Сергей Хрущев - Никита Хрущев Страница 10

"Молодежь", недавние комсомольцы, не сомневались, что будущее принадлежит им. Когда настанет пора действовать, инициативу перехватит Шелепин. Брежнева же они считали в какой-то степени подставной фигурой.

Нужно было выявить настроение членов ЦК, секретарей обкомов, руководства армии. В памяти свеж был урок 1957 года, когда Пленум ЦК встал на сторону потерпевшего, казалось, окончательное поражение Хрущева. Процесс предстоял кропотливый, таивший немалую опасность в случае провала плана.

"Брежнев лично переговорил с каждым членом и кандидатом в члены Президиума ЦК", - вспоминает Гришин**. Ему вторит бывший Секретарь ЦК Компартии Украины Петр Ефимович Шелест: "Главным интриганом и карьеристом выступал Брежнев. Нельзя сказать, чтобы он сам это делал, но хитро привлек разными посулами на свою сторону немало руководящих работников. Но мотив был один: сместить Хрущева, которого он смертельно боялся и перед которым подобострастно заискивал".***

Когда же конкретно началась подготовка к смещению отца?

Бывший Председатель КГБ Владимир Ефимович Семичастный в беседе с одним из журналистов сказал, что подготовка к снятию Хрущева началась месяцев за восемь до отставки. Ему, как он заявил, это стало известно с самого начала, поскольку без него этого никто не начал бы.

Шелест приводит точную дату - 14 февраля. Он рассказывал:

- Это был день моего рождения. Я нахожусь в особняке... Поздравить приехали Подгорный и Брежнев. Основательно посидели за столом и выпили изрядно. Разговор вертелся в основном вокруг положения дел в стране... Подгорный и Брежнев вели себя неуверенно, чувствовалось, что их что-то тревожит. Они говорили о трудностях взаимоотношений в верхах, о несработанности центрального аппарата... Жалобы Подгорного и Брежнева на судьбу были, по сути дела, лейтмотивом всей нашей беседы.

Уже тогда у меня зародилось чувство тревоги, неловкости. Не знал я, чт? за всем этим... Какую роль предстоит сыграть мне в последующие месяцы в смене руководства партии, государства. Мысли подобной не было, но чувствовал тревогу. Не сознавал ее. Еле уловимо все же предчувствовал... Не очень доверяли. Прощупывали.

Видимо, для тех месяцев подготовки слово "прощупывали" - ключевое.

Велась незаметная, но настойчивая работа: поездки, разговоры. Все это сопровождалось непомерным раздуванием культа отца: все чаще мелькали его портреты на улицах Москвы и других городов, его непрерывно цитировали, на него ссылались по любому поводу. На экраны выпустили фильм по сценарию писателя Василия Захарченко "Наш Никита Сергеевич". Сделан он был в "лучших" традициях недавнего прошлого: с неумеренными славословиями и назойливыми восторгами. Фильм показали отцу. Он просмотрел его молча, не похвалил, но и не запретил.

Окружающие восприняли это как сигнал. Началась работа над новым фильмом с претенциозным названием "Славное десятилетие". Возглавил ее Аджубей. Об этом недавно напомнил мне один из соавторов Алексея Ивановича, журналист Мэлор Стуруа.

К семидесятилетию подготовили красочные альбомы с фотографиями Хрущева: до войны, на войне, после войны. Часть из них успела выйти, часть так и не увидела свет. В каждом выступлении к месту и ни к месту упоминался отец. Тон этой кампании задавали Брежнев, Подгорный, Шелепин, а уж им вовсю подтягивали остальные.

Отец между тем совершал ошибки одну за другой, слишком вяло сопротивляясь развязанной кампании восхваления. Он не нашел в себе сил хлопнуть кулаком по столу и потребовать ее прекращения. Человек слаб...

Конечно, все это началось не вдруг. Помню, в 1962 или 1963 году, летом, по дороге в отпуск, отец решил по старой памяти проехать по областям Украины. Он хотел посмотреть поля перед уборкой, посетить промышленные предприятия. Это вошло в привычку. Да и просто - тянуло его на украинские просторы. Ведь тут прошли лучшие годы жизни. На этот раз в программу поездки входил осмотр недавно сооруженной Кременчугской ГЭС. Рядом вырос целый город с неблагозвучным названием КремГЭС.

Из Киева поехали на машинах. Впереди Хрущев с Подгорным и руководителями республики, а за ними целый "хвост". Я был далеко сзади. День, помню, выдался солнечный, жаркий. Подъехали к городу, утонувшему в зелени. Вдруг я поразился: на придорожном указателе надпись по-украински: "Мiсто Хрущов".

Несколько лет назад по инициативе отца было принято решение не присваивать городам имен живых политических деятелей. Многие сопротивлялись, особенно почему-то Ворошилов, но постановление было принято.

Мы не раз слышали, как отец с возмущением вспоминал предвоенные годы, когда появилась мания "коллекционирования" городов и сел, названных по собственной фамилии. Целое соревнование - и Молотов, и Молотовск, и Ворошиловград, и Кировабад - чего только тогда не выдумывали.

Машины остановились у здания горкома. Я пробился поближе, по реакции окружающих вижу - отец промолчал. Напрягшиеся было лица местного начальства расплылись в улыбках. Осмотрели город, съездили на плотину, поговорили в горкоме. Отец будто и не видел надписи. Наконец приехали на пристань, дальше предстояло плыть на пароходе до Днепропетровска. Отчалили. Все собрались в салоне, предстоял обед.

Отец начал с благодарности, ему очень приятно, что город назвали его именем, поблагодарил за честь. Все закивали, наперебой стали говорить о заслугах отца, как много он делает для страны, для народа, как все его любят.

Я окончательно перестал что-либо понимать. С момента въезда в город меня преследовало чувство неловкости. Я ожидал, что отец запротестует, и такое начало меня обескуражило.

Но это было только начало.

- Вы разве не читаете постановления ЦК или считаете не обязательным их выполнять?! - продолжал отец. - Я настоял на запрещении присваивать городам имена руководителей. А тут моя фамилия! В какое положение вы меня ставите?!

Последовал разнос. В газетах на следующий день давалась информация о посещении Первым секретарем ЦК КПСС Н.С.Хрущевым города КремГЭС.

К сожалению, так было не всегда.

Неблагополучие в делах всегда вызывает неудовлетворенность, заставляет искать виновных. Не обошло это поветрие и отца. Нам трудно сегодня судить о степени обоснованности принимавшихся тогда решений о кадровых перемещениях, об их причинах и поводах. Одно не вызывает сомнений - высшие партийные круги принимали их сквозь зубы, симпатии были не на стороне Хрущева. Состоявшийся 9-13 декабря 1963 года Пленум ЦК после принятия решения о широкой химизации сельского хозяйства - именно в ней, по примеру Америки, отец видел единственный путь решения продовольственной проблемы - без обсуждения принял решения и по кадровым вопросам. Он освободил Председателя Совета Министров Украины В.В.Щербицкого от обязанностей кандидата в члены Президиума ЦК КПСС. На его место был избран П.Е.Шелест. Отец Шелеста близко не знал, его очень продвигал Подгорный. После недавнего переезда в Москву Подгорный стал быстро входить в силу, и на последних октябрьских торжествах именно он делал доклад. А это свидетельствовало о многом.

Истинной причины снятия Щербицкого мы не знали. Говорили, что Хрущев был очень недоволен докладом о состоянии дел в народном хозяйстве Украины, который Щербицкий сделал во время последнего посещения им Киева. Много говорили и о том, что серьезную роль в его перемещении сыграли его заместители. С ними отец работал на Украине и к их мнению прислушивался. После Пленума Щербицкий недолгое время возглавлял Совет Министров республики и вскоре уехал секретарем в одну из областей. Всеобщее недовольство этим решением стало почти открытым, поскольку Щербицкий считался хорошим хозяйственником и способным руководителем.

Следом за Щербицким пришла очередь Мазурова. 6 января 1964 года отец вместе с Кириллом Трофимовичем направился по приглашению В.Гомулки и Ю.Циранкевича в Польшу с неофициальным визитом. В середине зимы отец, по настоянию врачей, обычно брал отпуск дней на десять. Поляки пригласили его на несколько дней поохотиться, и он взял с собой Мазурова, желая, как всегда, совместить отдых с делами: помочь установлению более тесных прямых экономических связей между Белоруссией и Польшей. Да и вообще к Мазурову он относился с симпатией и уважением.

В середине января я, взяв отпуск, встречал их на границе. Еще пару дней отец намеревался провести в Белоруссии. Его поселили на даче в Беловежской Пуще. Во время одной из прогулок Мазуров долго рассказывал, какими ему видятся пути развития народного хозяйства республики. О чем конкретно шла речь, я не слушал, хотя все время и держался рядом. Таких разговоров при мне происходило множество. Помню только, что отцу мысли Мазурова не понравились, и он стал поправлять его. Мазуров не согласился - вышла размолвка. Расставались они недовольные друг другом, тем не менее корректно, по-дружески. Каково же было мое удивление, когда на Белорусском вокзале отец вдруг сказал членам Президиума ЦК, встречавшим его, что ему очень не понравился Мазуров. Они, мол, с ним долго говорили, но предложения его не выдерживают критики. Надо думать о его замене. Эти слова были для всех неожиданны, правда, и возражений не последовало.