Анатолий Лейкин - Портрет механика Кулибина Страница 11

- Смотри не спи, я тебя с "дядькой" Ерофеичем сведу, обсудим, что и как.

- Ты же обещал никому не говорить! - упрекнул я его.

- Ерофеичу можно. Он Кулибину весьма сочувствует! И тоже помочь ему хочет! Как совсем стемнеет, зайди за ближний куст. А назад другой вместо тебя вернется.

Легли мы со Степаном чуть в стороне от своих. Я объяснил ему, куда иду и как Егор придумал обмануть караульного.

За кустом меня уже дожидались трое. Соленый, тот самый бурлак, что уличал во лжи кормщика и, как оказалось, удивительно схожий со мной ростом и сложением, вернулся на мое место, лег и сразу же накрылся с головой рогожей.

Убедившись, что караульный не заметил подмены, мы с Ерофеичем и Егором направились к ближайшему лесочку.

- Слышал я от Егора о заговоре, - без предисловия начал "дядька", - и о том, что ты механика предупредить собираешься. Благое ты дело задумал, благое... Да только стоит ли тебе самому головой рисковать? Вольному из путины уйти куда сподручнее!

- Да, но...

- Знаю, все знаю, - остановил меня Ерофеич, - с матушкой ты уже шесть лет в разлуке! Не терпится тебе с ней свидеться! Однако сгоряча и то и другое можешь загубить!

- Почему же сгоряча? - обиделся я. - Мы со Степаном заранее обдумали, как мне без подозрений исчезнуть. Он давно уже для себя ту хитрость придумал, а мне ее уступил.

- Погоди. Давай по порядку. Кто такой Степан?

- Побратим мой. Тот, что пятак разогнул. Из путины ему непременно бежать надобно, чтобы невесту выручить. Князь ее другому отдает. До осени должен успеть! Ну а у меня дело еще более спешное, днями решается!..

- И в чем же секрет тот состоит?

- Холерным больным я должен прикинуться, чтобы судовщик велел по дороге оставить!

- Ловко! - похвалил Егор. - Чем черт не шутит, так может и выгореть дело, а, Ерофеич?

- Смотря как сыграть!

- Степан мне такие снадобья дал, что не отличишь!

Я объяснил про мухомор и чернику.

- Насчет гриба не знаю, - заметил Егор, - а ягоду лучше бы свежую найти.

- Хозяин-то, пожалуй, оставит на берегу, - прикинул Ерофеич, - а вот как староста ихний себя поведет? Ведь он головой за живописца отвечает! Кого-нибудь из своих может с ним оставить.

- А мы не согласимся! - возразил Егор. - Судовщик и так трех бурлаков недодал в общую артель, сколько положено по грузу! Откажемся дальше идти, и все тут!

- Верно, - одобрил "дядька", - охрану оставить мы не позволим.

- Староста может и настоять.

- А что, ежели Степану вызваться? - предложил я.

- Что ж, - согласился Ерофеич, - коли по-другому не выйдет, против Степана мы возражать не станем. Предупреди его. Только чтоб подозрений никаких насчет тебя не возникло, вернуться он должен непременно и объявить, что ты умер.

- А как же я дальше буду? - растерялся я.

- Надеешься, - пошутил Егор, - князь тебе паспорт вышлет, как сбежишь из путины?

Я засмеялся вместе со всеми.

- Бурлаков и без паспорта в путину берут, - объяснил Ерофеич, хозяевам то еще выгоднее, намного меньше таким платят. А живописцем пожелаешь остаться, бумаги себе как-нибудь раздобудешь, свет не без добрых людей. И о Степане не беспокойся, мы ему бежать поможем.

- Спасибо, Никанор Ерофеич!

- Погоди. Коли сорвется почему-то твоя затея, вдругорядь бежать не пытайся, Егор к Кулибину отправится, перескажи ему все подробно. А доберешься до механика, привет ему передай от меня. Он меня знает, я ему в первом испытании помогал. И вот еще что скажи. Пусть с путиной своей повременит немного. До тех пор, пока с надежными людьми сам к нему не явлюсь. Мы его от любой воровской шайки обороним!

- До Рыбни, - напомнил Егор, - почти месяц ходу. Что ж, Кулибину нас до другого года дожидаться?

- В пути всякое случается, - пожал плечами Ерофеич. - Бывает, что и расходятся с хозяевами бурлаки. Тем более с таким выжигой, как наш!

Похоже было, что он уже задумал что-то.

- А водоходная машина, - спросил я, - в самом деле труд бурлаков намного облегчает?

- Почти так же, как парус. Нынче уже поздно, а завтра у костра подробно расскажу, напомните только.

Ушел он первым, будто растворился в темноте. Я пересказал Егору подслушанный разговор, и он повторил мне его почти слово в слово.

- Бежать тебе, - сказал Пантелеев, - послезавтра утром лучше всего. Мы на Кстовой полянке ночевать станем, а оттуда до Подновья рукой подать. Желудкову от меня кланяйся, передай, что непременно явлюсь к нему, вместе с Ерофеичем.

- А Кулибину?

- Не довелось мне еще лично с ним познакомиться, - развел руками Егор, - хотя и слышал о нем много хорошего.

- А почему Кулибина богатые купцы и помещики невзлюбили? Разве им не выгодно водоходной машиной его пользоваться?

- Выгодно тем, - усмехнулся Егор, - кто честно дела свои ведет. А мошенникам и плутам, вроде Извольского и Осетрова, она только помешает вольных бурлаков, как липку, обдирать, а на оброчных - наживать огромные капиталы.

- А Желудкову машина чем приглянулась?

- Ясно чем. Он бурлакам сполна платит, за полцены оброчных у помещика не берет. Машина ему кровные копейки сбережет. И с бурлаками через нее он лучше поладит.

Темные тучи заволокли небо, и назад мы пробирались ощупью. Спать я лег рядом с Егором, надеясь утром незаметно смешаться со своими.

6

Крупные капли дождя забарабанили по рогоже и разбудили всех задолго до рассвета.

- Эх, жизнь наша каторжная! - тяжко вздохнул кто-то рядом со мной. В такую непогодь добрый хозяин собаку из избы не выгонит, а нам мокни весь день, не спавши!

Я поспешно вскочил на ноги, стал протискиваться к своим. За пеленой дождя никто, кроме Степана, не увидел, как мы с Соленым обменялись рукопожатием и несколькими фразами и разошлись в разные стороны.

- Нынче ночью, - шепнул я Степану.

Он понял меня с полуслова.

Снимались с якоря и делали первый шаг точно так же, как и вчера. Успевшие уже промокнуть до нитки и промерзнуть до костей, люди старались согреться на ходу. Однако получалось это плохо.

Луговая тропинка скоро кончилась, и в мокром песке ноги стали вязнуть еще хуже, чем в сухом. Когда же бичевник* потянулся по высокому берегу по-над яром, пришлось еще замедлить шаг. Тропинка петляла между кустами тальника, песок сменился глиной. Лапти хлюпали по болоту, грязь комьями налипала на них, ноги скользили в поисках опоры, бичева путалась в кустах... Несколько раз пришлось останавливаться, удерживая расшиву на месте, пока пять-шесть человек наскоро настилали гать.

_______________

* Б и ч е в н и к - тропа для бурлаков.

Дождь между тем не прекращался. Потоки воды лились на нас сверху, бурлили под ногами. Небо по-прежнему было затянуто темными тучами, одна набегала на другую, просвета нигде не предвиделось.

- Не доводилось еще в такую мокреть гулять? - обернулся ко мне Кудряш. - Ничего, обвыкнешь. Радоваться еще станешь, что не к якорю тянемся!

В тот момент я не мог себе представить, что возможно что-то еще худшее. Однако спорить не стал, крикнул в ответ, что уже привыкаю.

- Банька в дороге тоже полезна, - обратился Кудряш ко всем, - жаль только, пару никто не поддаст! Придется нам самим постараться!

- А как? - спросили из задних рядов.

- Шибче пойдем, авось вспотеем!

Бурлаки засмеялись. На какое-то время немудрящая шутка подбодрила их, заставила идти веселее. Но вскоре непогода взяла свое, движение снова замедлилось. У меня зуб на зуб не попадал от холода. Идти в лямке было еще тяжелее, чем вчера.

И только мысль о предстоящем побеге как-то поддерживала силы.

Неожиданно налетел резкий порыв ветра, и нас потащило к самому обрыву. Вместе со всеми я сел на землю, уперся ногами в корни тальника, руками схватился за ветки.

- Не уступи, ребята! - крикнул Ерофеич. - Обратно - водоворот!

Казалось, на этот раз расшиву нам не сдержать. Силы были на исходе, закоченевшие руки и ноги цепенели и срывались с опоры, в глазах потемнело от напряжения.

И заунывная песня, которую затянули Кудряш и Федор, как нельзя лучше соответствовала моменту:

- Ох, матушка Волга!

Широка и долга!

Укачала, уваляла,

У нас силушки не стало!

Удивительно, откуда вдруг взялись силы - возможно, песня помогла! но люди поднялись на ноги и снова двинулись вперед.

Вскоре глинистая почва сменилась каменистой, по мокрым скалам приходилось то карабкаться вверх, то спускаться в низины. Любое неверное движение грозило падением. Один человек увлекал за собой на землю сразу нескольких. Остальным приходилось стоять на месте и ждать, пока поднимутся упавшие. Больше времени топтались на месте, сбивая ноги об острые выступы, чем шли вперед. К тому же бичева на высоких скалах начинала "трубить" поднималась выше мачты, к которой была привязана. Это было весьма опасно; расшиву могло перевернуть.

- Эй, каторжные! - рявкнул с расшивы кормщик. - Снимай хомуты! Айда к якорю тянуться!

Многие вздохнули с облегчением. Однако Кудряш напомнил мне: