Режин Перну - Крестоносцы Страница 11

Странное дело, когда Анна Комнина упоминает его в своем труде, то не может скрыть своего восхищения, свойственного женщине преклонных лет, вспоминающей, как в дни ее далекой юности красавец авантюрист вмиг пробудил в ней ужас и сладкие грезы. В книге она не преминула нарисовать его портрет, проявив при этом явную снисходительность:

"Не было подобного Боэмунду варвара или эллина во всей ромейской земле - вид его вызывал восхищение, а слухи о нем - ужас. Но опишу детально вид варвара. Он был такого большого роста, что почти на локоть возвышался над самыми высокими людьми, живот подтянут, бока и плечи широкие, грудь обширная, руки сильные. Его тело не было тощим, но и не имело лишней плоти, а обладало совершенными пропорциями и, можно сказать, было изваяно по канону Поликлета. У него были могучие руки, твердая походка, крепкая шея и спина. По всему телу его кожа была молочно-белой, но на лице белизна окрашивалась румянцем. Волосы у него были светлые и не ниспадали, как у других варваров, на спину - его голова не поросла буйно волосами, а была острижена до ушей. Была его борода рыжей или другого цвета, я сказать не могу, ибо бритва прошлась по подбородку Боэмунда лучше любой извести. Все-таки, кажется, она была рыжей. Его голубые глаза выражали волю и достоинство. Нос и ноздри Боэмунда свободно выдыхали воздух: его ноздри соответствовали объему груди, а широкая грудь - ноздрям. Через нос природа дала выход его дыханию, с клокотанием вырывавшемуся из сердца. В этом муже было что-то приятное, но оно перебивалось общим впечатлением чего-то страшного. Весь облик Боэмунда был суров и звероподобен - таким он казался благодаря своей величине и взору, и, думается мне, его смех был для других рычанием зверя. Таковы были душа и тело Боэмунда: гнев и любовь поднимались в его сердце, и обе страсти влекли его к битве. У него был изворотливый и коварный ум, прибегающий ко всевозможным уловкам. Речь Боэмунда была точной, а ответы он давал совершенно неоспоримые. Обладая такими качествами, этот человек лишь одному императору уступал по своей судьбе, красноречию и другим дарам природы"{11}.

Сам Боэмунд без малейших проволочек согласился принести клятву верности и уговорить других предводителей крестоносцев последовать его примеру. Скорее всего, священный характер клятвы не показался ему существенным препятствием. Несколькими годами ранее он сражался с византийцами и по собственному опыту знал, что они ценят дипломатическое оружие наравне (если не в большей степени) с подвигами на поле брани; к тому же он воспользовался представившимся случаем, чтобы примириться с императором, чья помощь была необходима, даже если сдадут Никею ему лично. Ситуация должна была показаться крестоносцам унизительной, поскольку их первая победа послужила обогащению византийской империи. Но в силу нескольких причин эта победа стала последним дипломатическим успехом Алексея Комнина.

Некоторое время спустя крестоносная армия пустилась в путь к Антиохии. Алексей направил вместе с ней свой военный отряд под командованием военачальника Татикия, "человека с золотым носом" (согласно Гвиберту Ножанс-кому, у него был отрезан нос, взамен которого он носил выкованный из золота). Анна Комнина уточнила в своей хронике, что ее отец послал с крестоносцами эту армию, "чтобы она во всем помогала латинянам, делила с ними все опасности и принимала, если Бог это пошлет, взятые города". Яснее и выразиться нельзя. Напротив, все та же Анна не совсем хорошо представляет себе ситуацию, упоминая на последующих страницах своего труда о дезертирстве Татикия в момент, когда положение осажденных в Антиохии стало невыносимым.

В конце концов, Антиохия досталась Боэмунду, благодаря хитрости и невероятному упрямству которого этот город и был захвачен. Для нормандца это был прекрасный случай продемонстрировать другим крестоносцам, что он первым изменит клятве, данной императору, если она будет противоречить утверждению его власти.

"Можешь быть уверена, любимейшая, что вестник, которого я послал к тебе, оставил меня под Антиохией в добром здравии и, по милости Божьей, в великом изобилии. Вот уже двадцать три недели прошло, как мы вместе с избранным Войском Христовым, которое он одарил необычайной доблестью, продвигаемся постепенно к Дому Господа Нашего Иисуса. Знай же, моя любимая, что золота и серебра и других богатств теперь вдвое больше имею, чем тогда, когда при расставании любовь твоя мне пожаловала, ибо все наши предводители по общему совету всего войска меня назначили распорядителем, интендантом войск и руководителем даже против моей воли{12}. Вы, конечно, слыхали, что после взятия города Никеи мы дали большое сражение вероломным туркам и, с помощью Господа, одолели их. Затем же мы завоевали для Господа Нашего всю Романию и Каппадокию. И узнали мы, что некий князь турков, Ассам, обретается в Каппадокии. К нему мы и направились. Все его замки мы завоевали, а его самого заставили бежать в один хорошо укрепленный замок, расположенный на высокой скале. Землю этого Ассама мы отдали одному из наших предводителей и, чтобы он мог одержать над ним вверх, оставили с ним многих воинов Христовых. Оттуда мы гнали без конца проклятых турок и оттеснили их до середины Армении, к великой реке Евфрату. Те же, бросив свой багаж и вьючных животных на берегу, бежали за реку, в Аравию.

Однако храбрейшие из турецких воинов, попав в Сирию, поспешили ускоренным маршем, идя день и ночь с тем, чтобы войти в царственный град Антиохию перед нашим приходом. Воинство Господне, узнав про это, восхвалило милость Господа всемогущего. С великой радостью мы бросились к городу Антиохии, осадили его и там очень часто встречались с турками и семь раз с превеликой храбростью сражались под водительством Христа с обитателями Антиохии и неисчислимыми войсками, которые подошли им на подмогу, и во всех этих сражениях с помощью Господней победили и убили немалое число врагов. Но, по правде сказать, во всех этих сражениях и в многочисленных атаках на город погибло много наших братьев, и души их с радостью устремились в рай".

Далее следует описание Антиохии, после которого автор продолжает

"Всю зиму возле этого города мы страдали за Господа Нашего Христа от ужасного холода и сильных проливных дождей. Неправдой было, когда нам говорили, что невозможно будет находиться в Сирии из-за палящего солнца, ибо зима здесь во всем похожа на нашу западную. Тогда как капеллан мой Александр на следующий день после Пасхи со всей поспешностью эти строки написал, часть наших людей, подсторожив турок, победоносно вступила с ними в бой, захватила шестьдесят всадников, которые находились во главе армии. Конечно, немного, дражайшая, я тебе пишу о многом, а так как выразить тебе не в состоянии, что на душе, дражайшая, поручаю тебе, чтобы ты хорошо вела дела свои и обширные земли свои содержала в порядке и со своими детьми и людьми с честью, как подобает, обращалась, ведь скоро, как только смогу, ты меня увидишь Прощай"{13}.

Письмо озаглавлено "Граф Стефан Адели, любимейшей супруге, дражайшим своим детям и всем верным, как старшим, так и младшим, желаю здоровья и благословляю" Оно было написано под стенами Антиохии в марте 1098 г Представим себе рыцаря, в перерыве между двумя битвами сидящего на охапке соломы около своего шатра и диктующего капеллану письмо, которое посланец отвезет в Константинополь, а затем на Запад, в замок на берегах Луары Ведь автор письма был не кто иной, как Стефан Блуасский, один из главных предводителей армии из центральной Франции, а адресатом была его жена Адель, дочь Вильгельма Завоевателя

Письмо, датированное мартом 1098 г , само по себе свидетельствует, несмотря на его оптимистический тон, о неуверенности крестоносцев в завтрашнем дне и невероятных препятствиях, встречавшихся на их пути Письмо Стефана можно сравнить с посланием, которое, если верить Гильому Тирскому, султан Сулейман направил жителям Никеи Хотя мы и не уверены в его подлинности, оно, тем не менее, очень точно передает уверенность турок, поджидавших врага на своей территории, в собственных силах

"Нисколько не опасайтесь этих огромных полчищ придя из отдаленных краев, где солнце заходит (рано), устав от долгого пути и трудов, выпавших на их долю, не имея лошадей, чтобы облегчить бремя воины, они даже сравниться не смогут в силе и ярости с нами, пришедшими не так давно в эти края Вспомните к тому же с какой легкостью мы одержали победу над этими огромными толпами, за один день уничтожив более пятидесяти тысяч из них Так воспряньте духом и не бойтесь более уже завтра, в седьмом часу дня вы утешитесь, увидев себя избавленными от ваших врагов"

Крестоносцам угрожала не только опасность проиграть битву более сильному, чем они, врагу, который находился на родной земле, они столкнулись с неисчислимыми природными препятствиями Все было против них климат, заставший врасплох франкских баронов, обливавшихся потом под доспехами в жару, дрожавших в холод и дождь, о чем повествует письмо Стефана Блуасского, расстояния, которые они были не состоянии правильно рассчитать (тот же Стефан Блуасский надеялся проделать путь от Никеи до Иерусалима за пять недель, тогда как на самом деле потребовалось два года, по правде говоря, чуть более года крестоносцы провели под Антиохией). Наконец, они неоднократно сталкивались с самым страшным врагом этой пустынной страны, так сильно отличавшейся от их родной Франции или всего Запада, полных реками, - жаждой. Гильом Тирский в леденящих душу подробностях повествует о страданиях крестоносцев от жажды, чем мусульманское население безжалостно пользовалось при первой возможности. Крестоносцы страдали от жажды на протяжении всего пути, но особенно сильные муки они испытали при подходе к Иерусалиму, когда мусульмане, прежде чем укрыться в городе, засыпали все колодцы и водоемы. Дважды в Антиохии крестоносцам грозил голод, и хронисты не жалеют жутких подробностей, чтобы описать происходящее. К тому же они не располагали никакими сведениями о враге, его тактике, языке, не знали, как в стране, где сосуществовало столько разных рас и религий, можно отличить армянина от сирийца и грека или выявить повсюду проникавших шпионов.