А Задохин - Пороховой погреб Европы Страница 13

Таким образом, в Восточном вопросе за внутрибалканскими противоречиями фактически скрывалась борьба за наследство Османской империи и за сферы влияния, в которой сталкивались интересы России, Австро-Венгрии, Италии, Германии, Англии и Франции. Наивысшей точкой этой борьбы стала русско-турецкая война 1877-1878 годов.

ВОСТОЧНЫЙ КРИЗИС (1875-1878)

В июне 1875 года в Герцеговине вспыхнуло стихийное массовое восстание, спровоцированное начавшейся массовой резней турками христианского населения. Все народы Балкан восприняли эту весть как свидетельство того, что пробил час освобождения. В Боснии, Болгарии, Албании, Македонии стремительно поднималась волна национально-освободительных движений. Балканский кризис грозил перерасти в общеевропейский.

Восстания на Балканах явились для всех без исключения европейских государств полной неожиданностью. В начале кризиса великие державы отрицательно смотрели на начавшиеся волнения на Балканах. Сообщения о турецких зверствах в Герцеговине и Болгарии, заполнявшие страницы европейской прессы, волновали больше общественное мнение, чем политиков. Лидеры европейских держав были склоны к сохранению Османской империи. Яркой иллюстрацией позиции Европы в отношении Балканского кризиса могут служить строки из письма английского посла в Стамбуле Г. Эллиота. Английская политика на Ближнем Востоке, писал Эллиот в Лондон, не должна изменяться в зависимости от того, будет ли убито 10 или 20 тысяч болгар. В задачу Англии по-прежнему должна входить поддержка Турции, так как ее неконтролируемый распад грозил для ближневосточной политики Англии непредсказуемыми последствиями. Стоя на этой позиции, Англия была склонна преуменьшать размах национально-освободительной борьбы на Балканах и приписывать его "подстрекательству" иностранных агентов.

Гораздо больше национально-освободительная борьба народов Балкан волновала Австро-Венгрию - ведь события развивались в непосредственной близости от ее границ. Австрийское правительство опасалось роста освободительных настроений у славянского населения империи - хорватов, чехов, поляков и др. Поэтому в Вене были заинтересованы в сохранении турецкого владычества над славянскими народами. Берлинская газета "Националь Цайтунг" писала в августе 1875 года, что венские националисты питают враждебность к "славянскому национальному элементу", а австрийская пресса "проповедует дикую ненависть к христианским народам Турции". Вместе с тем в правящих кругах Австрии существовало течение сторонников "триединой" империи, которое считало необходимым воспользоваться слабостью Османской империи и начавшимся восстанием славян для захвата этих территорий.

Франция на начальном этапе Восточного кризиса ставила своей целью предотвращение войны между Россией и Турцией. Эта война могла привести к развалу Османской империи, и французские финансисты, считавшие турецкий рынок зоной своих интересов, не желали такого поворота событий. Кроме того, стратегической целью французской дипломатии после 1871 года являлось вовлечение России в союз с Францией против Германии, и в Париже не желали, чтобы Россия переключала свое внимание с центральноевропейского направления на балканское. Вместе с тем Франция была ослаблена войной с Германией и наряду с недавно объединившейся Италией еще не могла вести активную внешнюю политику великой державы.

Германия, наоборот, подталкивала Россию к войне с Турцией, желая на время отвлечь Петербург от решения европейских проблем. Бисмарк прямо пообещал русскому правительству помощь в борьбе с Турцией, если Россия, как писал русский военный министр Д. А. Милютин, предоставит Германии возможность "беспрепятственно расправиться с Францией". Русское правительство ответило Берлину отказом: в Петербурге считали, что Германия обязана поддержать действия России на Балканах без всяких оговорок - в качестве компенсации за русский нейтралитет во время франко-германской войны 1870-1871 годов.

Что касается отношения России к балканской проблеме, то оно было двойственным. С одной стороны, все понимали, что сложившаяся ситуация дает России шанс, поддержав освободительное движение балканских народов, утвердиться на Балканах и, возможно, даже овладеть проливами. С другой стороны, в Петербурге отдавали себе отчет, что армия к войне не готова, финансы страны расстроены, а западные державы не намерены спокойно смотреть на то, как Россия будет утверждаться на Балканах - нарушить европейский статус-кво ей никто не позволит. Значит, надо либо ограничиться дипломатическими комбинациями, либо... либо воевать со всей Европой.

С самого начала кризиса русская дипломатия развила активную деятельность. Российское правительство стремилось всеми силами удержать от вооруженных выступлений руководителей повстанцев Боснии, Герцеговины и Болгарии. Такие же действия русские дипломаты предпринимали в Черногории и Сербии.

Между тем общественность и политические круги Сербии восприняли восстание в Герцеговине как начало долгожданной "национальной революции", в результате которой Босния и Герцеговина будут освобождены от турецкого владычества и объединятся с Сербией.

Масла в огонь подлило Апрельское восстание 1876 года в Болгарии. Князь Милан Обренович еще колебался: вступать или не вступать в войну с Турцией, но давление общественного мнения нарастало с каждым днем. Князь фактически оказался перед выбором: или трон, или война. Русские военные специалисты в Белграде предупреждали: армия к войне не готова. Впрочем, Милан Обренович и сам это видел. Тем не менее 18 (30) июня 1876 года Сербия объявила войну Турции. В союзе с Сербией против турок выступила Черногория.

"Возникает законный вопрос: на что же надеялся сербский монарх? задает вопрос В. Г. Карасев (В. Г. Карасев. Буржуазно-национальные революции балканских народов, восточный кризис середины 70-х годов XIX в. и русско-турецкая война 1877-1878 гг. - В сб.: "100 лет освобождения балканских народов от османского ига". - М., 1979, с. 178). - Ответ может быть только один - на помощь и заступничество России. Многолетний исторический опыт укрепил в сербах уверенность в том, что русский народ не оставит их в беде".

Русская дипломатия была категорически против этого шага. Но сербы упрямо игнорировали официальную позицию Петербурга, считая, что Россия должна действовать в ущерб своим собственным интересам, лишь бы помочь сербам осуществить их "высшее призвание". Русское общественное мнение было на стороне сербского народа, и в Белграде рассчитывали, что под давлением общественности официальный Петербург кинется таскать из огня каштаны для Сербии.

Этого не случилось. Русская общественность, целиком будучи на стороне Сербии, гораздо в большей степени была на стороне собственной страны. Это общее мнение очень хорошо выразил в те дни известный русский политический деятель князь П. А. Вяземский:

"Все, что делается по Восточному вопросу - настоящий и головоломный кошмар, - писал он. - Война теперь может быть для нас не только вред, но и гибель. Она может натолкнуться на государственное банкротство... Сербы сербами, а русские - русскими. В том-то и главная погрешность, главное недоразумение ныне, что мы считаем себя более славянами, чем русскими... Все это - недостойно величия России" (Татищев С. С. Император Александр II. Его жизнь и царствование. СПб., 1868, т. 2., с. 312-313).

Необходимо подчеркнуть, что чувства и поступки русских людей XIX века обусловливались не ущербными националистическими представлениями, а нравственной потребностью православных христиан быть рядом с тем, кому сейчас трудно, кто нуждается в помощи и поддержке. "К чести России, - писал Н. Серно-Соловьевич, - следует сказать, что истинно просвещенная часть народа движима в первую очередь гуманными чувствами. Для нее не существует обрядовых, национальных, кастовых предрассудков. Когда она видит страдания и несчастья людей, она прежде, чем узнать, кто эти люди, говорит: торжествует несправедливость, страдают люди. Вот почему ее сочувствие распространяется как на христианина, стонущего под турецким господством, так и на любую человеческую личность" (Н. Серно-Соловьевич. Россия и Восточный вопрос. Париж, 1860).

В Сербию прибыло около 4 тысяч русских добровольцев во главе с генералом М. Г. Черняевым, который занял пост командующего сербской армией. Русский Красный Крест прислал в Сербию врачей и фельдшеров, Тульский оружейный завод - целую оружейную мастерскую со штатом рабочих и мастеров.

Русские добровольцы сражались и в рядах герцеговинских и болгарских повстанцев. В числе добровольцев было более двухсот русских революционеров-народников, в том числе из числа политэмигрантов. Среди них были известный писатель С. И. Степняк-Кравчинский, Н. К. Судзиловский, А. И. Лепешинский, Д. Клеменц, М. П. Сажин - участник Парижской коммунны. Русские революционеры, которые считали, что "очень важно понюхать пороху, хотя бы в национальном восстании" (слова А. Л. Линева, одного из добровольцев) в дальнейшем рассчитывали использовать полученный боевой опыт уже в России. В Одессе вербовкой добровольцев в Сербию и Герцеговину руководил А. Желябов - один из главных организаторов убийства императора Александра II. Сражаясь с турками в рядах сербской армии и герцеговинских повстанцев, погибли такие русские добровольцы-революционеры, как Д. Гольдштейн, Е. Бальзам, А. Ерошенко и др.