Алексей Дубровин - Бурные дни Кавказа. Изменение ментальности российских офицеров, участвовавших в Кавказской войне Страница 11

Даргинская экспедиция 1845 г. – самая крупная и знаменитая военная операция Кавказской войны. Была предпринята с целью захвата ставки имама Шамиля в ауле Дарго (расположен на территории современного Веденского района Чечни). Руководителем являлся Кавказский наместник М. С. Воронцов, хотя сам он приступил к ее реализации лишь под нажимом столичных властей. Результат экспедиции был противоречивым. Несмотря на фактическое достижение поставленной цели, российский отряд понес тяжелые потери и был вынужден оставить аул. Положение Шамиля усилилось, а горцы захватили значительное количество материальных военных грузов. Однако российская сторона получила хороший урок и в впоследствии была выработана новая стратегия, заключавшаяся в планомерном продвижении своего влияния, а также более широком использовании мирных способов покорения Кавказа.

Офицеры-аристократы на Кавказе в полной мере отражали данное им прозвище – «фазаны». Привыкшие к великосветской роскоши, даже во время походов они себе ни в чем не отказывали, из-за чего колонна на марше представляла собой вереницу обозов, заполненных дорогой посудой и прочей бытовой роскошью. В отношении с менее родовитыми сослуживцами и тем более солдатами, они вели себя как зазнавшиеся помещики в своих усадьбах. Война для них представлялась экстремальным развлечением. В бою они вели себя импульсивно, что при неопытности и незнании специфичности условий войны приводило к значительным потерям. Чтобы нивелировать пагубность их присутствия довольно часто их командование было номинальным, фактически подразделениями управляли их прежние начальники. При всем при этом, именно аристократы, будучи наиболее приближенными к императорскому двору, являлись главным источником информации о Кавказе.

Неудивительно, что эта часть офицеров вызвала сильный антагонизм у других категорий офицеров. М. С. Воронцов, желая навести порядок в комплектовании офицерских кадров, прекратил подобную практику (1845 г.): теперь желающие «отличиться» могли попасть на Кавказ лишь при условии зачисления в состав Кавказского корпуса107.

Впрочем, несмотря на существующую предвзятость, многие «фазаны» отличались отменной храбростью и грамотным командованием, чем заслужили подлинное уважение среди ветеранов корпуса. К таковым, следует отнести князя А. И. Барятинского, представителя одной из богатейших дворянских фамилий России, пришедшего на Кавказ великосветским аристократом, а ушедшего легендарным боевым генералом и его покорителем.

Для понимания ментальности офицеров Кавказского корпуса и степени их устойчивости необходимо определить особенности их выбора службы. Во многом они связаны с восприятием Кавказа в российском обществе, которые имели некоторый противоречивый характер. Во второй половине XVIII – начале XIX вв. Кавказ в офицерском обществе воспринимался исключительно как «другой мир, область ужасов»108, «край забвений»109, куда попадали исключительно в приказном порядке110 (причем командиры подразделений старались отправить туда наиболее плохих офицеров).

Однако начиная с 1820-х гг. ситуация резко изменилась. Кавказ превратился в объект мечтаний романтически настроений офицерской молодежи111.

Пожалуй, главным фактором стали постоянные боевые действия, создававшие благоприятную возможность для приобретения отличий, наград и значительного карьерного роста. Ведь после окончания наполеоновских войн Кавказ стал чуть ли не единственным местом, где можно было отличиться. Д. А. Милютин, отличившийся в ходе экспедиции в Ахульго 1839 г., за один год опередил своих мирных сверстников на три года выслуги112. Но в целом, в России год боевой службы приравнивался к двум годам обыкновенной113.

Экспедиция в Ахульго 1839 г. – одна из самых крупных военных операций Кавказской войны, целью которой был захват ставки имама Шамиля в дагестанском ауле Ахульго. Была проведена силами «Чеченского» отряда под командованием генерал-лейтенанта П. Х. Граббе. Несмотря на значительные потери, российским войскам удалось захватить считавшийся неприступным аул, что значительно поколебало боевой дух горцев и ослабило позиции Шамиля, его старший сын был взят аманатом. Однако самому Шамилю с несколькими десятками приверженцев удалось спастись бегством. Из-за труднодоступности района российские войска скоро были вынуждены покинуть аул, а через год на Кавказе вспыхнуло всеобщее восстание и война разгорелась с новой силой.

На Кавказ офицеров привлекали существовавшие там порядки: определенные вольности по службе, отсутствие палочной дисциплины, гатчинской муштры, мелочного педантизма и единообразной жизнедеятельности114. Вот что писал один молодой офицер того времени перед отправкой на Кавказ: «В прошлом году я мечтал о такой командировке, мне уже начинали надоедать бесцветная петербургская жизнь и формализм гвардейской службы; чувствовалась потребность подышать на просторе более свежим воздухом, увидеть иные, кроме петербургских, местности и, в особенности, ознакомиться с настоящей военной службой»115.

Немалое значение в «пропаганде» Кавказа сыграла поэзия А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, А. А. Бестужева-Марлинского и других поэтов участников или очевидцев войны. Военный историк и участник Кавказской войны А. Л. Зиссерман дает типичное для многих объяснение выбора места службы в Кавказском корпусе: «Не стану распространяться об энтузиазме, с каким я восхищался Аммалат-Беком, Мулла-Нуром и другими очерками Кавказа; довольно сказать, что чтение это родило во мне мысль бросить все и лететь на Кавказ, в эту обетованную землю, с ее грозною природой, воинственными обитателями, чудными женщинами, поэтическим небом, высокими, вечно покрытыми снегом горами и прочими прелестями, неминуемо воспламеняющими воображение»116.

Кавказский корпус выглядел весьма привлекательно и с материальной точки зрения. Огромное и слабо контролируемое финансирование военных расходов создавали благоприятные возможности для казнокрадства. Неудивительно, что желающих отправиться на Кавказ было больше, чем возможных мест, поэтому в войсках часто появлялись спекуляции, а офицеры даже бросали жребий117.

Вместе с тем, многие попадали на Кавказ не по доброй воле. В начале XIX в. Кавказ заслужил неофициальный титул «теплой Сибири». Сюда ссылали декабристов, участников польских восстаний, военнопленных и прочих провинившихся. Были случаи, когда за ослушание ссылались целые подразделения118.

Главным ссыльным местом являлось черноморское побережье, но офицеров здесь все равно не хватало, поэтому правительство предоставляло желающим добровольно отправиться в черноморские укрепления различные преимущества и льготы: увеличение выслуги лет, жалованья, уменьшения сроков службы и т. п.119

В сознании российских офицеров Кавказ часто представлялся «обетованной землей для всякого рода несчастных людей»120. Ведь отличительной особенностью кавказской ссылки являлась возможность исправиться и вернуть доверие, «делом» очиститься от «грехов», или продемонстрировать свою лояльность. Нередки были случаи когда разжалованным офицерам за боевые заслуги возвращали офицерский чин. Многие ссыльные даже сделали на Кавказе головокружительную карьеру. Так, рядовой участник польского восстания А. Ф. Рукевич после взятия в плен, был назначен солдатом в Кавказский корпус, где благодаря своему таланту, «беспорочной службой» и везению смог дослужиться до генеральского звания121.

Люди, попадавшие на Кавказ, не по своей воле были в большей степени подвержены ожесточению и часто отторгали новый опыт. В их среде наибольшее распространение получили девиантные модели поведения.

Для понимания ментальных особенностей офицеров Кавказского корпуса необходимо произвести обзор ключевых особенностей исторической среды, в которых проходила их жизнь.

Одним из важнейших параметров Кавказской войны является ее колониально-захватнический характер со стороны России и в глобальном плане она была вписана в общемировой процесс активизации экспансии крупных западных держав. Хронологически покорение Кавказа совпало с завоеваниями французами Алжира, англичанами Индии, США индейских территорий.

К. К. Пиратский. Формы нижних чинов Отдельного Кавказского корпуса. 1860

Однако российский колониализм на Кавказе имел особый специфический характер, существенно отличавшийся от классического европейского. Он шел в полном соответствии с многовековой тенденцией расширения России, выходом ее к естественным границам. Как заметил великий историк рубежа XIX – XX вв. В. О. Ключевский: «История России есть история страны, которая колонизуется»122.