердце Грейси сжалось и, казалось, вот-вот остановится. Он ведь наверняка знает, что у его отца был брат.

– У моего отца был брат?

– Да. А вы не знали?

Несмотря на то что взгляд Гаррисона был устремлен на Грейси, пустота в этих глубоких голубых, голубых глазах говорила о том, что мысли его сейчас за миллиарды миль отсюда. Или, скорее, за несколько десятилетий до сего дня. А может быть, он просто пытался определиться, стоит ли вообще ей верить. Но Грейси видела фотографии семьи Гарри. Они и теперь лежали среди вещей, оставленных в ячейке камеры хранения.

Гаррисон слегка встряхнул головой, стараясь вновь сконцентрировать на Грейси ледяной взгляд, который, как ей показалось, внезапно стал чуточку менее ледяным.

– Но я всегда думал… то есть, он говорил мне… ладно, да, он никогда не говорил, но я предполагал, был уверен, что он единственный ребенок. К тому времени, когда я родился, его родителей уже не было, а он никогда не упоминал никого из родственников. Черт возьми, он и о родителях почти ничего не говорил.

Грейси старалась продвигаться вперед очень аккуратно, постепенно сообщая новые подробности.

– Бенджи – так звали его маленького братика – был болен полиомиелитом. Он умер, когда ему было тринадцать, а Гарри шестнадцать лет. Для него это стало большим ударом. Для его матери тоже. Примерно год спустя она ушла из дома, с тех пор Гарри больше никогда ее не видел. Он заботился об отце еще пару лет, пока тот не умер от цирроза печени. Гарри уехал из Цинциннати и не возвращался до пенсии, завершив свою деятельность в качестве телемастера.

По его словам, на жизнь в Нью-Йорке он зарабатывал, работая телемастером. Очевидно, это неправда. Но все остальное было. Когда я уби рала вещи после его смерти, нашла фотографии и старые дневники, принадлежавшие его матери. Как только прибуду в Сиэтл, непременно прослежу, чтобы все это выслали вам.

Гаррисон внимательно обвел ее взглядом. Слишком пристально и вдумчиво. Грейси даже стало немного неуютно. Он делал это снова и снова, когда, казалось, хотел заглянуть прямо в ее душу. И будто бы даже ему это удавалось.

– Что еще рассказывал отец о своем детстве?

– Когда его отца не стало, он забрал мизерные деньги, что еще оставались, и уехал в Нью-Йорк. Телевидение тогда только набирало популярность, он нашел работу в небольшом магазине бытовой техники и научился там всему, чему только смог. Некоторое время спустя открыл собственное дело по ремонту в Квинсе.

– Он никогда не упоминал о том, что был женат? Между прочим, три раза. Никогда не упоминал о том, что у него есть дети? И не один, а семеро.

– Никогда. То есть я интересовалась, но он не отвечал определенно. Мне не хотелось настаивать, лезть не в свое дело. Он говорил лишь, что, закончив работать, стал скучать по Цинциннати и вернулся в родные места.

Гаррисон продолжал смотреть на Грейси так, что внутри ее будто разливалось что-то тягучее и жаркое, заполняя все уголки существа, пока не окутало теплом ее всю. Как ему удавалось пробуждать в ней это необыкновенное ощущение? Ведь он даже не скрывал того, что не доверяет ей и даже не испытывает малейшей симпатии. Едва ли в такой ситуации может быть место подобному всепоглощающему теплу.

Впрочем, может быть, суть не в неприязни и отталкивающих факторах, а в нескольких мгновениях, когда они впервые увидели друг друга в библиотеке. Что-то определенно возникло, вспыхнуло между ними в те минуты, и это что-то было каким угодно, но только не неприятным. Те несколько мгновений показались Грейси едва ли не самыми сладостными из всех, что она знала в жизни. Еще никогда прежде ни один мужчина не вызывал у нее подобной реакции. Почему невозможно остановить мгновение, отмотать назад и начать все сначала? Вернуться к самой первой секунде, когда их глаза встретились, и ее пронзило ощущение, будто разрозненные кусочки жизни, разорванной на части со дня судьбоносной встречи с мистером Тэрентом, будто бы внезапно вновь соединились, и все стало на свои места.

– Так вы совсем ничего не знали ни о родителях, ни о брате?

Он отрицательно покачал головой.

– Что же ваш отец рассказывал вам о своем детстве?

– Немного. То, что вырос в Цинциннати. Мать его была учительницей, отец работал на заводе. А на деньги, которые удалось скопить, он после окончания школы уехал в Нью-Йорк.