Сергей Мельгунов - Красный террор в России. 1918-1923 Страница 15

Вскоре и к этим иезуитским приемам Ч.К. не приходилось более прибегать (впрочем, я сомневаюсь, прибегала ли она к ним фактически, ибо раз все творилось втайне, едва ли в этом была необходимость; если прибегала, то в редких случаях)[88]. Как бы забывая об отмене смертной казни, сами «Известия» как-то сообщили, что с января по май расстрелян 521 человек, причем на долю трибунала приходилось 176, а на долю одной московской Ч.К. — 13.

В связи с событиями русско-польской войны смертная казнь уже официально была восстановлена 24-го мая. После ее больше уже не отменяли. Характерен приказ Троцкого от 16-го июня 1920 г., если сравнить его с демагогическими призывами большевиков 1917 г.:

«1. Всякий негодяй, который будет уговаривать к отступлению, дезертир, не выполнивший боевого приказа — будет расстрелян.

2. Всякий солдат, самовольно покинувший боевой пост — будет расстрелян.

3. Всякий, который бросит винтовку или продаст хоть часть обмундирования — будет расстрелян».

…Ведь Всероссийский съезд советов постановил: «восстановленная Керенским смертная казнь на фронте отменяется»…[89] Началась вакханалия расстрелов в прифронтовой полосе, но не только там. Сентябрьский мятеж красного гарнизона в Смоленске был жесточайшим образом подавлен. Полагаю, что расстреляно было 1200 солдат, не считая других элементов, участвовавших в бунте[90].

Газеты в центре умалчивали о расстрелах в чрезвычайных комиссиях[91], но опубликовывали сведения о расстрелах, чинимых особыми революционно-военными трибуналами. И даже эти официальные цифры устрашающи: С 22-го мая по 22-го июня — 600; июнь-июль — 898; июль-август — 1183; август-сентябрь —1206. Сведения опубликовывались приблизительно через месяц. 17-го октября «Известия», сообщали о 1206 расстрелянных за сентябрь, перечисляли и вины этих погибших. С точки зрения обоснования «красного террора» они характерны: за шпионаж — 3, за измену — 185, неисполнение боевого приказа 14, восстания 65, контрреволюцию 59, дезертирство 467, мародерство и бандитизм 160, хранение и несдача оружия 23, буйство и пьянство 20, должностные преступления 181. Простому смертному чрезвычайно трудно бывает подчас разобраться в большевистской юрисдикции. Напр., в «Известиях»[92] появляются сведения, что с февраля по сентябрь 1920 г. в революционных трибуналах Вохры (войска внутренней службы, т. е. в сущности в войсках Ч.К.) расстреляно 283 человека. У нас есть копия одного такого приговора, опубликованного в Московских «Известиях» 18-го ноября. Главный Реввоенный трибунал войск внутренней службы приговорил к расстрелу инженера Трунова, начальника административного отдела М.О.И.У. Михно С. С. и начальника артиллерийского снабжения Т.А.О.Н.А. Михно Н. С. за злоупотребления по службе, «приговор окончательный и обжалованию ни в апелляционном, ни в касационном по рядке не подлежит».

Можно потеряться в этой кровавой статистике, ибо кровь не сочится, а льется ручьями, обращающимися в потоки, когда в жизни советской России происходят какие-нибудь осложнения. Летом 1920 г. расстреляно в Москве 20 врачей по обвинению в содействии в освобождении от военной службы. Вместе с тем было арестовано 500 человек, дававших якобы врачам взятки, и советские газеты, публикуя имена расстрелянных врачей добавляли, что и их клиентов ждет та же участь. Очевидец, бывший в то время в Бутырках, говорит, что до «последней минуты большинство не верило, не могло даже допустить, что их ведут на расстрел». По официальным данным их расстреляно было 120 человек, по неофициальным значительно больше. Осенью 1920 года происходят в Москве волнения в местных войсках. До нас, жителей Москвы, доходят слухи о массовых расстрелах в Ч.К.; в заграничной эсеровской печати[93] я читал сведения о казни 200–300 человек. «Последние Новости»[94] сообщали о расстреле в октябре 900; в декабре 118. Корреспондент «Воли России» насчитывал в одном Петербурге расстрелянных за 1920 г. 5000 человек (осень 1920 г. была временем ликвидации восстаний и «заговоров», связанных с наступлением ген. Юденича). В статье Я. К-ого «В Москве», напечатанной в «Посл. Нов.»[95], рассказывается со слов приехавшего из России о совершенно чудовищном факте — о расстреле, в целях борьбы с проституцией, после облав и освидетельствования, сифилитичек. Нечто аналогичное я слышал сам. Я не мог поверить в упорно ходившие по Москве сообщения о расстреле заразившихся сапом[96]. Многое невероятное и чудовищное было далеко не сказками при этом небывалом в мире режиме.

На Севере

Как ликвидировалась «гражданская война» на Севере, мы знаем из очень многих источников. До нас в Москве доходили устрашающие сведения о карательных экспедициях Особого Отдела В.Ч.К. во главе с Кедровым в Вологде и других местах. Карательные экспедиции — это были еще новые формы как бы выездных сессий Особого Отдела В.Ч.К.[97] Кедров, находящийся ныне в доме сумасшедших, прославился своей исключительной жестокостью. В местных газетах иногда появлялись отчеты об этих карательных поездках, дающие, конечно, только весьма слабое представление о сущности[98]. В этих отчетах говорилось о сотнях арестованных, о десятках расстрелянных и пр. во время «административно-оперативной» и «военно-революционной» ревизии. Иногда сведения были очень глухи: напр., при Воронежской поездке Особого Отдела В.Ч.К. во главе с Кедровым говорилось, что переосвидетельствовано в течение нескольких дней 1000 офицеров, взято «много заложников» и отправлено в центр.

Так же действовал Кедров и на крайнем севере — после него и по-своему знаменитый Эйдук, собственноручно расстреливавший офицеров, казался «гуманным» человеком. В Архангельских «Изв.» от времени до времени стали появляться списки лиц, к которым комиссия Кедрова применяла высшую меру наказания. Вот, напр., список 2-го ноября из 36 человек, среди которых и крестьяне, и кооператоры, и бывший член Думы, выборжец Исупов. Перед нами лежит другой список в 34 фамилии расстрелянных за «активные контрреволюционные действия в период времени Чайковщины и Миллеровщины»; наконец, третий, включающий 22 убитых, в числе которых Архангельский городской голова Александров, редактор «Северного Утра» Леонов, начальник почтового отделения, театральный антрепренер, приказчик, мн. др. Корреспондент «Последних Новостей»[99] свидетельствует, что «были случаи расстрелов 12—16-летних мальчиков и девушек».

Архангельск называется «городом мертвых». Осведомленная корреспондентка «Голоса России»[100], бывшая здесь в апреле 1920 г., «вскоре после ухода из города английских войск» пишет: «После торжественных похорон пустых красных гробов началась расправа… Целое лето город стонал под гнетом террора. У меня нет цифр, сколько было убито, знаю, что все 800 офицеров, которым правительство Миллера предложило ехать в Лондон по Мурманской жел. дор., а само уехало на ледоколе, были убиты в первую очередь». Самые главные расстрелы шли под Холмогорами. Корреспондент «Рев. России» сообщает: «в сентябре был день красной расправы в Холмогорах. Расстреляно более 200. Все больше из крестьян и казаков с юга. Интеллигентов почти уже не расстреливают, их мало» (№ 7). Что значит «крестьян и казаков с юга?» Это значит людей, привезенных с юга и заключенных в концентрационные лагеря Севера. Чрезвычайные комиссии с особой охотой и жестокостью приговаривали к отправке в концентрационные лагеря Архангельской губернии: «Это значит, что заключенного посылали на гибель в какой-нибудь дом ужаса». Мы увидим дальше, что в сущности представляли собою эти лагеря. Кто туда попадает, оттуда не возвращается, ибо в огромном большинстве случаев, они бывают расстреляны. Это часто лишь форма сокрытой смертной казни[101].

«На Дону, на Кубани, в Крыму и в Туркестане повторялся один и тот же прием. Объявляется регистрация или перерегистрация для бывших офицеров, или для каких-либо категорий, служивших у „белых“. Не предвидя и не ожидая ничего плохого, люди, проявившие свою лояльность, идут регистрироваться, а их схватывают, в чем они явились, немедленно загоняют в вагоны и везут в Архангельские лагеря. В летних костюмчиках из Кубани или Крыма, без полотенца, без кусочка мыла, без смены белья, грязные, завшивевшие, попадают они в Архангельский климат с очень проблематическими надеждами на возможность не только получить белье и теплую одежду, но и просто известить близких о своем местонахождении.

Такой же прием был применен в Петрограде по отношению к командному составу Балтийского Флота. Это — те, которые не эмигрировали, не скрывались, не переправлялись ни к Юденичу, ни к Колчаку, ни к Деникину. Все время они служили советской власти и, очевидно, проявляли лояльность, ибо большинство из них за все четыре года большевизма ни разу не были арестованы. 22-го августа 1921 г. была объявлена какая-то перерегистрация, шутка достаточно обычная и не первый раз практикующаяся. Каждый из них, в чем был, со службы заскочил перерегистрироваться. Свыше 300 чел. было задержано. Каждого из них просто приглашали в какую-то комнату и просили подождать. Двое суток ждали они в этой комнате, а потом их вывели, окружили громадным конвоем, повели на вокзал, усадили в теплушки и повезли по разным направлениям, — ничего не говоря, — в тюрьмы Орла, Вологды, Ярославля и еще каких-то городов…»