Морис Симашко - Искупление Дабира Страница 13

Магриби быстро понял свое назначение, и не приходится с ним растолковывать смысл всякой притчи. Словесная ткань как бы окунается в чан с необходимой краской. Суть не меняется, а узоры лишь подтверждают незыблемость основы.

Для государей и сановников его книга, так что поймут они и то, что сверху, и скрытое в ножнах. Не только, что делать к пользе государства, но и как говорить при этом научит она. И все же некое сомнение не оставляет его. Есть вещи в государстве, о которых не принято писать и вазиру. Как быть с мушерифами, чья тайная служба определяет все видимое и невидимое?

Ночью производятся их доклады, чтобы не узнаны были лица. И не в канцелярии, а в некоторых домах выслушивают их донесения. Нельзя одному человеку доверять власть над ними, и четверо отобраны быть мушериф-эмирами. Друг о друге не знают они, а каждый в свое время докладывает только ему, Великому Вазиру.

Все передал он Абу-л-Ганаиму, кроме этой службы. Сегодня ночью был у него мушериф-эмир, чье звание "Всеведущий Державы". Особой важности его сообщение. Должен прибыть сюда некий великий дай от исмаи-литов, так что следует ожидать в ближайшие дни новых убийств. И еще о великой машине -диваркане, который строится для разрушения крепостей, было доложено ему...

Проверяя себя, он оглянулся на окно, посмотрел на бумагу. Нет, ничего не произнес и не написал он о муше-рифах. Даже думать об этом не следует, удостоверившись, не смотрят ли откуда-нибудь со стороны.

На молитву он встал, и сами собой отстранились все заботы мира. Одноцветная плоскость простерлась во все стороны. Сосредоточенный, он постоял, отвлекаясь от земного, колени коснулись саджжада '. Покойная благость была в движениях.

Выполняя ракат, выбросил он перед собой руки, лицом и локтями приник к земле. И вдруг замер, потрясенный. Некая мысль пронзила все его существо. Так ведь -- на коленях и локтями к столу -- стояла тогда Тюрчанка при гуламе!

Нет, не сама пришла она сейчас, а только воспоминание явилось ему. Но он отпрянул от саджжада, встал на ноги, растерянный. Необыкновенное снова происходило с ним.

Все тихо было в саду и в комнате, сердце постепенно успокаивалось. В общение его с богом вмешалась блудя-щая женщина. Усилие совершил он над собой и снова начал ракат. Но едва только согнул колени, как понял, что не уходит это из памяти. Еще раз начинал он молитву, но ничего не получалось...

Полный раздумий, долго стоял он посредине комнаты, и только когда надел на ноги тяжелые кожаные галоши, прошла, наконец, взбудораженность в мыслях.

----

' Саджжац- молитвенный коврик. 9*

II. ВАЗИР (Продолжение)

Солнце ударило в глаза и отступило на свое место в небе. Шагирд работал в саду по ту сторону арыка. Началось неизбежное, и по личному указанию Абу-л-Ганаи-ма тюльпаны перед дворцом Тюрчанки послан был вчера высаживать шагирд. Не дело это вазира -- расставлять садовников на работе, но коль не может Абу-л-Га-наим в другом досадить ему, то хоть в этом. Пришлось принимать меры. Сам Величайший Султан распорядился оставить этого шагирда в его кушке. Передали видевшие, что только побелели губы у нового вазира...

Шагирд уложил уже ряд дерна, и цвет у травы был такой, какой он любил: серый. Размерен в движениях молодой садовник. Некая спокойная сила во всем его облике, и не забывают такие люди благодеяний. Данный в детстве хлеб сильнее всех прочих уз на земле.

С давних пор в нем эта привычка: считать деревья в саду. Четкая красота содержится в линии подстриженных маклюр, и ровно двести раз повторяются они. Идя обратно, он проверяет счет. Ум отдыхает от хитросплетений мира, которые изо дня в день распутывает он уже тридцать лет. Но вновь и вновь возвращаются заботы, ибо таково предопределение его в мире...

Незримая связь с державой ощущается всякий раз, когда садится он за свой стол. Приблизилось время работы с таблицами неба, и сегодня уже не задержится имам Омар. Известно, что в приюте греха у гябров пил тот вино с мервским шихне. Ночевать же имам пошел к мастеру цветов в рабад. Оттуда и доставят его в кушк.

Назавтра же следует вызвать экзиларха ' иудеев Нис-сона. Считают те, что некогда при царях Эраншахра им жилось вольготней. Жен от них брали цари, и особо числят себя иудеи по извечной своей нескромности. Потому и не хотят заменить в субботней здравице поминание древних царей Кеев на знак нынешней династии. Тюрки же благоволят к ним и по простоте своей думают, что коль иудеи -- люди Писания, из коего черпал Пророк, то и первородство их в вере.

----

Экзиларх-- глава общины.

Надлежит также дать указание, чтобы огородили базарные столбы, на которых подвешивают пойманных ба-тинитов. Все, что от государства, имеет высший смысл, и не должны дети бегать внизу меж столбов. Если же отпадет у казненного рука или нога, то пусть лежит там до конца срока...

Он закончил писать. Калам в руке остановился на последнем завитке, но кружение нитей продолжалось. Это была только видимость. Искусный мастер так расположил золотые линии на стержне, куда втыкается тростник, что бесконечно вились они, никуда не уходя. Мудрость порядка в таком извечном кружении. Все рушится, коль оно останавливается.

В первый раз это случилось, когда хлопнула от ветра дверь. Тогда же явилась ему Тюрчанка. А потом захотел он подвигать ушами, как некогда в детстве, и опять выпал калам из пальцев. Он катился по столу все медленнее. И когда остановился, снова явилась она, но уже девочкой.

А что, если некая тайная сила в этом каламе, и есть у него возможность вызывать кого захочешь? Рассказывают ведь о чаше, в которой виден весь мир, а также е жезле, при посредстве которого раздвигаются горы. Стоит лишь сказать при том особое слово...

Рука его сама опустилась, и калам неслышно коснулся поверхности стола. Сердце билось гулко, как при быстрой ходьбе. Но ничего не произошло, и он перевел дыхание.

Тюрчанка затерялась где-то во времени, и даже контуров не осталось в памяти. С недоумением смотрел он на свои освободившиеся пальцы. Они слегка дрожали. Калам лежал на столе в том же положении.

Нет, чтобы вызвать кого-то, нужно сделать все, как в прошлый раз. Не просто следует опустить калам, а бросить его на середину, и тогда покатится тот в должном направлении. Быстро ухватив стержень, он поднял руку высоко над столом, и пальцы его разжались.

Вились и вились золотые нити. Но так и не остановилось их движение. Едва закачался стержень в последнем содрогании, как рука опять метнулась к нему, прижала к столу. В испуге отер он лоб другой, свободной рукой. А подняв глаза, увидел имама Омара...

III. СУД ИМАМА ОМАРА

Неудовольствие в глазах агая. Но не колотить же правоверному рукой в дверь, коль запрещено это Пророком. Знак агая в мире только что рассыпался на мелкие беспорядочные осколки .

Чем-то взволнован великий вазир И не его вчерашнее поведение тому причиной Знает агай даже, какого цвета вино, выпитое им с мервским шихне у гябров. С каждым здесь бродит рядом некая тень...

Троекратно постукивает уже агай каламом по столу, собирая мысли. Однозначен становится его голос. Полностью, не глотая слогов, произносит он божье свидетельство. Слышится тусская ясность произношения без примеси шелестящих звуков, как в Нишапуре. Рядом два этих города, но в отличие от Туса всегда прибавляют нечто лишнее в свою речь и одежду упрямые нишапурцы. Такова вечная их тяга к выделению из правил. В Мерве же красоте царственного языка фарси мешают бесполезные удлинения к концу слов. Все от обилия дувалов в этом городе.

Снова в клетку месяца урдбихишт уставился агай. Что далась ему эта лучистая звезда? Осень уже близится, за нею зима, а в месяце урдбихишт напряжены бутоны на розовых кустах, кричат от радости соловьи, и капельки пота выступают у женщин в завитках волос, у самого уха ..

С прежней отчетливостью раздается стук кости о дерево. Агай выверяет звездные таблицы, и шевелятся у него губы. Этого не было раньше. Полоса стриженых деревьев в окне продолжает линию стола. Какой-тъ человек возится в саду у дальней стены.

Он вздрагивает, потому что это опять шагирд, который был вчера у устада -- мастера цветов. Они во тьме не увидели тогда его, опустившего бороду и руки в сар-добу. Про то, что бывает он у Гонителя, говорил шагирд. Так называют батиниты этого старика, которьш проверяет сейчас счет звездам. Прямо на него смотрит шагирд...

IV. СУЖДЕНИЕ УСТАДА--МАСТЕРА ЦВЕТОВ

-- Что дороже вечности?

- Тайна!..

Устад Наср Али коснулся во тьме кольца, отдал в иъвидимые руки тыкву. Точно такая же тыква была передана ему взамен. В дальней комнате без окон зажег он светильник, вытащил пробку, отклеил узкую полоску шелка. Цифры были на ней- 1+30+5+1+40+6+ 400. Абд-жад это -числовые знаки букв, и составляют они слово "Алухамут". На языке древней правды -- пехлеви -- означает оно место, где орлов приучают к охоте. Сложенные вместе цифры дают сумму 483, а именно в этом году хиджры бог передал в их руки крепость в заоблачных горах, чем и подтверждалось право на нее. Ее владетель -- дикхан, склонявшийся к правде, все не решался открыто объявить о своей вере. Тогда семеро учителей-имамов явились туда к нему, а когда он стал кормить их хлебом, пригнули вдруг его голову к животу и заковали в цепи. Сам сайид-на вышел с повелением к страже и впустил по мостику над пропастью семьдесят фидаи. Аламут -- стали называть это гнездо правды в фарсидском просторечии .