Анри Пиренн - Средневековые города и возрождение торговли Страница 12

Совершенно очевидно, что внутри городской черты каждый попадал под юрисдикцию епископа, и она заменяла фактически юрисдикцию, которой владел граф в теории над всеми свободными.[51] К тому же епископ использовал слабо очерченную полицейскую власть, в силу которой он наблюдал за рынками, регулировал сбор пошлин, имел заботу о мостах и валах. Одним словом, тут не было ни одной области администрации города, куда бы епископ, в силу ли закона или прерогативы, не вмешивался, как страж порядка, мира и общего блага. Теократическая форма правительства совершенно заменила муниципальный режим античности. Население управлялось епископом и не претендовало более на свою долю власти в этом правительстве. Иногда бывало, что смута вторгалась в город. Епископов осаждали в их дворцах, и они были вынуждены бежать. Но было бы преувеличением находить в этих событиях последние следы муниципального духа. Они скорее объясняются интригами или личным соперничеством.

Было бы совершенно ложно считать эти события за преддверие коммунальной революции XI и XII века. Более того, они бывали очень редко. Все указывает, что епископская администрация была в общем благодетельна и популярна.

Эта администрация, как выше было указано, не совпадала с городской чертой; она простиралась на всю епископию. Город был ее центром, а диоцез был ее областью. Городское население не пользовалось особо привилегированным положением. Режим, под которым оно жило, было режимом общего права. Рыцари, сервы и свободные, которых он захватывал, отличались от своих собратьев за чертой города только тем, что были сгруппированы в одном месте. Каких-либо особых законов и автономии, которой пользовалась буржуазия средних веков, здесь не было видно. Слово civis, которым современные тексты обозначали жителей городов, было простым топографическим обозначением, но оно не имело юридической значимости.[52]

Эти города были крепостями так же, как и епископскими резиденциями. В конце римской империи они опоясывались стенами, как защитой против варваров. Эти стены существовали почти повсюду, и епископы старались поддержать их или реставрировать с тем большей охотой, что набеги сарацинов и норманов давали убедительное доказательство, в течение IX века, нужды в защите. Старые римские укрепления продолжали защищать города от новых опасностей.

Их форма осталась при Карле Великом та же, что была при Константине. Как общее правило, город имел форму правильного четырехугольника, окруженного валами, с башнями на углах, и сообщающегося с внешним миром через ворота, обычно числом четыре. Пространство, таким образом замкнутое, было очень ограничено и в длину по бокам редко превышало от 4 до 5 сот ярдов.[53] Кроме того, оно далеко не все было застроено; между домами можно было найти возделанные поля и сады. Предместья (Suburbium), которые в Meровингскую эпоху простирались за валы, исчезли.[54] Благодаря своей защите города смогли почти повсюду победоносно противодействовать нападениям с севера и с юга. Достаточно здесь упомянуть о знаменитой осаде Парижа норманами в 885 году.

Епископские города естественно служили убежищем для окрестного населения при приближении варваров. Сюда приходили монахи даже издалека искать убежища, как, например, монахи из Сен Вааста в 887 году скрывались в Бове, а монахи из Сен Кентена в Лане.[55]

Среди необеспеченности и хаоса, что придает такой плачевный характер второй половине IX века, на города выпала настоящая миссия быть защитой. Они были, в подлинном смысле этого слова, спасители общества, на которое нападали, облагали данями, терроризовали. Вскоре, по другой причине, они не были в состоянии выполнить эту роль.

Известно, что анархия IX века ускорила разрушение франкского государства. Графы, которые были самыми крупными собственниками в своих округах, использовали существующие условия, чтобы достичь полной автономии, сделать свою службу наследственной, соединить в своих руках, вместе с частной властью, которой они пользовались над своими доменами, публичную власть, которая была им делегирована, и в конце концов слить под своим правлением в верховном суверенитете все графства, которые они могли притянуть сюда. Каролингская империя была таким образом разделена, с средины IX века, на большое число территорий, подчиненных многим местным династиям и связанных с королем только хрупкими узами феодального оммажа. Государство было слишком слабо, чтобы сопротивляться этому разъединению. Это разъединение совершалось, бесспорно, вследствие насилия и угрожающего вероломства. Тем не менее оно было благоденственно для общества. Захватывая власть, феодалы немедленно принимали обязательства, которые общество на них налагало. Их очевидный интерес был в том, чтобы защищать и покровительствовать земле и народу, которые становились их землей и их народом. У них не было недостатка в работе, которую только себялюбивая забота о власти на них налагала. По мере того, как росла и укреплялась их власть, они все более и более занимались тем, чтобы получить верховенство над организацией, которая обеспечивала общественный мир и порядок.

Первая нужда, которая обнаружилась, была нужда в защите против сарацииов и норманов, как и соседних сеньоров. Укрепления, вследствие этого, появлялись всюду с начала IX века.[56] Современные тексты дают нам много различных наименований: castellum, castrum, oppidum, urbs, municipium; самое обычное и в некоторых случаях самое техническое из этих названий — это burg; слово, происшедшее от германского корня и попавшее в латынь поздней империи и сохранившееся во всех современных языках: borgo (в итальянском языке); bourg (во французском); borough (в английском); burg (в немецком).[57]

От этих бургов раннего средневековья в наше время не осталось следов, письменные источники, к счастью, делают возможным представить точную их картину. Они были укреплены стенами небольшой длины, обычно в форме круга и окаймлены рвом. В центре можно было найти крепкую башню и укрепление, последний оплот защитников в случае нападения. Постоянный гарнизон из рыцарей (milites castrenses) здесь находился; он был под начальством кастеляна (castel-Janus). Феодал имел дом (domus) в каждом из бургов своей земли, где он останавливался со своей свитой во время постоянной смены своей резиденции, к чему принуждала его война или административные обязанности. Очень часто капелла или церковь, прикрываемая постройками, необходимыми для духовенства, поднимала свою колокольню над зубчатыми стенами укрепления. Порой здесь можно было найти рядом с ней дом, предназначенный для судебных собраний, члены которых в определенный период собирались в бург с разных концов. Наконец, что было всегда налицо, там стояли амбары и погреба, где сохранялись запасы, получаемые с окрестных зависимых доменов, на случай осады и приезда феодала. Натуральные оброки, взимаемые с крестьян округи, обеспечивали, с своей стороны, существование гарнизона. Поддержание в исправности стен возлагалось на тех же самых крестьян, которых сгоняли на работу согласно установленной барщине.[58]

Если идти из одного графства в другое, то картина, которая была нарисована, естественно разнилась в деталях, но основные черты можно встретить всюду те же самые. Сходство между бургами Фландрии и бургами англо-саксонской Англии поразительно.[59] Но это сходство, бесспорно, доказывает, что одни и те же нужды в своем развитии вызывают повсюду одни и те же результаты.

Как видно, бурги были больше всего военными учреждениями, но к этой основной их функции рано уже присоединилась другая — быть административным центром. Кастелан перестал быть только начальником рыцарей гарнизона. Феодал передал ему финансовую и судебную власть над более или менее обширным округом за стенами бурга, по округам, которые в X веке носили имя кастелянств. Кастелянство тяготело к бургу, как епископский округ — к городу. В случае войну, его обитатели здесь находили убежище; в мирное время здесь они принимали участие в судебных собраниях или сюда они платили оброки, которые на них были возложены. Тем не менее бург не носил городского характера. Его население, кроме рыцарей и клириков, которые составляли его существенную часть, состояло только из людей, находившихся у них на службе, и число их было очень незначительно. Это было население крепости, а не города. Никакая торговля, никакая промышленность не были возможны или мыслимы в таких условиях. Население это ничего не производило, жило на доходы с окрестной страны и не играло никакой роли в хозяйстве, кроме роли простого потребителя.