Сергей Мельгунов - Красный террор в России. 1918-1923 Страница 14

«Ночь отмены смертной казни стала ночью крови…» У нас есть достаточное количество свидетельств, говорящих, что это именно так и было. Установилось как бы правило, что время, предшествующее периодическим отменам или смягчениям смертной казни, становилось временем усиленных смертных казней без всякого иного внешнего повода.

15-го января 1920 г. в «Известиях» за подписью председателя В.Ч.К. Феликса Дзержинского было опубликовано следующее постановление, адресованное «всем Губчека»: «Разгром Юденича, Колчака и Деникина, занятие Ростова, Новочеркасска и Красноярска, взятие в плен „Верховного Правителя“ создают новые условия борьбы с контр-революцией.

Разгром организованных армий контр-революции подрывает в корне надежды и расчеты отдельных групп контр-революции внутри советской России свергнуть власть рабочих и крестьян путем заговоров, мятежей и террористической деятельности. В условиях самообороны советской республики против двинутых на нее Антантой контр-революционных сил рабоче-крестьянское правительство вынуждено было прибегнуть к самым решительным мерам подавления шпионской, дезорганизаторской и мятежнической деятельности агентов Антанты и служащих ей царских генералов в тылу красной армии.

Разгром контр-революции вовне и внутри, уничтожение крупнейших тайных организаций контр-революционеров и бандитов и достигнутое этим укрепление советской власти дают нам ныне возможность отказаться от применения высшей меры наказания (т. е. расстрела) к врагам советской власти.

Революционный пролетариат и революционное правительство советской России с удовлетворением констатируют, что взятие Ростова и пленение Колчака дают ему возможность отложить в сторону оружие террора.

Только возобновление Антантой попыток путем вооруженного вмешательства или материальной поддержкой мятежных царских генералов вновь нарушить устойчивое положение советской власти и мирный труд рабочих и крестьян по устроению социалистического хозяйства может вынудить возвращение к методам террора.

Таким образом ответственность за возвращение в будущем советской власти к жестокому методу красного террора ложится целиком исключительно на правительства и правительствующие классы стран Антанты и дружественных ей русских капиталистов.

Вместе с тем Чрезвычайные Комиссии получают возможность и обязанность обратить усиленное внимание на борьбу с основным нашим для данного момента внутренним врагом, с хозяйственной разрухой, со спекуляцией, с преступлением по должности, содействуя всеми находящимися в их распоряжении средствами налаживанию хозяйственной жизни и устраняя все препятствия, создаваемые саботажем, недисциплинированностью или злонамеренностью.

Исходя из вышеизложенного, В.Ч.К. постановляет:

1. Прекратить с момента опубликования этого постановления применение высшей меры наказания (расстрел) по приговорам В.Ч.К. и всех ее местных органов.

2. Поручить тов. Дзержинскому войти в совет народных комиссаров и В.Ц.И.К. с предложением о полной отмене применения высшей меры наказания не только по приговорам чрезвычайных комиссий, но и по приговорам городских, губернских, а также верховного при В. Ц. И. К. трибуналов.

3. Постановление это привести в действие по телеграфу…»

Мы не радовались в Москве, так как хорошо помнили, как всего за год перед тем мы читали статьи, провозглашавшие конец террора. Вот, напр., выдержка из статьи некоего Норова в «Веч. Изв.» в Москве[84]. Газета писала по поводу лишения (?!) Ч.К. права самостоятельных расстрелов: «Русский пролетариат победил. Ему не нужен уже террор, это острое, но опасное оружие, оружие крайности. Он даже вреден ему, ибо отпугивает и отталкивает те элементы, которые могли бы пойти за революцией. Поэтому пролетариат ныне отказывается от оружия террора, делая своим оружием законность и право», (Курсив газеты).

…Мы помнили, что еще в январе 1919 г. Киевский Совет торжественно объявил: «на территории его власти смертная казнь отменяется».

15-го января 1920 г. сама Ч.К. выступила как бы инициаторшей отмены смертной казни. Мы хорошо знаем, что не Ч.К. была инициатором, она всемерно противилась и когда вопрос был все же решен в положительном смысле, Дзержинский настоял, чтобы формально начало было положено руководимой им Чрезвычайной Комиссией. Тем временем Чека спешила расправиться с намеченными жертвами. Более 300 человек по нашим сведениям расстреляно было в Москве.

Известная деятельница в рядах левых социалистов-революционеров Измаилович, бывшая в этот день в тюрьме, рассказывает: «В ночь перед выходом декрета об уничтожении смертной казни по приговорам чрезвычаек… 120 человек увезли из Бутырок и расстреляли… Смертники каким-то образом узнали о декрете, разбежались по двору, молили о пощаде, ссылаясь на декрет. Сопротивляющихся и покорных — всех перебили, как скотину… Эта тризна тоже войдет в историю!»[85]

Сидевший в эти дни в Московской Ч.К. один из авторов статей в сборнике «Че-Ка» рассказывает:[86]

«Уже постановление В.Ч.К. было принято, даже отпечатано в новогодних газетах (по ст. ст.), а во дворе М.Ч.К. наспех расстреляли 160 человек, оставшихся в разных подвалах, тюрьмах, лагерях, из тех, кого, по мнению Коллегии, нельзя было оставить в живых. Тут погибли в числе прочих уже осужденные трибуналом и половину срока отбывшие в лагере, как напр., по делу Локкарта — Хвалынский, получивший даже в этом жестоком процессе только 5 лет лагеря. Расстреливали 13-го и 14-го. В тюремную больницу утром привезли из М.Ч.К. человека с простреленной челюстью и раненым языком. Кое-как он объяснил знаками, что его расстреливали, но не достреляли, и считал себя спасенным, раз его не прикончили, а привезли в хирургическое отделение больницы и там оставили. Он сиял от счастия, глаза его горели и видно было, что он никак не может поверить своей удаче. Ни имени его, ни дела его установить не удалось. Но вечером его с повязкой на лице забрали и прикончили…»

В Петербурге накануне отмены смертной казни и даже в ближайшую следующую ночь было расстреляно до 400 человек. В Саратове 52, как свидетельствует одно частное письмо, и т. д.

После отмены смертной казни в сущности фактически за Чрезвычайными комиссиями было оставлено это кровавое право. Была сделана лукавая оговорка: «Киевской губ. чека — сообщали, напр., „Известия“ 5-го февраля — получено телеграфное разъяснение председателя В.Ч.К. о том, что постановление ЦИК об отмене смертной казни не распространяется на местности, подчиненные фронтам. В этих местностях за Ч.К. и революционными трибуналами право применения высшей меры наказания сохраняется. Киев и Киевская губ. входят в полосу, подчиненную фронтам». И с небывалой откровенной циничностью Особый Отдел В.Ч.К. разослал 15-го апреля председателям Особых Отделов при местных Ч.К. циркуляр следующего содержания: «В виду отмены смертной казни предлагаем всех лиц, которые по числящимся за ними разным преступлениям подлежат высшим мерам наказания, отправлять в полосу военных действий, как в место, куда декрет об отмене смертной казни не распространяется». И я помню, как одному из нас, арестованных в феврале 1920 г. в связи с обвинением в контрреволюции, следователем было сказано определенно: здесь мы расстрелять вас не можем, но можем отправить на фронт, причем под фронтовой полосой вовсе не подразумевалась какая-нибудь территория, где велась бы активная гражданская война[87].

Вскоре и к этим иезуитским приемам Ч.К. не приходилось более прибегать (впрочем, я сомневаюсь, прибегала ли она к ним фактически, ибо раз все творилось втайне, едва ли в этом была необходимость; если прибегала, то в редких случаях)[88]. Как бы забывая об отмене смертной казни, сами «Известия» как-то сообщили, что с января по май расстрелян 521 человек, причем на долю трибунала приходилось 176, а на долю одной московской Ч.К. — 13.

В связи с событиями русско-польской войны смертная казнь уже официально была восстановлена 24-го мая. После ее больше уже не отменяли. Характерен приказ Троцкого от 16-го июня 1920 г., если сравнить его с демагогическими призывами большевиков 1917 г.:

«1. Всякий негодяй, который будет уговаривать к отступлению, дезертир, не выполнивший боевого приказа — будет расстрелян.

2. Всякий солдат, самовольно покинувший боевой пост — будет расстрелян.

3. Всякий, который бросит винтовку или продаст хоть часть обмундирования — будет расстрелян».

…Ведь Всероссийский съезд советов постановил: «восстановленная Керенским смертная казнь на фронте отменяется»…[89] Началась вакханалия расстрелов в прифронтовой полосе, но не только там. Сентябрьский мятеж красного гарнизона в Смоленске был жесточайшим образом подавлен. Полагаю, что расстреляно было 1200 солдат, не считая других элементов, участвовавших в бунте[90].