Бэзил Гарт - История Первой мировой войны Страница 14

Мистер Эмери, автор истории этой войны от «Таймс»[25], нащупал слабое место в общепринятой европейской теории и указал, что военное мастерство в настоящее время значит больше, чем превосходство в численности, и с развитием материальной базы эта пропорция будет возрастать. То же соображение пришло на ум генералу Баден-Пауэллу, который настаивал, что развить это мастерство можно, воспитав в офицерах ответственность с юности — но ему пришлось доказывать действенность этого способа в движении бойскаутов, а не в армии.

У двух генералов, Пэджета и Хантера, имелась концепция ценности и дальнейшего использования транспортных средств во время войны, в то время как Хейг заявил, что вместо конной пехоты он бы предпочел пехоту «на моторах». В связи с развитием двигателей между 1903 и 1914 удивительно, сколь мало пользы было извлечено из этого к началу следующей войны — и даже к ее концу!

Но самая примечательная особенность этой Королевской комиссии состояла в том, как Френч и Хейг рассуждали о первостепенном значении arme blanche[26], подразумевая, что до тех пор, пока возможна кавалерийская атака, военные действия будут удачными. Столь же яркая недооценка огневой мощи содержится в прогнозе Хейга о том, что «похоже, артиллерия будет действительно эффективной только против необстрелянных войск». Он уверенно заявлял, что «в будущей войне конница получит более широкую сферу применения». И продолжал: «Помимо того, что было использовано до, в момент и после боя до настоящего времени, мы должны ожидать ее стратегического использования в гораздо больших масштабах, чем прежде».

Какая пропасть лежала между этими ожиданиями и реальностью! Французы, немцы, русские и австрийцы, конечно, обладали к началу войны готовой кавалерией беспрецедентных размеров. Но на первом этапе она создавала больше проблем для своих сил, чем для врага. С 1915 ее роль стала совсем незначительной — за исключением нагрузки на запасы их собственных стран. Несмотря на относительно небольшую численность британской кавалерии, фураж был крупнейшим предметом импорта, его ввоз превышал даже ввоз боеприпасов; то есть он являлся наиболее опасным фактором, усугубляющим подводную угрозу. В то же время, по авторитетному мнению, именно транспортные проблемы, вызванные необходимостью прокорма огромного количества кавалерийских лошадей, стали важным фактором, спровоцировавшим развал России.

К тому же в британской армии еще один результат этого заблуждения заключался в том, что когда кавалерийская школа добилась успеха в последние годы перед войной, появилась свойственная военным склонность наказывать офицеров, предлагавших более реалистичные идеи, отсутствием карьерного роста — в результате широкие круги военных были вынуждены хранить молчание. Это обстоятельство крайне печально, поскольку необходимость в мобильности войск была важна настолько же, насколько устарели средства для их передвижения; чрезмерный акцент на старом означал, что создать эти средства заново будет затруднительно.

Тем не менее горькие уроки Бурской войны принесли много пользы и оказали влияние, до некоторой степени противодействующее тому омертвению мысли и ритуальности в методах, которые вырастают вместе с ростом профессиональности армий. Прогрессом в своей организации в преддверии 1914 годом британская армия многим обязана лорду Халдану.[27] Ему же Англия обязана созданием второочередной армии из граждан, частично подготовленных в военном отношении, то есть территориальной армии.

Лорд Робертс ратовал за общеобязательную военную подготовку, но принципы добровольности так глубоко проникли в сознание английского народа, что пойти на это было рискованно. Халдан вполне разумно попытался расширить военную мощь Англии, не порывая уз, накладываемых в этом вопросе традиционной политикой Англии. В результате Англия имела в 1914 году экспедиционную армию в 160 000 человек. Это была ударная армия, лучше отточенная и подготовленная, чем армии других стран, — рапира среди кос. Чтобы поддерживать нужную численность этой армии, прежняя территориальная милиция была преобразована в специальный резерв, откуда экспедиционная армия могла черпать пополнения.

За этой первоочередной армией шла территориальная, которая хотя и предназначалась только для защиты метрополии, но все же имела постоянную военную организацию. В этом и было основное отличие этой армии от бесформенной армии добровольцев, которой она пришла на смену. В отношении технических средств борьбы британская армия не обладала по сравнению с другими никакими преимуществами, но меткость винтовочной стрельбы ее бойцов не была превзойдена ни в одной из других армий мира.

Реформы, благодаря которым британская армия сравнялась с передовыми армиями континента, имели один серьезный недостаток: на эти реформы оказали сильное влияние тесные контакты, установившиеся со времени соглашения между британским и французским Генеральными штабами. Это привело к появлению «континентального» склада мышления среди сотрудников британского Генерального штаба, а действия совместно с союзной армией настраивали британских командиров к решению задач, для которых их более гибкая армия была мало пригодна. Это обстоятельство мешало проявлению традиционно сильных сторон использования британской армии на суше — таких, как подвижность. Маленькая, но хорошо подготовленная армия, «как гром с неба», обрушивающаяся на противника в важном стратегическом направлении, может привести к такому стратегическому успеху, который по своим размерам ни в каком отношении не соответствовал бы ее небольшой численности.

Последний аргумент ведет нас к исследованию обстановки на море, т. е. к изучению соотношения между флотом Британии и Германии. Морское превосходство Британии, не вызывавшее в течение долгих лет никакого сомнения, в последние годы перед войной стало оспариваться Германией, которая поняла, что мощный флот является ключом к тем колониальным владениям, о которых она мечтала, как отдушине для ее торговли и возраставшей численности населения. В этом отношении претензии Германии росли по мере того, как опасный гений адмирала Тирпица усиливал инструмент для их удовлетворения.

Под влиянием морского соревнования британский народ всегда охотно шел навстречу нуждам флота, твердо желая во что бы то ни стало сохранить свой принцип «двухдержавного стандарта»[28] и престиж на море. Хотя эта реакция и была скорее инстинктивной, чем разумной, тем не менее ее подсознательная мудрость имела под собой лучшее основание, чем те лозунги, которыми эта реакция оправдывалась.

Индустриальное развитие Британских островов сделало их зависимыми от заморских источников снабжения продовольствием и от беспрерывного притока предметов заморского экспорта и импорта, необходимых для существования промышленности Британии. Для самого флота это соперничество было средством, позволявшим сосредоточить все внимание на основном. Развивалось главным образом артиллерийское дело, меньшее значение придавалось внешнему лоску и блеску медных частей. Были изменены вооружение и конструкция боевых судов; «Дредноут» открыл новую эру, породив класс линейных кораблей, вооруженных только тяжелыми орудиями. К 1914 года Британия имела 29 таких «капитальных судов»[29], кроме того, еще 13 строилось на верфях — против 27 германских: 18 построенных и 9 строившихся. Морские силы Британии были разумно распределены, причем основная группа находилась в Северном море.

Большой критике следовало бы подвергнуть достаточно пренебрежительное отношение Британии к подводным лодкам как мощному оружию морской борьбы — тем более, что некоторые морские авторитеты делали в этом отношении вполне правильный прогноз. Здесь точка зрения Германии проявилась скорее в числе заложенных подводных лодок, чем в числе уже построенных. К чести Германии надо отнести то, что, хотя морские традиции были ей не близки, а ее флот был скорее продуктом искусственных, чем естественных потребностей, тем не менее высокие технические стандарты искусства германского флота делали его серьезным соперником британскому — а в области научного использования артиллерии он, возможно, был даже выше последнего.

Но в первый период войны противостояние морских сил могло повлиять на исход борьбы в значительно меньшей степени, чем противостояние сухопутных сил. Это происходило оттого, что флот был связан неизбежно присущим ему ограничением: он привязан к морю и потому не может наносить удары непосредственно по территории враждебной нации. Основной его задачей явилась защита необходимых своей стране морских сообщений и действия на сообщения противника. Хотя необходимой предпосылкой для таких действий и может считаться победа в морском сражении, однако блокада в этом случае также необходима. А так как результаты блокады сказываются не сразу, то и влияние ее могло бы оказаться решающим лишь в том случае, если армия не сможет обеспечить (хотя на это все рассчитывали) быструю победу на суше.