Артур Конан-Дойль - Религия в свете нового Откровения

Конан-Дойль Артур

Религия в свете нового Откровения

Артур Конан-Дойль

Религия в свете нового Откровения

Во все времена любая попытка как-то расширить горизонты мысли и раздвинуть сферу приложения милосердия в истолковании отношений между человеком и его Создателем всегда встречала решительное противодействие со стороны церковников. Однако история учит, что этому противодействию никогда не удавалось остановить постепенное высвобождение человеческого разума из железных оков ритуала и догмы; самое большее, что ему иногда удавалось сделать, - это слегка затормозить подобное высвобождение. Мы в наш век достаточно удачливы уже тем, что и в самом духовенстве, на всех ступенях его иерархии, имеются люди, которые признают, что их религии должны становиться более терпимыми и выказывать более понятливости, если только оне не хотят, чтобы цивилизованный мир от них полностью отвернулся.

Слово "религия" по ходу полемики постоянно используется там, где, как мне кажется, было бы более уместным употребить термин "ритуал". Религия есть связь между каждой человеческой душой и Создателем, и внешним выражением ее являются поступки индивида. Все канонические предписания, ритуалы и догмы являются орудиями души в ее развитии. До тех пор, пока они содействуют этому развитию, существование их оправданно. Но как только их содействие прекращается, они становятся окаменелыми формами, препятствующими нормальной жизни и росту, и тогда существованию их нет уже никакого оправдания.

В значительной части материалов, публикуемых в связи с религией, настойчиво просматривается одно и то же заблуждение. И заблуждение это заключается в постулате, будто любая форма ритуала, включая сюда и ритуал хождения в большое каменное здание с целью причащения к великому Незримому, имеет некоторое отношение к истинной религии.

Урок, который преподала мне сама жизнь, гласит, что это совершенно не так. Я знал самых восхитительных людей, которые ходили в храм, и я знал самых дурных людей, которые делали то же самое. Я знал самых восхитительных людей, которые туда не ходили, и я знал самых дурных, которые также воздерживались от этого. Мне ни разу не встретился человек, который был бы добр потому только, что он ходил в церковь, или зол потому, что не ходил туда. И тем не менее, чаще всего такого рода практика расценивается как признак возрастания или убывания религии. Но между этими вещами нет никакой связи.

Действительными признаками возрастания истинной религиозности в обществе являются:

1) наличие более мягкого и вместе с тем более широкого взгляда на эти темы, что позволяет людям, независимо от их веры, жить в мире, дружбе и милосердии;

2) улучшение криминальной статистики;

3) снижение потребления спиртного, являющееся показателем того, что человек обретает больший духовный самоконтроль;

4) уменьшение числа незаконных связей, являющееся показателем того, что человек обретает больший контроль над своей животной природой;

5) появление большего интереса к чтению, к посещению лекций, к занятию наукой, являющееся показателем того, что ум берет перевес над телом;

6) увеличение счетов в сберегательных банках, говорящее о бережливости и самоотречении;

7) процветание торговли, являющееся свидетельством большей деятельности и эффективности;

8) увеличение числа благотворительных учреждений и проявление со стороны человека чувства ответственности перед животными.

Такого рода практические показатели, которые действительно отражают происходящий прогресс, гораздо более ценны, чем сугубо поверхностные оценки, затрагивающие соблюдение ритуала, которое может итти, а может и не итти в ногу с качеством жизни.

Есть особая агрессивная форма религии, сама именующая себя "догматической верой". Она принесла человеческому роду больше вреда, нежели чума и голод. Ей мы обязаны не только всей кровавой историей мусульманства, но и всеми убийствами, которые покрыли позором, одно за другим, каждое из направлений христианства.

От имени Христа, этого Апостола мира, сия чудовищная школа мысли, всего лишь через несколько веков после его смерти, учинила такие распри и убийства, о каких и слыхом было неслыханно во времена язычества. Было подсчитано, что только по поводу гомиоусианского вопроса филолого-теологической проблемы, связанной с произнесением дифтонга, - сотни тысяч людей лишились жизни как поборники и жертвы веры.2 Крестовые походы, убийства альбигойцев и севеннов, тридцатилетняя война, инквизиция, надругательства католиков над протестантами и не менее постыдные надругательства протестантов над католиками, преследования нонконформистов Церковью, преследования квакеров нонконформистами, неисчислимые семейные трагедии и тирании - воистину, если принять все это во внимание, то читатель будет вынужден допустить, что вера, в ее положительно-агрессивном понимании, принесла более зла, нежели голод и чума, вместе взятые.

Все секты были введены в заблуждение людьми одного и того же склада ума, отмеченного нетерпимостью, и все оне повинны в пролитии крови. Я знаю лишь четыре культа, сторонники которых могут, думается мне, сказать, что руки их не запятнаны кровью, и это - первоначальные буддисты, квакеры, унитарии и агностики. Разумеется, атеисты не могут претендовать на это, ибо их эксцессы во Франции (во время Революции, а также в 1870 году) и в последнее время в России были столь же отвратительны, как и у Церкви.

И что же было коренной причиной всего этого? Только одно: говорить, будто вы верите в то, что ум ваш не может постичь, и в то, что ваш свободный разум зачастую бы отверг. Например, А. выдвигает утверждения, проверить которые нет ни малейшей возможности, и называет все это своей верой. Б. имеет право делать то же самое. Затем А. и Б. ненавидят друг друга самой священной ненавистью, и вот вам начало одной из мрачнейших глав мировой истории. Мы же, подобные остаткам команды, спасающейся на утлом обломке того мира после кораблекрушения, движемся сегодня по поверхности безграничного океана и, живя в мире друг с другом, имеем и без того довольно дел, чтобы не устраивать яростных ссор по поводу того, что находится за линией горизонта.

Быть может, вы скажете, что как раз в этих самых словах я выказываю религиозную потребность в милосердии. Но это определенно не так. Если человек на своем пути получает помощь и поддержку от Папы римского, будучи католиком, или от епископа, будучи англиканцем, или от простого священника, будучи нонконформистом, то в каждом из подобных случаев это будет прекрасно, воистину прекрасно, если только все это позволяет ему стать более добрым, более благородным человеческим существом. Каждая форма веры восхитительна, когда она совершает это. Но когда она обращается в потребность в милосердии и презирает и оскорбляет тех, кто прибегают к иным методам, то все это оказывается уже современной мещанской ярмаркой тех пороков, которые в истории отметили собой самые мрачные и самые кровавые из человеческих преступлений.

Настаивать на догме и ритуале, или "религии" в смысле, в котором ошибочно употребляют это слово, - значит неизбежно приводить человечество к вечному расколу на соперничающие фракции, поскольку невозможно себе даже представить, будто какая-то одна секта окажется в состоянии поглотить все другие. Мы все как бы стоим на палубе нашего небольшого земного корабля, плывущего по космическому морю с приданным ему компасом. Но по опыту мы ведь знаем, что нет двух людей, которые бы одинаково видели и читали показания компаса. Божественный Создатель действительно даровал нам такой компас, и это есть разум - благороднейшая из всех человеческих способностей. И разум этот говорит нам, что если только каждая секта ослабит непреклонность своей доктрины и станет настаивать на пунктах, которые объединяют ее с соседями, вместо того чтобы подчеркивать и усиливать те, что ее изолируют, то появится определенная надежда на постепенное примирение теологических разногласий, которые, как я уже сказал, не имеют никакого отношения к истинной религии и были на протяжении всей человеческой истории только источниками кровопролития и всяческих бедствий, причем в гораздо большей степени, чем все иные причины их, вместе взятые.

Некий джентльмен желает знать, в чем, собственно, современная мысль превосходит мысль века, скажем, XVI-го. Один из признаков прогресса состоит в том, что сегодня дискуссия на эту тему может вестись с учтивостью и без того, чтобы у кого-либо из участников ее возникла надобность, и тем более, желание сложить костер из своих оппонентов.

Надеюсь, с моей стороны, после тридцати лет естественных сомнений и терпеливых исследований, не будет самонадеянностью утверждать, что эволюция моей исследовательской мысли не была слишком уж скороспешной и что на ней не лежит печать легковерия, так как это два воистину глобальных обвинения, выдвигаемых против нас оппонентами. Она, напротив того, оказалась слишком неспешной, ибо я был преступно медлителен, помещая на весы справедливости любую мелочь, которая могла бы оказать на меня влияние. Не разразись мировая война, я, скорее всего, так и провел бы жизнь лишь на подступах к истинным психическим исследованиям, высказывая время от времени свое симпатизирующее, но более или менее дилетантское отношение ко всему предмету - как если бы речь здесь шла о чем-то безличном и далеком, вроде существования Атлантиды, или просто о какой-то абстрактной полемике. Но пришла Война и принесла в души наши серьезность, заставила нас пристальнее присмотреться к себе самим, к нашим верованиям, произвести переоценку их значимости.