Бронислав Малиновский - Избранное: Динамика культуры Страница 54

Чтобы глубже вникнуть в природу этих объединяющих людей обязанностей, отправимся за рыбаками на побережье. Мы увидим, как выглядит дележ улова. В большинстве случаев только небольшая его часть остается у жителей деревни. Как правило, мы увидим на берегу ожидающих людей из какого-либо селения, расположенного в центральной части острова. Они получают у рыбаков связки рыбы и несут их к себе, часто на расстояние в несколько миль, бегом по дороге, чтобы успеть добраться до места, пока рыба еще не протухла.

Здесь мы опять встречаемся с системой взаимных услуг и обязанностей, опирающейся на прочные отношения между двумя деревенскими общинами. Деревня, расположенная в глубине острова, поставляет рыбакам продукты земледелия, прибрежная деревня платит им рыбой. Эта система носит сугубо экономический характер. Она имеет также свою церемониальную сторону, так как обмен должен производиться в соответствии с разработанным ритуалом. Она имеет также и правовую сторону: в качестве таковой выступает система взаимных обязательств, которая заставляет рыбака платить всякий раз, когда он получает дар от своего партнера из глубины острова, и vice versa[24]. Ни одна из сторон не может отказаться от ответного дара, не может медлить с ним или скупиться.

Какова же мотивация этих обязательств? Прибрежные и центральные деревни должны полагаться друг на друга в деле обеспечения продуктами питания. Туземцы с побережья никогда не имеют достаточного количества растительной пищи, а тем, кто живет в срединных частях острова, всегда не хватает рыбы. Кроме того, обычай требует, чтобы на побережье во время всех связанных с демонстрацией и раздачей продуктов торжественных ритуалов, которые составляют очень важную сторону общественной жизни туземцев, обязательно в изобилии присутствовали крупные и особо красивые плоды, которые растут только на тучных равнинах в глубине острова. А там, наоборот, неизменным атрибутом ритуала раздачи пищи и пиршества является рыба. Таким образом, ко всем естественным причинам, объясняющим ту ценность, которую имеет относительно редкая пища, добавляется еще одна – имеющая не природный, а культурно обусловленный характер взаимозависимость этих двух районов. Поэтому каждое общество нуждается в своих партнерах. Если однажды кто-либо проявит небрежность в этих отношениях, он должен знать, что ему так или иначе обязательно отплатят тем же. Поэтому каждая деревня имеет оружие, с помощью которого она вынуждает уважать свои права, – это принцип взаимности в отношениях.

Дело не ограничивается обменом рыбы на растительную пищу. Как правило, две деревни полагаются друг на друга, когда речь идет об обмене другими предметами, а также услугами. Каждое звено в этих отношениях, построенных на принципе взаимности, становится тем более объединяющим, что оно является частью и фрагментом всей системы взаимных обязанностей.

IV. Принцип взаимности и дуальная организация

Я знаю только одного автора, который вполне оценивает значение принципа взаимности в первобытной социальной организации. Значение «Symmetrie des Gesellschaftsbaus»[25] и соответствующей ей «Symmetrie von Handlungen»[26] ясно подчеркивает ведущий немецкий антрополог, проф. Турнвальд из Берлина{196}. В своей монографии, которая, наверное, является лучшим из существующих описаний социальной организации племени дикарей, проф. Турнвальд показывает, как симметрия социальной структуры и симметрия социальных действий пронизывают жизнь туземцев. Однако автор нигде явно не утверждает значение этой симметрии в качестве объединяющей людей правовой формы, скорее склоняясь к тому, чтобы видеть ее психологические основания «в человеческом чувстве», а не в социальной функции обеспечения непрерывности и адекватности взаимных услуг.

Давние теории племенной дихотомии, дискуссии о генезисе «фратрий», «двух половин племени» или о дуальности его внутреннего деления никогда не вникали во внутренние, коренные основания этой дихотомии. Последние исследования «дуальной организации», предпринятые Риверсом и его школой, страдают тем недостатком, что ищут скрытые причины данного явления, вместо того чтобы изучать само явление. Дуальный принцип во всяком случае не является результатом «распада» или «расщепления», или еще какого-нибудь социального катаклизма. Это – совокупный результат взаимности услуг, без которой никакое первобытное общество не могло бы существовать. Дуальная организация может выступать в форме разделения племени на две части или вообще никак не проявляться в отчетливой форме. Несмотря на это, я рискну предположить, что если бы были проведены точные исследования, симметрия племенной структуры обнаружилась бы как неотъемлемое основание взаимных обязательств, присутствующих в каждом обществе дикарей.

Способ, каким отношения, построенные на принципе взаимности, складываются в рамках социальной структуры, еще более способствует точному соблюдению данного принципа. Обмен между двумя сообществами не совершается наобум, в виде случайных сделок между индивидами. Напротив, каждый мужчина имеет своего партнера по обмену, и оба они обязаны заключать сделки между собой. Часто это – или свойственники, или близкие друзья, или партнеры по важной церемониальной системе обмена, называемой кула. В каждом сообществе отдельные партнеры входят в тотемные субкланы. Таким образом, обмен устанавливает систему социальных экономических отношений, которые действуют вместе с иными связями, существующими между индивидами, между группами родственников, деревнями, районами.

При более близком рассмотрении отношений и взаимодействий, названных выше, легко заметить, что один и тот же принцип взаимности санкционирует каждое требование, проявляется в каждом действии. В каждом действии мы находим социальный дуализм: две стороны, обменивающиеся услугами и функциями, каждая из которых следит за тем, чтобы другая сторона в надлежащей мере выполняла свои обязанности и действовала добросовестно. Владелец лодки, интересы и амбиции которого связаны с его делом, следит за порядком во взаимоотношениях между членами команды и выступает в качестве их представителя во всех ситуациях публичного характера. С ним связан каждый член команды как во время постройки лодки, так и после нее, то есть всегда, когда необходимо совместное действие. Со своей стороны, владелец лодки должен отблагодарить каждого из членов команды посредством церемониальной платы за труд во время пиршества, которое устраивается в связи с постройкой лодки. Он не может никому из них отказать в праве занять место в лодке и должен заботиться о том, чтобы каждый получил положенную ему часть улова. С этой точки зрения, как и во всех разнообразных действиях экономического характера, социальное поведение туземцев опирается на строго соблюдаемые обязательства эквивалентного типа («сколько взял – столько дал»), всегда точно запоминаемые и в длительной перспективе уравновешивающие друг друга. Здесь нет никакого коллективного выполнения обязанностей или признания привилегий, никакого «коммунистического» пренебрежения мерой и весом. Свобода и легкость, с какими совершаются все сделки, безукоризненные манеры, царящие повсюду и скрывающие всяческие диссонансы и неловкости, мешают поверхностному наблюдателю увидеть мотивы личного интереса и трезвого расчета, на каждом шагу сопутствующие этим сделкам. Но для того, кто хорошо знает туземцев, нет ничего более очевидного. Та же власть, какую владелец имеет над лодкой, в масштабе деревенского сообщества принадлежит вождю, который, как правило, является также потомственным колдуном.

V. Закон, личный интерес и социальные амбиции

Стоит ли дополнительно говорить о том, что помимо принуждения в форме взаимных обязательств существуют также иные, например психологические, стимулы, побуждающие рыбаков к выполнению своих задач. Практическая полезность занятия, стремление к свежей и отборной пище, да и прелесть самого лова, который для туземцев выступает в виде исключительно увлекательного спорта, – все это стимулирует их очевидным образом, и даже более осознанным и эффективным, нежели то, что мы раньше назвали правовой обязанностью. Но социальное принуждение, уважение прав и притязаний других людей проявляется как в сознании туземцев, так и в их поведении всегда, если только нам удалось правильно их понять. Это принуждение также необходимо для того, чтобы правильно функционировали их институты. Ведь независимо от любых стимулов и привлекательности, всегда найдутся индивиды с негативной ориентацией, капризные, страстно стремящиеся к какой-нибудь иной цели, очень часто склонные к интригам, – то есть те, которые уклонились бы от своих обязанностей, если бы только могли. Тот, кто знает, как трудно (если вообще не невозможно) организовать меланезийцев даже для непродолжительного и увлекательного предприятия, требующего согласованных действий, и с какой готовностью и охотой они приступают к своим привычным занятиям, тот поймет роль и необходимость принуждения, заставляющего туземца внутренне подчиниться той силе, которая может привлечь его к работе.