Анатолий Белов - Через костры и пытки Страница 12

Фрису не очень хотелось слушать подобные речи. Он был верным католиком. Кроме того, он хорошо знал, что если кто-нибудь случайно подслушает и донесет о том, какие разговоры ведутся в его доме, то наверняка не поздоровится тому, кто говорит, и тому, кто слушает.

— Так что же было в Базеле? — спросил он, стараясь перевести разговор в другое русло.

— Когда меня пригласили в Базель, — ответил Парацельс, — я знал, что святая церковь не имела там уже прежней силы. Магистрат предоставил свободу протестантам. И мне казалось, что сторонники новой веры будут более терпимы, не придавая значения глупым слухам и не менее глупым доносам. Во всяком случае, не нужно будет опасаться суда инквизиции и просто будет легче дышать. Но, увы, это оказалось не так.

Он вновь умолк, сел в кресло и задумался. Молчал и Фрис, ожидая, когда Парацельс продолжит. Но тот не торопился, будто забыв, что так и не закончил рассказывать о своем пребывании в Базеле.

— Так что же стряслось с тобой в Базеле? — снова спросил Фрис.

Парацельс картинно пожал плечами:

— То же, что и в других городах… начались сплетни… Каких только сплетен не разносили злые языки. Говорили, что я не признаю никаких авторитетов, поношу самого Галена. Боже мой, да разве я не признаю его величия? Он был велик для своего времени, но разве должно познание остановиться на Галене? Полезли по городу и другие сплетни, будто Парацельс занимается черной магией, колдовством, употребляет в практике лекарства, которые являются ядовитыми. И все оттого, что кто-то прослышал о моих алхимических опытах. Одетые в докторские мантии тупицы, которые только и знают что повторять изречения Галена и Гиппократа, разве они могли понять, что я ищу «философский камень» не для того, чтобы добывать золото, а для того, чтобы излечивать болезни! Если «философский камень» может воздействовать на низкие металлы, почему он не может воздействовать на организм человека? Что ты ответишь на это, Фрис?

Тот промолчал. Парацельс увлекся, глаза его разгорелись. Он продолжал:

— Гален лечил растительными соками. Он ничего не знал о металлах, камнях, о химии. Он ничего не знал о сере, ртути и соли, а из них образуется каждое тело. И секреты моих рецептов заключены в том, что я знаю секрет образования тел. Нет, не для забавы. Фрис, я занимался алхимией и никогда не беседовал с дьяволом. Чтобы лечить людей, надо искать, искать беспрестанно, делать опыты…

Неожиданно Парацельс остановился. Потом сказал:

— Все это долгий разговор, и убеждать тебя в своей правоте не хочу. Одним словом, были сплетни всякие. Но я привык к ним. А со своими собратьями по цеху не очень церемонился. Я простой человек и всегда говорю то, что думаю. Я им сказал, что они — тупицы. Да, да, так и сказал. Они сначала онемели от неожиданности, потому что им никто этого не говорил, а потом стали плеваться и осыпать меня бранью.

Он повеселел. Воспоминания о столкновении с базельскими врачевателями явно доставляли ему удовольствие.

— Тупицы, невежды, ничего не понимающие в лечении болезней. А вот берутся с умным видом целителей лечить. И, отправляя на тот свет больного, со значением повторяют одни и те же слова: «На все господня воля».

— Ты прав, Парацельс, — перебил Фрис, — тысячу раз прав. То же самое я могу сказать и о наших врачах. Но бороться с невежеством бесполезно.

— Нет и нет! — Парацельс повысил голос. — Если смириться с невежеством, значит, дать ему жить, существовать, процветать на века. Нельзя быть мягкотелым, когда имеешь дело с невеждами. С ними надо быть злым и жестоким. Боже мой, как их трясло в лихорадке, когда я пришел к ним не в докторской мантии с золотой цепью, а в пунцовом кафтане, в пунцовых штанах, в красных чулках и красной шляпе. Я знаю, как с ними поступать.

Они дрожали от гнева, не в силах вымолвить ни слова. Я показал им, что глубоко презираю их.

Фрис покачал головой. А его собеседник с горячностью продолжал:

— Конечно, они сделали все, чтобы не допустить меня к преподаванию в университете, требовали изгнать меня из Базеля. Они нашли поддержку у духовных лиц и монахов, которые, тыча в меня пальцами, твердили, что я колдун и посланец дьявола. Я не отступил и не пошел на примирение. Понял, что всегда надо проявлять твердость. И знаешь, я победил. Меня допустили на кафедру, и я начал читать лекции в университете.

Парацельс потер рукой гладко выбритый подбородок. Он с удовольствием вспоминал о том, как впервые вошел в переполненную аудиторию знаменитого университета.

— Этого не забыть, Фрис. Я начал говорить не по-латыни, как принято, а по-немецки, чтобы было понятно всем. И я сказал все, что я думаю о своих невежественных коллегах. Я заявил, что ни докторская мантия, ни знание наизусть Гиппократа, Галена, Авиценны не делают еще врачом. Врач должен знать болезни, знать, чем они вызываются, и уметь найти целительные средства. Чтобы подлить масла в огонь, я сказал, что сжег сочинения Галена и Авиценны, потому что не вижу в них никакого проку. Что тут было! Они бесновались. А я спросил, пробовали ли они лечить магнитом? Что они могли на это ответить? Я сказал, что они знают о магните то, что знает каждый мужик: он притягивает железо, и все. А я открыл, что магнит обладает и другой скрытой силой — может исцелять от недугов. Что они могли на это возразить?

— Один против всех, — тихо, как бы про себя, сказал Фрис. Но Парацельс услышал и подхватил:

— Вот именно — один против всех. И все они не могли справиться со мной. Я им насолил, крепко насолил. А они были так жалки… Зато студенты были со мной.

Им надоели школярские знания, прописные истины. Я водил будущих лекарей к постели больных и там устраивал занятия. Они постигали великую науку исцеления не в аудиториях, а оставаясь наедине с недугом. Тут хочешь не хочешь надо давать волю мозгам, припарками из изречений Галена не поможешь. Мои недруги бесились еще больше. Они прибегли к нечестному приему — что еще больше можно было от них ожидать! В воскресное утро на дверях городского собора вывесили пасквиль против меня. Очень злой пасквиль. Горожане, направлявшиеся на воскресную службу в церковь, останавливались и громко читали его. Недруги глумились над наукой, а меня просто именовали ослом, лжецом и дураком. Я привык ко всему этому и ничуть не разволновался. Я натянул на себя пунцовый костюм и пошел прогуляться по городу, чтобы раздразнить ослепленных яростью быков. Это быки приходят в неистовство, видя красное. Так и они.

Парацельс усмехнулся.

— Они бы ничего не смогли сделать со мной, если бы не случай. А случилось непоправимое: внезапно умер издатель Фробен. Тот самый, которого я когда-то вылечил. Он в благодарность печатал тексты моих лекций. Мгновенный удар — и все кончилось. Враги мои ухватились за это, чтобы свести счеты. Они распространили слухи, будто я уморил его своими лекарствами. Начался шум, расследование. Я сразу понял, что хорошего ждать мне не приходится. На меня могут возвести какие угодно обвинения, но как тут можно доказать, что ты не виновен? Бессмысленно.

Парацельс поднял глаза на Фриса.

— Вот, друг мой, и вся история, которая закончилась тем, что бывший профессор Базельского университета оказался на дороге в Кольмар, где добрый человек остановил карету и сделал меня своим гостем. Теперь, после того что я тебе рассказал, ты волен попросить меня из своего дома. Парацельс — опасная фигура, с ним не стоит связываться, ибо от знакомства с ним добра не будет. Поверь мне, я-то это знаю лучше, чем кто-либо.

Фрис подошел к нему, положил руку на плечо и сказал:

— Я счастлив, Теофраст Парацельс, что узнал тебя. Мой дом будет всегда твоим домом, и, если я чем-нибудь могу быть тебе полезен, рассчитывай на меня как на брата и друга.

Человек устало брел по дороге. Видно было, что он проделал немалый путь. А до Ганса, маленького швейцарского городка в горах Аппенцелля, надо было еще идти и идти.

Здесь, на горных дорогах, было пустынно. За день не попалось ни одной крестьянской телеги.

Человек вспомнил, как однажды он вот так же брел по дороге, усталый и измученный, и вдруг появился нежданно-негаданно словно с небес свалившийся благодетель Лоренц Фрис, милейший Фрис.

Это было четыре года назад.

— Вот так-то, доктор Парацельс, — сказал вслух путник и глубоко вздохнул.

Доктор? Он просто бродяга, бездомный, отвергнутый всеми, живущий на жалкие подаяния. Для него нигде нет больше места, и он вынужден скитаться в горных районах Аппенцелля, переходя из деревушки в деревушку, изредка врачуя крестьян.

Тогда, четыре года назад, найдя приют в доме доктора Фриса, он решил бросить кочевую жизнь, остаться навсегда в Кольмаре, заняться врачебной практикой. Но задержался там всего на полгода. Парацельс не мог смириться с невежеством, шарлатанством лиц, облаченных в докторские мантии. Он и в Кольмаре остался верен себе.